Athanasy: История болезни
– Нарисуй? Но как? Это же деньги, сабкойны, я же не могу совершить эмиссию сам по себе, у меня нет права…
– Можешь и должен. Джоз, ты же чиновник, верно?
– Но это приведёт к…
– Ни к чему это не приведёт.
Неподвижное лицо Галена на экране подёрнулось помехами, как будто ожило под воздействием одного только его недовольства.
– Сабкойны существуют только на сервере, – продолжил он. – Если их мало, мы их дописываем. Если их много, всегда можно удалить ненужное. Просто числа. Ты же любишь числа, верно?
Я уставился на экран, испытывая желание употребить политический приём Бригитты в адрес начальства.
Просто числа… Когда-то я считал каждый сабкойн пособия, пытаясь дожить до следующего обновления подписки на воду. Экономил на еде, чтобы купить доступ к библиотеке для своей научной работы.
– Злишься, верно? – даже сквозь помехи в голосе Галена послышалась усмешка. – Джоз, это просто имитация. Имитация денег для имитации экономики.
– Чёрт, но зачем?
– Зачем? Зачем нам вообще экономика? Обо всём заботятся Машины Любви и Благодати. Это буквально в их имени.
– Это риторический вопрос?
– Да, конечно.
Некоторое время из динамиков звучал только треск статики; кажется, к нему примешивалось тяжёлое дыхание Галена – или это пульсировали помехи?
– Линии на песке, – наконец ожил динамик.
– Линии?
– Ты играл в детстве в «повергни Главкона», верно?
– Нечасто… Я не люблю бегать.
– Раз ты не любишь бегать, значит, ты сам был Главконом?
– Нет, – я невольно улыбнулся, вспоминая детские игры. Странно, как со временем забывается плохое. Я помню, как ненавидел активные игры; как меня вытаскивали за руку на поле, чтобы тут же наподдать мне мячом. Информация об этой ненависти всё ещё хранится в памяти, но тех эмоций больше нет.
– Главконом чаще всего была моя сестра. С ней было… тяжело справиться.
– Джоз, тебе не приходил в голову один вопрос… Одна идея? Если с твоей сестрой было так тяжело справиться, почему никто не приносил на игру нож? Один удар под ребро решил бы проблему с Главконом.
Я отключил свой микрофон, чтобы выругаться вслух.
Одно только предположение… Одна только мысль о том, что кто-то мог бы совершить такое с моей сестрой…
Глубоко вдохнув, я включил микрофон обратно:
– Наверное, никто не приносил нож, потому что у игроков были мозги.
– И что эти мозги вам подсказывали? – сказал Гален; в его голосе явно прозвучала улыбка.
– Что кланки уволокут такого умника в Храм Нежной Смерти в тот же день.
– Значит, от идеи принести на игру нож вас останавливал только страх наказания, верно?
– Гален, к чему ты ведёшь? – не выдержал я.
– Ни к чему. Просто задаю вопросы.
Никто и никогда не задаёт вопросы просто так. Гален строит из себя умника, учителя, наставника; хочет, чтобы я пришёл к определённому, нужному ему выводу. Трудно его винить, ведь он действительно мой начальник.
Пришла моя очередь молчать – отчасти из-за того, что меня переполняла злость, отчасти потому, что на мгновение я действительно задумался.
– Мы хотели поиграть, – наконец проговорил я, – мы соблюдали правила, чтобы получить удовольствие от игры.
– То есть, вы стремились достичь своих целей. От того, чтобы принести на игру нож, или от того, чтобы просто забежать в зону Лабораторий и крикнуть: «ты повержен, Великий Предатель!», вас останавливали только линии на песке.
– И что же, ты хочешь сказать, что вся экономика – это игра, в которой сабкойны – просто фишки?
– Экономика? Плевать на экономику, – сказал Гален и тут же рассмеялся. Из колонок звучал чуть хриплый от помех, но радостный, ничем не сдерживаемый смех человека, которому нечего стыдиться или бояться.
Отсмеявшись, он продолжил:
– Расчерчены домики в огромной яме из бетона, процарапаны бороздки улиц, нарисованы министерства, исчерчены даже наши мозги. Весь этот уродливый Город – просто линии на песке, которые мы не переступаем, потому что стремимся достичь своих целей при помощи этих линий.
