Клыки и монеты (СИ)
— Для тебя же не станет открытие то, что выслеживать можно еще человека?
* * *
Молодой мужчина мчался со всех ног, чувствуя, как брусчатка болью отдается в пятках. Он не привык бегать, а тем более убегать. Мир шатался, этим вечером беглец слишком увлекся хмельным. Пустые ножны часто били по левому бедру, на ремне болтался кинжал, но он даже не помышлял о том, чтобы остановиться и попытаться дать отпор.
Он свернул с улицы, пытаясь скрыться в переулке. Не сбавляя темпа, перепрыгнул сломанный ящик, попавший под ноги, чудом удержался на ногах после неуверенного приземления. После выпитого он все плохо управлял телом.
Продолжил бежать, хватаясь за стены, стараясь не упасть. Услышав сзади вскрик, резкий хруст ломающейся древесины. Один из преследователей не смог повторить его акробатический трюк и растянулся на ящике. Выпитое мешало и убегающему, и догонявшим.
Затравленно обернувшись, беглец потянулся было к кинжалу, но в последний момент передумал и бросился в узкую, едва протиснуться, щель между двумя домами. Под ногами хлюпала грязь, местами приходилось с силой протискиваться, шаркая спиной по каменной кладке.
Судя по долетавшим из-за спины звукам, преследователи не отставали. С трудом выбравшись, он продолжил углубляться в городские переулки. Он почти убедил себя, что сможет сбежать, когда ему в ноги бросилась собака. Похоже, что бродячий пес ожидал столкновения не больше, чем сам беглец. Кобель, взвизгнув, бросился прочь. А беглец растянулся на земле.
Он чувствительно приложился коленом, быстро перевернулся на спину, пополз назад, со страхом смотря на переулок, из которого только что выбежал. Преследователей должно было остаться всего двое. Но и этого хватило бы сполна.
Когда первый преследователь показался из переулка, от стены дома отделилась плотная тень, последовало короткое смазанное движение, и он повалился на землю. Второй, увидев, что случилось с приятелем, резко остановился, попятился, но кто-то еще вытолкнул его из переулка, прямо под дубинку, повалившую первого.
Беглец, не веря внезапному спасению, остался на земле, смотря на три едва заметных силуэта. Тот, что был с дубинкой, несколько раз ударил первого преследователя, окончательно оглушая. Заметив, наконец, беглеца, они тихо обменялись фразами:
— Что с этим делать?
— Три лучше, чем два, — хрипло сказал тот, что стоял дальше всех.
— Забираем.
Когда беглец понял, что спасение было весьма иллюзорным, он поднял руку в бесполезной попытке защититься.
— Прошу, не надо…
Но это не остановило тех, кто охотился по ночам на людей. Удар короткой дубинки пришелся по макушке. Вставший было беглец повалился на спину, но остался в сознании. Он чувствовал, как его обыскивали в четыре руки, сорвали с пояса ножны с кинжалом, кошель. Следом на голову натянули холщовый мешок, руки стянула веревка. Потом его грубо подняли, под руки протащили шагов двадцать-тридцать и, судя по всему, забросили в телегу. Следом на него опустилось нечто тяжелое и неприятно пахнувшее. Некоторое время спустя беглец понял, что на него сложили недавних преследователей.
…Еще этим утром Оливер фон Цаузер сказал бы в своей тщательно отрепетированной небрежно-ироничной манере, что он искал приключений и получил их. Но сейчас молодой дворянин был слишком растерян и напуган для подобных мыслей. Сознание без того мутило после удара по голове.
Телега ощутимо тряслась, преследователи постепенно сползали с фон Цаузера, стало чуть легче дышать, хотя плотная холстина пропускала совсем немного воздуха. Оливер слышал голоса людей, схвативших его, но мог разобрать только обрывки фраз. Куда везут, понять не удалось, хоть он и прожил в городе всю сознательную жизнь.
