(Не) замужем (СИ)

А я разом теряюсь.
Вот вроде бы взрослый мужик, давно вышедший из подросткового возраста, когда при красивой девчонке язык прирастает к заднице. Однако сейчас я чувствую себя именно так – косноязычным недорослем, который в принципе не умеет общаться с девушками, тем более такими, как Кристина. Почему она на меня так действует?
– Ну? – она недовольно щурит глаза.
– Кристина, – начинаю осторожно. – Ты вчера со мной так говорила, будто я последний человек на земле, с кем бы ты хотела лишиться невинности. Почему так? Неужели я тебе вообще нисколько не нравился? Меня очень мучает этот вопрос.
– Не нравился, – твердит она и упирает руки в боки.
– Тогда почему ты со мной легла? – спрашиваю напрямик. – Я ведь силой не тащил. Помню-помню, коктейль, крышу снесло, все дела… Однако, ровно, как и ты, я умею определить, когда секс по согласию, а когда нет. Я был приятен тебе в интимном плане, причем очень. А такое возможно, только если мужчина нравится…
Кристина закусывает губу, отводит взгляд.
Наконец, признается:
– Ты симпатичный, да. Но я всю сознательную жизнь держалась подальше от таких мужчин.
Понятно, что ничего не понятно.
– Какого хрена это значит? – спрашиваю, нахмурив брови.
Кристина смотрит на меня, как на дебила.
Так и читаю в ее взгляде: «Неужели не догоняешь?»
Все же прошу:
– Озвучь мне свои причины, будь так добра…
Она тяжело вздыхает, поджимает губы.
Наконец выдает:
– Да ты посмотри на себя!
На всякий случай оглядываю себя, гадаю, что она могла иметь в виду. Ну да, я сейчас не в костюме, а в халате с тапочками… Причем тапочки с плюшевыми медведями. Конечно, покупал их не я, дарила мама. Но так случилось, что это оказались единственные тапочки, которые близнецы не изрезали ножницами, поэтому надел их.
– Тебя смущают мои тапочки? Или, может быть, халат? – затягиваю пояс поплотнее. – Он новый практически.
– При чем тут халат? – Кристина всплескивает руками. – Обрати внимание, как ты общаешься с людьми, как ставишь себя. Ты же смотришь на других так, будто тебе все по жизни должны. Есть ты и есть остальные, которые по умолчанию ниже тебя. Ты – высокомерный, надменный тип, который искренне верит в то, что мир крутится вокруг него. Внешне ты красивый, да. Но это ведь только доказывает, что для тебя женщины – расходный материал. Попользуешься и пойдешь дальше. Такой, как ты, никогда не будет надежным, преданным, на тебя нельзя будет положиться. А если так, то зачем даже что-то начинать с тобой?
Слушаю весь этот сказочный бред и обалдеваю еще больше.
– Откуда ты все это взяла? Ты меня хоть немного знаешь, чтобы рассуждать подобным образом? – возмущаюсь громко.
После моей фразы девчонка могла бы хоть немного усовеститься.
Однако вместо этого она злится еще больше и говорит с издевкой:
– Прям стесняюсь спросить, а за каким чертом мне тебя узнавать? На тебя стоит один раз взглянуть, и понятно, какой ты внутри.
– Надо же, а ты, оказывается, экстрасенс восьмидесятого уровня, – вкладываю в слова максимум сарказма. – Людей читаешь на раз… Белое пальто не жмет, Ежова? Не стыдно вот так отбраковывать мужчину? Что это, как не высокомерие, так судить людей?
Она резко отшатывается к самой двери, пищит не своим голосом:
– Что тебе от меня надо, Давидян? Зачем ко мне привязался? Еще вчера утром я даже не предполагала, что ты мой сосед. Какое было чудесное время… Хочешь, чтобы я приняла твои проклятые извинения, я приму, только оставь меня в покое! У меня по жизни проблем и так хватает, полна коробочка.
С этими словами она проводит черту у себя над головой. А через долю секунды из ее кармана громко поет нежный женский голос: «Ты мое счастье, ты мое солнце, ты мое тук-тук, что в сердце бьется…»
Я даже близко не представляю, на кого вообще можно поставить такую слащавую мелодию. Впрочем, через секунду понимаю, на кого.
– Да, доченька? – Кристина тут же берет трубку.
