Соседская вечеринка

Самир застыл, переваривая полученную информацию.
– Может быть, мне не стоит вмешиваться… и я, вероятно, более консервативен в этой области, чем большинство, но разве тем самым вы не поощряете эксплуатацию женщин? – спросил он. – Разве не вы боролись долго и упорно за равные права, не боролись за то, чтобы вас не сексуализировали таким образом. Это ваше движение #MeToo[27] и тому подобное? Неужели вас совсем не беспокоит посыл, который вы транслируете другим женщинам?
Брук отмахнулась от упрека:
– Я думаю, женщины должны сами решать, когда они хотят быть сексуализированными, а когда нет. На мой взгляд, движение #MeToo направлено исключительно на то, чтобы женщины могли контролировать свое тело и жизнь. Мы не должны позволять мужчинам – или кому бы то ни было, если уж на то пошло, – решать, что мы можем или не можем делать в уединении нашего дома или выставлять на всеобщее обозрение.
Мэнди повернулась к Самиру с горящим взглядом.
– Не думаю, что ты по-настоящему понимаешь, что на самом деле означает эксплуатация женщин, – произнесла она, и ее пристальный взгляд, скользнув по столу, остановился прямо на Кене. – Позвольте мне рассказать немного больше об эксплуатации женщин.
– Мэнди, мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз! – рявкнул Самир. – Сейчас же. – Его слова прозвучали как выстрел.
Все замолчали, не двигаясь, даже не моргая.
Мэнди неохотно поднялась со своего места и последовала за Самиром из комнаты.
– Поверить не могу, что ты вот так заговорила об этом в гостях, – сказал Кен Эмили, бросив на нее уничтожающий взгляд. – Знаете… Хватит для меня веселья. – Он встал. – Пожалуйста, передайте Самиру и Мэнди, что я неважно себя чувствую.
Кен тяжелым шагом вышел за дверь.
Эмили заколебалась, но в конце концов последовала за мужем.
Алекс повернулась к Нику:
– Мне нужно пойти проведать Эмили. Я сейчас вернусь.
Она догнала свою сестру, которая была уже на полпути вниз по улице. Кена нигде не было видно.
– Я в порядке, – успокоилась Эмили. – Всё в порядке. Я чувствую, что нам нужно было, чтобы это произошло. Может быть, теперь мы сможем начать честные разговоры друг с другом.
Алекс надеялась, что Эмили не заметила, как она судорожно сглотнула. Кен был не единственным, кто не был до конца честен с ней.
– Ты можешь пожить у нас, если дела пойдут плохо, – проговорила она. Тут же вспомнила, что не так давно делала подобное предложение Уиллоу, и представила, как ее дом наводнен людьми, чьи отношения находятся в кризисе.
Сестры коротко обнялись, прежде чем Алекс вернулась в дом Кумаров. Тихо прикрыв входную дверь, она направилась в столовую, все еще благодарная Нику за понимание, что о некоторых вещах нужно держать рот на замке. Где-то разговаривали. Стоя у подножия лестницы, она уловила обрывки фраз, доносившихся сверху.
Говорил Самир, приглушенным, напряженным голосом:
– Тебе нужно научиться себя сдерживать, Мэнди. Ты принимала свои таблетки?
– Перестань пытаться контролировать меня, – горько ответила его жена. – Я не хочу принимать эти таблетки. Ненавижу свое состояние после их приема.
– Ты обязана принимать их, – приказал Самир.
Половицы заскрипели, и Алекс поняла, что они спускаются вниз, чтобы присоединиться к вечеринке, уже недосчитавшейся двоих гостей. Быстро и бесшумно она вернулась в столовую и заняла свое место рядом с Ником. Несмотря на напряжение и неловкость этого вечера, она приобрела, по крайней мере, одну ценную информацию – представление о своих новых и таинственных соседях.
Самир контролировал ситуацию в отношении Мэнди. И он пичкал ее лекарствами – возможно, таблетками, которые сам и прописал, – чтобы быть уверенным, что она делает то, что хочет он.
 Глава 28. Летти 
Джей, может, и игнорирует мои сообщения, но его мать не игнорирует звонок в дверь.
– Привет, Летти, – говорит Мэнди Кумар без особой заинтересованности. – Ищешь Джея?