Во всем стоило винить давнего друга Оливера, Себастиана фон Эльденштейна. И его рассказы о приключениях в бедных кварталах, куда тот иногда наведывался, переодевшись простолюдином. Себастиан в самых ярких красках описывал кабаки с дрянной брагой, ударяющей в голову после первого глотка, говорил о скабрезных песнях и доступных женщинах. Рассказывал о хозяевах заведений, которые, увидев монету в пять марок, становились услужливыми, словно принимали самого короля.
В конце концов, Оливер поддался на уговоры и согласился отправиться с другом в трущобы. Друг прислал фон Цаузеру сверток с тряпьем, которое больше бы подошло городским нищим, чем двум молодым аристократам. Поздним вечером они отправились в портовый район. Себастиан уверенно показал на кабак «Бойцовский гусь», обшарпанное двухэтажное здание.
Достаточно быстро Оливер понял, что друг немало преувеличивал свои похождения и, похоже, истории предназначались исключительно для того, чтобы заманить кого-нибудь с собой. Посетители кабака не представлялись столь веселыми и разгульными, а скорее непринятыми и даже опасными. Весь «Бойцовский гусь» хорошенько пропах рыбой, а спертый воздух был наполнен гарью и копотью, что порой становилось тяжело дышать.
Впрочем, в одном Себастиан оказался прав целиком и полностью — местная брага действительно била в голову стремительно и сильно. И достаточно быстро Оливер перестал обращать внимание на бедность обстановки и дрянную кухню. Он пропустил тот момент, когда за их столом оказалось несколько незнакомых человек, не сообразил, что нужно было остановить друга, когда тот начал открыто швыряться деньгами.
Себастиан, чья храбрость была немало подстегнута выпитым, принялся вести себя слишком шумно. И на резонную просьбу утихомириться от трех хмурых моряков за соседним столом ответил, как и подобает настоящему дворянину. Забыв, где и в какой одежде находится.
Не прошло и минуты, как моряки перевернули их стол, погребя под ним случайных собутыльников, а Себастиан повалился сверху под градом сильных, злых ударов. А Оливер, который прежде и не участвовал в настоящих драках, нашел только один выход — он бросился бежать.
И бегство его закончилось на дне телеги, аккурат под недавними преследователями.
Оливер с трудом понимал, сколько времени они ехали, но вряд ли долго. Вскоре телега остановилась, схватившие его люди вполголоса переговаривались, обсуждая, как лучше выгружать добычу. Молодой дворянин с облегчение вздохнул, когда с него стащили двух моряков. Это заметил один из захватчиков, чувствительно ткнул дубинкой в живот Оливера.
— Пусть сам идет, с меня хватило этих двух тюленей.
Фон Цаузер почувствовал, как его почти сбросили с телеги, с трудом удержатся на ногах, после чего его подхватили под руки и сноровисто потащили, так что сапоги Оливера едва задевали землю. Шагов двадцать спустя он зацепился ногами за низкий порог, утоптанную землю сменили тесаные доски.
Его вели достаточно долго, судя по всему, помещение было немалых размеров. Оливера резко остановили, повернули направо. Послышался резкий приказ:
— Развяжите ему руки.
Фон Цаузер почувствовал, как веревки на запястьях ослабли. Следом последовал толчок в спину, он снова споткнулся о порог, на этот раз куда более высокий. За спиной послышался металлический скрежет и щелчок, который обычно издает закрывающийся замок. Торопливо скинув ослабленные веревки с рук, Оливер со второй попытки стащил мешок с головы и затравленно огляделся.
Оливер фон Цаузер стоял в металлической клетке посреди огромного склада. Совсем как зверь в королевском зверинце. Дворянин поддался первому порыву и бросился к двери, словно надеясь, что ее оставили открытой. Массивный навесной замок дернулся в петлях, но железные стержни двери сдвинулись едва ли на четверть дюйма.
Но даже поняв это, Оливер продолжал в панике трясти решетку. Это привлекло внимание кого-то из схвативших его людей. К клетке фон Цаузера подошли двое. Первый был высоким и широкоплечим мужчиной лет сорока, с грубой обветренной кожей и не сходившим морским загаром. Он нес в левой руке канделябр на три свечи. Присмотревшись, Оливер увидел, что на правой ладони не хватало большого, указательного и среднего пальца. Его можно было принять за моряка.