– …Близнецы доедают хлопья без молока… – удается мне расслышать детский голос из громкого динамика.
 
– Уже бегу, Евочка, – на этом она сбрасывает звонок.
Кристина сует телефон в карман джинсов, смотрит на меня волком:
– Выпусти меня немедленно и больше не смей затаскивать к себе.
Вот и поговорили.
– Подожди, молоко принесу, – разочарованно вздыхаю.
– Знаешь, куда засунь себе свое молоко? – пыхтит она сквозь зубы.
И надо же именно в этот момент проснуться близнецам. Отчетливо слышу шлепанье босых детских ног по паркету коридора.
С криками «Тина» малыши врываются в прихожую. Услышали ее голос, что ли?
Прибежали как есть – один в пижамной майке и трусах, другой в пижамных штанах. Лица заспанные, но счастливые. Дети бросаются прямиком к Кристине.
– Тина! Ты в гости?
Не понимаю такой щенячьей детской любви. Сколько они с ней провели? Половину несчастного дня, все, и вдруг так липнут.
Я собираюсь оттащить их от Кристины, но не успеваю.
Наблюдаю удивительную картину: Ежова вдруг надевает на лицо милое выражение, садится на корточки, оказывается с близнецами на одном уровне.
Она здоровается, причем очень по-доброму, будто ей важно, что подумают мои дети:
– Привет, ребята, я очень рада вас видеть. Была неподалеку, решила заглянуть на одну секундочку, полюбоваться на ваши личики, поздороваться.
Врет и не краснеет, зараза.
Какова актриса, а?
Между прочим, могла бы и вправду вот так по-доброму зайти, поздороваться. Вместо этого ее каждый раз приходится затаскивать в квартиру чуть ли не силком.
Пока она с ними общается, спешу на кухню. Открываю холодильник, достаю пару бутылок молока и возвращаюсь в прихожую.
– Мне уже нужно уходить, – Кристина поднимается с корточек. – Но я желаю вам хорошего дня. Будьте умничками.
Она явно хочет побыстрее сбежать.
– Держи обещанное, – сую молоко ей прямо в руки. – А то еще, не дай бог, приплюсуешь ко всем моим минусам то, что я не держу обещаний.
Она одаривает меня раздраженным взглядом, но молоко берет. Потом мило улыбается близнецам и спешит уйти.
С шумным вздохом запираю дверь.
Поговорил, что называется. Все-превсе у нее выяснил. А точнее, то, что у Ежовой попросту беда с головой.
Меж тем у меня в прихожей назревает новый бунт.
– Ты серые кроссы надеваешь, а я синие, – командует Артур.
– Надо быстлее собилаться, а то опоздаем, – вторит ему Тигран.
– А куда вы собрались собираться? – спрашиваю у детей.
– В садик, – с важным видом отвечает Артур. – Сегодня же можно, да? А давай печенек Тине принесем? Молоко без печенек невкусно…
Слышу это и шлепаю себя ладонью по лбу.
За что мне это, а? По десятому кругу убеждать детей, что им нельзя в садик. Они мне вчера этим садиком проели весь мозг! Сколько еще крови они из меня выпьют, прежде чем успокоятся?
Так, стоп.
Собственно, а почему они должны пить именно мою кровь? Вон у Ежовой ее много, и им она, похоже, по вкусу.
Кроме того, Кристина сама виновата, мило с ними любезничала, общалась. Пусть пожинает плоды! Кстати, теперь, когда мы с ней хоть немного разобрались с тем, что случилось на выпускном, мне уже кажется не вполне разумным лишать детей садика только из-за того, что она там работает.
К тому же, если хоть секунду подумать, напрашивается вывод, что она этого и хотела. Поди, любезничала с детьми с прицелом на то, что я их все-таки приведу. Наверняка ее зарплата зависит от количества детей. В таком случае зачем же разочаровывать девушку?
Из моего горла непроизвольно вырывается злобный смех.
Наверняка Кристина за полдня еще не поняла, кто именно попал к ней в группу. Что ж, не буду лишать ее удовольствия, пусть познакомится с близнецами поближе и выяснит это. Я в своих малышах уверен, они покажут себя во всей дьявольской красе.
Хоть кто-то отомстит за меня этой высокомерной сучке.
Что у нее там? Проблем выше головы? Так я их ей с радостью добавлю.