Что ж, я здесь не ради чая. Я так думаю, но благоразумно не произношу это вслух.
 
– Он дома? – спрашиваю я, изображая из себя милую и дружелюбную девушку. Не хочу, чтобы Мэнди думала, что ее дорогой сын в опасности.
– Он внизу, – она отходит в сторону, приглашая меня войти. В ее улыбке проскальзывает что-то ледяное. У меня такое чувство, что я не единственная, кто притворяется. – Мы прекрасно поужинали с твоими мамой и папой, – говорит она. – Такой замечательный район, так много интересных людей. У нас была очень оживленная дискуссия. – Ее глаза странно загораются. Я киваю, не уверенная, как на это реагировать – Есть какие-нибудь планы насчет колледжа?
– Пока нет, – отвечаю я. – Сейчас как раз оформляю свои заявки.
– Что ж, удачи. Колледж – удивительное время в жизни. Дорожи им.
– Буду стараться, – обещаю я, не уверенная, что смогу сдержать слово.
Я, конечно, не сообщаю, в какие колледжи я подаю документы или что мой приоритет – Калифорния. Все это приведет к новым вопросам.
Калифорния? Почему так далеко от дома? Что планируешь изучать? Мы могли бы даже поговорить о дороговизне высшего образования в наши дни, и я могла бы рассказать о том, что мой отец хочет, чтобы я поступила в UMass, но я получу студенческий займ, даже если мне придется пойти против его воли. Слишком много общения для моего нынешнего душевного состояния, которое граничит с убийственным.
Мэнди Кумар, кажется, чувствует мое растущее беспокойство. Она натянуто улыбается и направляет меня в подвал, который я могла бы найти и сама.
Я спускаюсь вниз. Свет не горит, но есть свечение, как от телевизора в темной комнате. Если не считать насыщенного аромата кофе, воздух кажется промозглым и затхлым. Когда я добираюсь до нижней ступеньки, то вижу Джея, сидящего в офисном кресле спиной ко мне. На нем наушники, так что он не слышит, как я спускаюсь. Наверное, он и не слышал, как я звонила в дверь.
К бетонной стене приставлены два простых деревянных стола, на которых стоят четыре ярко освещенных компьютерных монитора. На полу под столами постелен широкий ковер, но он не придает помещению уюта. Не заметно никаких картотечных шкафов. Никаких стопок бумаг. На стенах тоже пусто. Все, чего хочет Джей и в чем он нуждается, должно, видимо, содержаться в его компьютерных башнях-близнецах, жужжащих, точно живые существа.
На маленьком столике рядом с Джеем стоит кофеварка, которая также может варить эспрессо. Наполовину наполненный кофейник готов к заливке. По какой-то причине я представляла себе логово будущего миллиардера немного более… роскошным.
– Джей, – строго произношу я.
Он не оборачивается, вероятно, потому что не слышит меня.
Я сильно хлопаю его по плечу и снова произношу его имя, на этот раз с рычанием.
Наконец он поворачивается и снимает наушники. В его глазах мелькает раздражение. Я не уверена, сердится ли он на то, что его прервали, или на мое присутствие. Я подозреваю, что это комбинация того и другого.
– Летти, – произносит он немного протяжно. – Что привело тебя сюда?
Щелчок мыши заставляет все экраны потемнеть, хоть я и без этого не смогла бы понять ту тарабарщину, на которую он смотрел. Я мельком замечаю татуировку в виде скорпиона у него на запястье. Я поискала в Интернете и узнала, что скорпион – символ египетской богини Селкет, покровительницы мертвых. Мне стало интересно, имеет ли его татуировка какое-то отношение к трагической смерти его младшего брата. Но сейчас не время делиться или проявлять заботу.
Я складываю руки на груди. Я боюсь, что ударю его, если не займу их. Как бы я ни была зла, я все равно улавливаю тот особенный аромат Джея, который нахожу чертовски соблазнительным.
– Зачем ты это сделал? – спрашиваю я.
– Сделал что? – переспрашивает Джей, будто я полная идиотка.
– А. Дюма? Граф Монте-Кристо. Серьезно? Какого черта, Джей!
Что-то вроде ухмылки приподнимает уголки его рта.
– Что я могу сказать? Твой план мести вдохновил меня. – Я слышу нотку гордости.