Кадры решают все

– Хорошо, с этим – понятно, – кивнул генерал Гудериан. – Теперь мы готовы выслушать, что представляется вам нашей самой главной проблемой.
Полковник вздохнул:
– Дело в том, что удары диверсантов совершенно дезорганизовали наши тылы. И дело не только в номинальных потерях. Например, безвозвратно мы, теоретически, потеряли всего около трех сотен автомобилей, но ввести в строй ремонтопригодные нам просто нечем.
– Почему?
– Мы потеряли более восьмидесяти процентов ремонтных мощностей. Причем не только личный состав ремонтных подразделений, а полностью – то есть станочный парк, инструменты, запасы запчастей и так далее. Более того, это уже начинает сказываться на боеспособности подразделений первой линии. В первую очередь естественно, танковых и моторизованных. Нам просто нечем и некем восстанавливать подбитую боевую технику. Так что сегодня даже та техника, которая ранее после двух-трехдневного ремонта готова была вернуться в строй, для нас на некоторое время стала безвозвратно потерянной. И эта проблема как минимум на месяц, пока из рейха не пришлют новое оборудование и личный состав.
«И это еще крайне оптимистичная оценка», – подумал про себя Курт. И тут же дядюшка Гейнц, как будто прочитав его мысли, заявил:
– Вы как-то излишне оптимистичны, Кепке. Я думаю, вы вряд ли получите все запрашиваемое раньше начала зимы. К тому же никто не отменял времени, необходимого для боевого слаживания подразделений и приобретения ими нужного опыта. Так что требуемого уровня эффективности вновь сформированные подразделения достигнут, дай бог, к Рождеству, а то и вообще к весне.
– К весне война уже закончится, герр генерал, – впервые улыбнулся полковник. Дядя хмыкнул.
– Я бы на вашем месте не был бы так уж уверен в этом.
После этих слов оба генерала покосились на дядю Гейнца. Как показалось Курту, скорее с завистью, чем с осуждением. Ну да дядюшка слыл любимчиком фюрера, поэтому мог позволить себе несколько больше, чем остальные.
– Хорошо, – вернул совещание в свое русло генерал пехоты, – что сделано для исправления вопиющего положения с безопасностью тылов?
Тут полковник разразился цветистой речь, в которой досталось всем – от начальства охранной дивизии до Geheimfeldpolizei [34], SD [35] и Feldgendarmerie [36]. Но Курта это уже не особенно интересовало. После прибытия в Минск он заскочил к своему приятелю по университету, подвизавшемуся в четвертом отделе RSHA [37], что позволяло ему, с одной стороны, чувствовать себя донельзя воинственным и куда более могущественным, чем он заслуживал, а с другой, обретаться не слишком близко от линии фронта. Так что об этой стороне обсуждения он был проинформирован едва ли не лучше всех присутствующих, включая, пожалуй, и полковника. И, по его мнению, судя по предположительной численности диверсантов и тому, что их дислокация так до сих пор и не локализована, озвученных полковником сил и средств, выделенных на поиск и ликвидацию диверсантов, будет явно недостаточно. Так что надежды армейцев на то, что уже прибывшие и прибывающие сегодня вечером и завтра специалисты снимут с них это бремя, еще какое-то время не воплотятся в жизнь. Наоборот, такие, как Ганс Липке, с которым фон Зееншанце уже имел возможность познакомиться, совершенно точно потребуют себе в усиление и людей, и технику.
Гауптман вздохнул. Как это все не вовремя… Если полковник прав, и диверсанты уходят из тылов наступающей группировки, самым разумным было бы вообще выкинуть их из головы и максимально форсировать наступление. Но так как сюда как мухи на некую субстанцию уже слетаются эти бравые ребята из СД, следует ожидать прямо противоположной реакции.
После совещания Курт отправился к дяде Гейнцу.
– Ну как тебе наши последние новости? – криво усмехнулся генерал, когда они немного отъехали.
Гауптман пожал плечами.
– Так же как и вам, дядя. Очень неожиданный и весьма болезненный удар. Доклад полковника, м-м-м…
– Хайнемана, – подсказал Гудериан.
– Да, благодарю… Хайнемана был достаточно подробным и всеобъемлющим. Мы оказались полностью не готовы к подобным действиям противника, ожидая обычного противодействия полевых войск.