Он замолчал; теперь его тяжёлое дыхание невозможно было спутать с помехами. Я не стал нарушать тишину. Волны статики накатывали и отступали, щекотали уши, пробуждая воспоминания об окне в кабинете начальника. Наверное, именно так и звучит пустыня.
– Просто нарисуй эти чёртовы сабкойны, – наконец успокоившись, сказал Гален. – Не забывай, что ты работаешь в отделе экономической симуляции. Надеюсь, теперь ты понимаешь смысл названия.
Я молча кивнул слепому экрану; но ошибку исправлять не пришлось – Гален отключился, не дожидаясь ответа.
Пережитый рабочий день оставил тёмный след на душе. Чем больше я пытался забыть услышанное, тем больше о нём думал; чем больше думал, тем труднее было забыть.
Я должен служить Городу. Должен быть исправной деталью, которая выполняет своё предназначение. Гален Сулейман не похож на исправную деталь. Но экономика Города работает – пусть даже Гален и говорит, что это просто симуляция, игра, подделка, точно такая же, как Небо на огромных экранах лайтбоксов.
Значит, Гален выполняет своё предназначение? Машины Любви и Благодати им довольны? Невероятно. Мотивы и замыслы Машин непознаваемы и нам неведомы, но не настолько же.
Опять я сомневаюсь в Их решении.
Нужно вытравить дурные мысли из тела через пот, забить мозг благостными эндорфинами. К счастью, сегодня я иду на Добровольные Работы.
Ноги привычно понесли меня по улицам Города. Плевать на монорельс, не так уж он мне и был нужен. Нужно поддерживать тело в готовности для того, чтобы послужить Машинам, когда придёт время. Когда придёт время… Выходить наружу, к Небу и Солнцу…
Не сбавляя шага, я постучал кулаком по голове. Греховный соблазн еретических мыслей становится сильнее меня. Нужно пойти к исповеднику. Завтра же.
К счастью, Добровольные Работы в этот раз проводились недалеко – в соседнем секторе, у большого склада, чем-то напоминающего стол Галена: такой же длинный и скучный блок чистого бетона, только в тысячи раз больше.
Я подошёл к уже собравшейся толпе, стараясь не замечать двух кланков, скучающих неподалёку. Конечно же, я ни в чём не виноват, но Департамент Заботы и Защиты умеет внушать чувство вины одним своим видом.
К тому же, кланков всегда больше, чем кажется. Если их два, то где-то за углом сидит ещё десять.
– Добропорядочные граждане! – внезапно провозгласила какая-то женщина; сухая и белокурая, она так и светилась энергией. – Спасибо, что пришли на помощь Городу, бескорыстно и безвозмездно, пусть даже никто вас к этому не обязывает!
В который раз я удивился про себя странной традиции. Очевидно, что посещение нескольких Добровольных Работ в год обязательно для каждого гражданина. Может быть, смысл ритуальных слов в том, что нас не обязывает никто конкретно? Нет чиновника, нет бумажного приказа. Только воля Машин.
Пришедшие в этот раз горожане принялись молча разбирать вёдра и валики. Столько незнакомых лиц, столько разных деталей, собравшихся теперь ради одного дела. Невелика вероятность, что я наткнусь на…
В толпе мелькнули каштаново-рыжие вихры. Сердце пропустило удар – только для того, чтобы забиться сильнее.
Та девушка! Та самая, с которой я столкнулся у оксидизатора!
Но каковы шансы? На этих Добровольных Работах сотня человек, не больше. Если учесть, что сюда пришли только те, кто живёт или работает неподалёку, то по формуле Бернулли… Количество возможных исходов с учётом, что я мог и не прийти…
Я снова чуть не стукнул себя по голове. Глупый мозг тут же перескочил на привычные рельсы при первых признаках незнакомого напряжения. Как знание примерной вероятности поможет мне заговорить с ней?
Да и стоит ли с ней говорить? Это для меня момент нашего столкновения стал самым ярким переживанием последних месяцев. Для неё я – просто странный, и, может быть, немного смешной юноша. Смешной – или пугающий.