Бес в серебряной ловушке
– Метафоры?! Признайтесь, Орсо. Вы просто прикарманили Наследие, убили свидетеля и теперь прикидываетесь грешником на покаянии!
Руджеро почти шипел, бледный от бешенства, но Орсо лишь долил себе вина.
– Так отправились бы с нами. Не сомневаюсь, вы бы все сделали безупречно, как и в прошлый раз.
Эти слова произвели странное впечатление, будто проткнули в неистовстве Руджеро дыру. Доминиканец медленно выдохнул и осел на скамью. Минуту спустя он проговорил уже тише:
– Орсо, вы сегодня были у…
– Был, но меня не приняли.
– А что говорит врач?
– Молчит, – хмуро ответил Орсо, – или цедит мудреные слова, которые, полагаю, переводятся с медицинского языка как «идите к черту». Но дело плохо, Руджеро. Доктор не отлучается ни на минуту. Даже не спускается к столу. Поэтому я и ужинаю здесь. У меня разом отшибает аппетит от перспективы сидеть в трапезной одному как перст.
Худое смуглое лицо монаха передернулось, губы сжались бесцветной щелью, бусины четок впились в ребро ладони. Несколько секунд он отсутствующе смотрел поверх полковничьего плеча, а потом вздохнул, роняя четки на стол.
– Вы правы, – проворчал он, – день не постный. Любезный! Подайте вина! – Охватив ладонями кружку, доминиканец заговорил, сухо чеканя слова и делая длинные паузы: – Вот что, Орсо. Мне не хотелось прежде времени откровенничать с вами. Не хочется и сейчас. Но, думаю, вы должны знать. – Доминиканец запнулся. Залпом ополовинил кружку. – Моя поездка в провинцию принесла некоторые открытия. – Он снова осекся, похоже, все еще сомневаясь, стоит ли продолжать. Орсо же молча ждал, не столь терпеливо, сколь равнодушно. А монах стукнул кружкой, будто отметая колебания. – Орсо, ваш провал ужасен! Но, быть может, еще не все потеряно. Думаю, я знаю, почему вы ничего не нашли в Кампано. Пастор что-то заподозрил и успел избавиться от Наследия.
Полковник покачал головой:
– Не глупите. Ни один из хранителей Наследия никогда не спрятал бы свою Треть так, чтоб ее нельзя было найти. И уж тем более не отдал бы ее в чужие руки.
– В чужие – нет, – согласился монах, – но что, если пастор нашел руки как раз подходящие? У меня нет доказательств, Орсо. Но есть серьезные основания думать, что тогда, одиннадцать лет назад, дело не было доведено до конца. Младший из семьи Гамальяно, похоже, жив.
Он проговорил это на одном дыхании, на лбу выступили бисеринки пота. Умолк, глядя на Орсо. А тот спокойно пожал плечами:
– Тот самый ребенок? Вот как… Ну так что же? Пусть себе живет. Одним грехом меньше, Руджеро, неужели вам не отрадна эта весть?
Монах посмотрел на полковника, будто на умалишенного:
– Не притворяйтесь идиотом, Орсо! – прошипел он. – Вы же прекрасно понимаете! Это все меняет!
– Что это меняет, святой отец? – поморщился военный. – Если мальчик даже уцелел в тот день и теперь прозябает где-то в провинции, то у него нет ничего, кроме грустной истории в прошлом. Или вы думаете, что все эти годы он следил за вами, мечтая отомстить? Снимите эти романтические тряпки, Руджеро, они вам не к лицу.
Монах побледнел, словно полковник только что обругал его отборным площадным лаем. Придвинулся к столу вплотную, и в свете свечей стало видно, что один его глаз темнее другого.
– Орсо… – прошептал он. – Орсо, Орсо… Вы издеваетесь, да и бог с вами, но сейчас не время! Наши поиски годами заходили в один и тот же тупик. Операция, которую вы готовили столько времени, потерпела неудачу. И вдруг именно сейчас выясняется, что в мире есть еще один живой Гамальяно. А вы пожимаете плечами?
Полковник на миг прикрыл глаза. А потом так же устало спросил:
– Святой отец, прошло много лет. Дети несказанно меняются с годами. Да и сомневаюсь, что вы особо рассматривали того малыша. Или парень сам представился вам под своей… хм… прославленной фамилией?
