(не)Бальмануг.Дочь (СИ)

Девушка вздрогнула от неожиданности.
– Артам, не мешай! – донесся другой размеренный голос. – Что было дальше?
Дальше рядом появился Джан, опять стала послушно проваливаться в воспоминания Хелен. Но гуляка-приставака кривит свои красивые губы, что-то ей говорит, взмах ее руки, на щеке грубияна краснеет след от ее же пощечины. Вокруг все замирают, как на стоп-кадре. Но в глазах самого парня напротив удивление быстро сменяется почему-то озорным весельем. Придурашный какой-то, не иначе.
– Ой! – доходит до Хелен, и она сама испуганно выныривает из воспоминаний.
Она же тогда ударила королевского сыночка! И сейчас ее дыхание прервалось от осознания, кому и что она показала.
Тяжелая рука пропала с ее глаз, разрешая проморгаться от света, а рядом послышался голос Артама с толикой обиды:
– Я был тогда не такой... Кхм, наверняка же выглядел лучше!
– Мы никому не скажем, – хохотнул над их головами сам король. – Да, Й'элена? Сохраним его небольшой секрет?
Однако девушке было не так весело. Никаких последствий за ту ее старую выходку не будет?
– Что ж, твои воспоминания очень четкие и быстрые, – всё таким же веселым тоном продолжил Байсари где-то над ее головой. – Великолепно! Давай также быстренько заглянем и в более дальние уголочки твоей памяти. Готова?
Но на самом деле ответа от нее не ждали. Последовало без перерыва:
– Закрывай глазки, – горячая чужая ладонь опять легла ей на глаза, отгораживая от внешнего мира. – И вспомни, как ты оказалась в нашем мире.
Да, это она тоже помнит. Как удивилась, когда проснулась в небольшой комнатке с крошечным оконцем. Тусклый свет показывал стены из бревен, потемневших от времени и без какой-либо отделки, да деревянный, из грубых досок, потолок. Парочка бумажных картинок на стене и светлая вышитая салфетка на маленькой тумбочке рядом не могли замаскировать убогость и бедность обстановки. Тем более что на этой салфетке стояла ваза... скорее уж грубый кувшин, в котором торчали окончательно завядшие полевые цветы.
А как ее тогда напугал визит полной краснощекой тетки в сером переднике с пятнами, не то жирными, не то просто мокрыми. Правда, именно эта кухарка из всех работников больше всего за ней, болезненной девицей, чуть не ушедшей к богам, потом ухаживала, но то, что она наговорила тогда, пугало. И путало и без того сбившиеся, вялые мысли.
Какая-то таверна, горестно причитала тетка, спаивая больной с ложки горький травяной отвар, сложности с запасами продуктов, побег конюха с помощниками, потому что кто ж теперь платить-то будет, смерть ее матушки, но они, мол, всё как положено уже сделали... И у девушки сжималось сердце в груди. Да только ее мать, кандидат экономических наук, преподаватель в университете, не была хозяйкой никаких таверн! И еще холод в комнатушке, странное оконце и оплывшая свеча, зажженная, когда совсем стемнело, подсказывали, что вряд ли о ее настоящей матери говорят. Потому что она точно не дома!
– Очень хорошо, а теперь покажи свой дом, то есть свой город, – произнесли где-то рядом. – Какие у вас дома?
Легко!
И замелькали перед закрытыми глазами девушки воспоминания. Широкие проспекты, по которым проносятся, но чаще едва ползут в пробках машины, высокие разнообразные дома: от еще дореволюционных, но радующих сейчас глаз аккуратным ремонтом в центральных районах, до современных высоток с обилием стекла в жилых и торговых районах. Эстакады и развязки с потоками машин во все стороны, которые она помнит с пассажирского сидения машины, сменялись тенистой аллеей, что вела от одного из проспектов к ее университету, куда она день за днем ходила несколько лет. Торговые центры, в большинстве из стекла и металла, сменялись в воспоминаниях на маленькие, но нарядные церквушки, коих много попряталось... в переулках того же Китай-города. Сдержанная угловатая громада Атриума на Земляном валу сменялась в памяти на большой купол подземного Охотного ряда около Александровского сада, но тут же вытеснялись картинкам стеклянного Афимолл Сити, застывшего у подножия таких же стеклянных башен Москва-Сити. Чистопрудный бульвар со сквериком и многочисленные роскошные фонтаны на ВДНХ, где они часто с друзьями гуляли...