Генерал усмехнулся.
– То есть после твоего доклада в Вюнсдорф ОКХ не будет тюкать меня в темечко и гневно вопрошать, почему мы все еще топчемся на месте?
– А вот на это я бы не рассчитывал, дядя, – усмехнулся в ответ Курт. – Сами же знаете, что бы вы не делали – для моих шефов это будет либо «недостаточно быстрое продвижение», либо «рискованный отрыв от тылов и поддержки», – и они оба в голос рассмеялись.
– Да уж, – задумчиво произнес генерал, когда веселье утихло. – Кто бы мог подумать, что у русских так развиты диверсионные зондеркоманды [38]. Я думал, что подразделения, подобные мальчикам Канариса, которых он натаскивал под Бранденбургом [39], есть только у нас.
Курт удивленно воззрился на него.
– Дядя, а вы что, считаете, что все это сделали специально подготовленные диверсанты русских?
Гудериан, свою очередь, недоуменно уставился на него.
– А кто же это еще может быть? – он несколько мгновений озадаченно смотрел на Курта, а потом в его глазах мелькнуло понимание и генерал покровительственно рассмеялся.
– Ты опять об этом своем русском капитане… Курт-Курт, я всегда считал тебя человеком с блестящим умом и великолепными аналитическими способностями. Но, похоже, этот капитан стал для тебя идефиксом. Это что, результат того, что он сумел тебя разгромить? Или это связано с твоими чувствами к русской девушке-врачу, общества которой он тебя лишил? Я тебе еще в прошлый раз говорил, что не стоит видеть в любом успехе русских в нашем тылу его злую волю.
– Дядя, ты не понимаешь… – горячо начал гауптман, но Гудериан вскинул руку, прерывая его.
– Курт, я тебя прошу – успокойся. Месяц назад я, по твоей просьбе, инициировал расследование на тему того, кто произвел подрывы мостов через реку Березина, за которыми ты увидел тень своего капитана. И что?
Фон Зееншанце насупился, а затем пробурчал:
– Я считаю, что расследование проведено некачественно. Для разрозненных групп окруженцев, которые названы в нем виновниками этих диверсий, столь хорошо скоординированный подрыв был бы невозможен. Не говоря уже о том, что все эти мосты имели вполне достаточную охрану.
– Должен тебе напомнить, что подрыв был не одновременным, – уже слегка раздраженным тоном заговорил генерал. – Первый мост был подорван на сутки раньше, чем два остальных. Причем, он был подорван именно после того, как группа, подорвавшая его, использовала этот мост для переправы на другой берег. Точно так же поступила и еще одна группа. Так что предположение, что как минимум два этих моста атаковали два разрозненных подразделения из состава разгромленных под Минском русских частей, имеет под собой куда больше оснований, чем твоя версия. Они сумели, или, скажем, просто решили на время затаиться, привести себя в порядок, пополниться с помощью мелких разрозненных групп и лишь затем тронулись в сторону фронта. Их основной задачей было в первую очередь найти способ преодолеть такую сложную водную преграду, как Березина, а сам подрыв моста был произведен лишь попутно. Тем более, что охрана мостов подверглась внезапной атаке довольно значительных группировок противника, имеющих средства усиления, переправа которых через Березину без моста была бы чрезвычайно затруднена. Вот они и шли к мостам. А охрана мостов на противодействие столь крупным вражеским группировкам, естественно, была не рассчитана. Вот и результат…
И еще, я хотел бы тебе напомнить, что от района прежних действий этого твоего капитана Березина находится на расстоянии более трехсот километров. Да, признаю, подразделение капитана отлично показало себя в полевой обороне против выделенной тебе сборной солянки. Но неужели ты считаешь, что сборное воинское подразделение, составленное из освобожденных из лагеря пленных, принадлежавших ранее не только к различным частям, но и разным родам войск, и вооруженное чем попало, способно пройти такое расстояние по нашим тылам и ни разу не то что не нарваться на патрули, но и вообще не быть замеченным ни фельджандармами, ни военнослужащими местных вспомогательных подразделений, ни даже случайными одиночками? Это – ненаучная фантастика, мой мальчик.