Руджеро откинулся назад и резко потер лоб:
– Я уже сказал, у меня нет доказательств! Да, я могу ошибаться! Но Орсо, мы опять в тупике! И не вправе пренебречь даже самым паршивым шансом! Треть должен был хранить пастор, но ее у него не оказалось! Зато меньше чем в сутках пути от Кампано вдруг появился юнец, будто срисованный с фамильного портрета! Не слишком ли занятное совпадение, полковник?
Брови Орсо раздраженно дрогнули:
– Хорошо. Для очистки совести я пороюсь в этом совпадении. Как этот ваш недоносок выглядит?
Монах скривился от скучающего полковничьего тона и сухо отчеканил:
– Он подмастерье. Называет себя падуанцем. И у него есть особая примета: он слеп.
– Что? Слеп? – Орсо вскинул голову, впервые проявив интерес к разговору.
– Ему это не слишком мешает, – отрубил Руджеро. – В остальном он ничем не примечателен. Ему около семнадцати лет, долговяз, худощав, черноволос, имеет рубец от плети на щеке, оборван и… хм… недурной танцор.
Доминиканец отрывисто сыпал словами, не замечая, как полковник стремительно меняется в лице.
– Погодите, Руджеро! – вдруг перебил он. – Вы уверены в этом описании?
– Я описываю вам живого человека, а не полустертую фреску! – огрызнулся доминиканец. – Но, вижу, вы по-прежнему полны скепсиса. Не смею больше вам докучать.
Он бросил на стол монету, со скрежетом отодвигая скамью, но полковник тоже привстал с места:
– Да погодите вы, Руджеро! Не такая уж я неблагодарная скотина. Вы отсыпали мне леденцов из вашего кармана – и я тоже готов с вами поделиться. Но учтите, это все может быть одним сплошным совпадением. Сядьте!
Орсо снова опустился на скамью, потянулся за кувшином и налил вина обоим.
– Руджеро, я повторяю, мы можем гоняться за призраками. Дело в том, что в Кампано… да, черт подери, я сделал все, что мог, обшарил это паршивое графство, как голодная дворняга пустую кухню, но ничего не нашел. Представьте себе мое разочарование.
Однако, уже покидая Кампано, я вдруг узнал, что в господском замке уже после нашего ухода побывали двое человек. Они же похоронили пастора. Заметьте – пастора, а не графа. Впрочем, после пожара наши незваные гости едва ли нашли бы кого хоронить. Но черт их знает, что они могли увидеть. Я немедленно послал за ними погоню, и что же? Эти двое дали моим парням свирепый отпор, убили троих солдат, искалечили капрала, увели лошадей и будто сквозь землю канули. Но капрал вовремя очнулся, когда они стояли прямо около него и судачили о том о сем. Он не слишком многое сумел рассмотреть, но представьте, это оказались двое юнцов, вчерашние дети. И одного из них капрал описал мне почти слово в слово, по-вашему.
Руджеро рывком отодвинул стакан:
– Погодите. Стало быть…
– Стало быть, пока я рыскал по графству, обнюхивая каждый камень, предполагаемый младший Гамальяно направлялся прямиком мне навстречу и ухитрился разминуться со мной не более чем на полдня. Его сопровождал паренек из графского гарнизона. По виду северянин – британец или скандинав. Гамальяно обращается к нему «Лотте». Вероятно, какой-нибудь Ланселот. И теперь, отбросив скепсис, я спрашиваю: как вышло, что после стольких лет уцелевший Гамальяно именно теперь вынырнул из тени? Почему так своевременно? Может ли быть так, что пастор все эти годы знал о наследнике и умышленно послал за ним парня из гарнизона, чтоб успеть передать ему Треть? И как тогда он узнал о готовящейся на графство атаке?
– Ответы на все эти вопросы можно получить лишь у него самого, полковник. – Отец Руджеро снова смиренно сложил руки, ритмично отщелкивая бусины четок. Его глаза полыхали почти больным лихорадочным блеском. – И Господь порядком зло подшутил над нами. Однако, полагаю, Италия не столь велика, чтоб в ней можно было затеряться бесследно.
– Я готов утешить вас, святой отец. Нам не понадобится обыскивать всю Италию. Мой незадачливый капрал разобрал, куда парни собрались держать путь. Они направляются сюда, Руджеро. В Венецию.
* * *Спустя несколько дней после трагических событий в лесу Кампано Годелот и Пеппо приближались к Венецианской лагуне. Путь был недалек, но беглецы, наученные опытом той кровавой схватки, избегали главного тракта, петляя меж деревень и полей.