 
Она может "виртуально" носиться по родному городу очень долго. И сейчас с радостью окунулась в самые дальние уголки своей памяти, с удовольствием разглядывая, что там всплывает. Словно действительно гуляет по родному мегаполису.
Некоторые виды вспыхивали лишь мимолетной вспышкой, как фото или кадр из теленовостей. Какие-то места вспоминались более детально, как видеоролики, и эмоционально – те, что были непосредственно связаны с ее жизнью.
– Помедленнее, пожалуйста, – раздалось рядом, заставляя девушку вздрогнуть.
Ах, да! Она же не одна, а вроде с "гостями города"!
Так, что в первую очередь показать визитерам необъятной столицы? Кремль и Красная площадь – слишком шаблонно. Провести по досуговым местам? Нет, надо же город в целом презентовать, а не просто вечер развлечений устроить. На какие обзорные площадки сводить?
Точно, Воробьевы горы! Позади классическая, то есть "сталинская" высотка МГУ, впереди внизу, на другой стороне реки "бублик" спортивного комплекса Лужники, сбоку вдалеке как раз выше всех башни Москва-сити торчат, как вычурные сталагмиты. И до самого горизонта, насколько хватало взора, бесконечный город!
Опершись на гранитные перила, Хелен наслаждалась видами в ясный летний день, подставив лицо солнцу и обвевающему легкому ветерку. По реке курсировали прогулочные кораблики, сбоку плыли на тросах на другую сторону Москвы-реки стеклянные кабинки канатной дороги. Затем оторвалась от раскинувшегося внизу бескрайнего мегаполиса и повернула голову.
Туристов и прогуливающихся здесь, на смотровой площадке, всегда много, особенно в хорошую погоду. Вон группка низкорослых китайских туристов пенсионного возраста и с флажками, щебечущие и без остановки фотографирующие всё вокруг.
Взгляд сместился дальше, на шумную группу местной молодежи. Студенты или старшеклассники, гомонят, веселятся, кто-то уселся на перила и позирует, кто-то смеется в стороне. У девушек длинные волосы распущены по плечам – всех цветов от блонд до черного, у одной с разноцветными прядками, глаза у девчат подведены, яркая косметика на лицах. Пара парней тоже выделяются волосами – у одного блондина собраны в пучок на затылке, у другого волосы... ярко-зеленые. Наряды тоже вразнобой: у кого-то безразмерные майки, у кого-то облегающие топики и милые сарафанчики с узкими бретельками. На последних взгляд застопорился. Потом пополз ниже, с удивлением разглядывая стройные ножки девчонок и их голые коленки. И такая разная обувь: у кого-то толстые белые кроссовки, у кого-то открытые босоножки на шпильках, у парней объемные кроссы разноцветные, особенно выделялась ярко-желтая с красным обувь того парня, что с зелеными волосами.
Взгляд сместился дальше, на проезжающие машины, но тут же метнулся обратно, к девчонкам. Вернее, к их коленкам.
– Артам! – прошуршал кто-то недовольно, опять заставляя Хелен вздрогнуть.
– Что вы едите? – спросил тот же голос, уже непосредственно к ней обращаясь.
Как что? Еду.
И вот она уже около магазина, стеклянные двери которого разъехались перед ней. Берет пластиковую корзинку и заходит в большущий зал, залитый светом, заставленный бесконечными стеллажами и холодильными зонам. Идет по светлой плитке, крутит головой, разглядывая яркие упаковки на полках, что-то берет и складывает в свою корзину. Замирает перед открытыми полками холодильника и с удивлением разглядывает ряды прозрачных бутылок с молочкой. Даже коснулась одной из бутылок, потрясла, чуть сжала податливый пластик, за котором плескалось белая жидкость.
– Это не стекло? – спросил кто-то рядом.
– Нет, – согласилась Хелен и поставила молоко на место, с каким-то удивлением оглядываясь по сторонам.
С еще большим удивлением заглянула в свою корзину, полную упаковок, и решила, что ей нужно фрукты взять. Пошла в нужный отдел, сама взвесила, выбирая на экране картинки с нужным товаром, прилепила вылезший кусок бумаги к прозрачному пакету, в котором виднелись красные яблоки.