Ледяная колыбель
Даал повел их пыльными узкими улочками, сворачивая то в одну, то в другую. Они миновали темные дома, все приземистые, с низкими крышами. Совсем в немногих горели свечи, свет которых едва проникал сквозь крошечные окошки с грубыми, едва прозрачными стеклами. Однако свет придавал стеклу очаровательное перламутровое сияние, опять напомнившее Грейлину о вывернутых наизнанку морских раковинах.
Даал обвел рукой пустую улицу:
– Все ушли на гулянье.
Грейлин подозревал, что отсутствие людей в этом уголке Искара объяснялось не только этим, но не стал настаивать. Ему не хотелось задерживать Даала вопросами.
Чего нельзя было сказать про Джейса. Тот провел кончиками пальцев по одной из вылепленных из затвердевшего песка стен, явно оценивая ее замысловатые изгибы.
– Поразительно! Как им это удалось?
Грейлин лишь хмуро посмотрел на него.
– И взгляните вот на это! – не унимался Джейс, замедляя шаг, чтобы заглянуть в одну из больших, высотой ему по пояс урн, в которой горел единственный огонек, танцующий на полой тростинке с множеством отверстий. Та была погружена в поблескивающую в свете пламени лужицу, растекшуюся поверх какой-то желеобразной субстанции. – Похоже, это какой-то жир или расплавленный воск!
Даал кивнул в ответ:
– Китэ вораван.
– Пахнет довольно сладко, – сказал Фенн, глубоко втягивая воздух ноздрями, когда они проходили мимо. – Как пряное вино.
Одна лишь Хенна вроде как понимала всю срочность ситуации, хотя и с другой точки зрения. Она потянула Никс за руку, чтобы заставить свою новую подругу прибавить шагу.
– Ки вон!
Грейлин мысленно согласился с ней, взмахом руки подгоняя остальных.
– Не отставайте!
Наконец они добрались до скромного дома, выглядевшего довольно ухоженным, за окнами которого светились целые гроздья свечей. По бокам от плетенной из тростника занавески, служившей дверью, стояли две осветительные чаши. Языки пламени в них весело плясали, словно приветствуя нежданных гостей. Свет их падал на обложенный камнями пятачок затвердевшего песка, расчерченный замысловатым узором из треугольников. В центре его красовалась пятиконечная звезда, увенчанная скрещенными стрелами.
Подходя к нему, Джейс даже сбился с шага, но тут же метнулся вперед.
– Этот знак… – Он уставился на остальных через плечо. – Это фамильный герб Реги си Ноора!
Никс подошла ближе, восхищенно глянув на него.
– Тогда ты был прав, Джейс. – Она уставилась на Хенну, затем перевела взгляд на Даала. – Значит, они и вправду его потомки.
Даал лишь что-то раздраженно буркнул, встав у них на пути и подняв ладонь:
– Я пойду первым. Лучше…
Парень прищурился, с трудом подбирая слова. Никс помогла ему:
– Чтобы подготовить твоих родителей к нашему неожиданному появлению.
Даал недоуменно поджал губы – он явно ничего не понял.
Грейлин просто махнул рукой:
– Давай тогда.
Юноша кивнул, направился к двери и, бросив последний обеспокоенный взгляд за спину, нырнул за занавеску.
Грейлин вместе с остальными остался ждать у входа – и тут в доме поднялся крик.
* * *Даал лишь поморщился перед лицом налетевшей на него бури, молясь, чтобы она поскорей закончилась. Перед ним стоял его отец – раскрасневшийся, разъяренный, с каплями слюны на губах. Палец его уткнулся в грудь Даала.
– Уже далеко за полночь! – ярился отец. – Разве ты не слышал звон колоколов? Гулянье уже началось! Мы должны быть там. Вместе со всей деревней. А мы тут всё ждем, ждем и ждем, не зная, где ты и твоя сестра… Твоя мать уже собиралась поднять людей на поиски! И это в первую ночь Кристнелла!
– Отче, послушай…
– Больше никаких оправданий, Даал! Эта ночь Кристнелла уже пару месяцев не давала тебе покоя! Я знаю: именно поэтому ты так опоздал – надеясь улизнуть от этих смотрин, отложить их на следующий год.
– Я опоздал вовсе не из-за этого, – буркнул тот, и сам уже начиная злиться. Хотя, по правде говоря, отец был не так уж и не прав. Даал и в самом деле замешкался на берегу как раз по этой причине. Если б он сразу двинул домой, то, скорее всего, так и не повстречал бы всех остальных.
«И, наверное, это было бы только к лучшему».
– Тогда почему? – Отец подался еще ближе, а его америловые глаза так и светились разочарованием.
Мать наконец пришла Даалу на выручку, коснувшись руки своего супруга:
– Дай ему сказать, Мерик!
От одного ее прикосновения часть его пыла погасла. Отец поник и пренебрежительно махнул рукой:
– В чем же тогда дело, Даал? Почему ты так поздно притащил сюда свою волосатую задницу?
Мать насупилась:
– Мерик, нет никаких причин вести себя так грубо и принижать ноорскую натуру твоего сына. Он ничего не может с этим поделать, равно как и я. Неужели из-за крови, текущей в моих жилах, ты находишь меня такой отвратительной?
Даал с благодарностью глянул на мать. Из-за своего ноорского происхождения она была на голову выше его отца. Ее намасленные волосы были темными как смоль, а глаза такие же, как у Даала, – голубые, словно отполированный паром лед.
Его отец нежно прикоснулся тыльной стороной ладони к ее щеке:
– Конечно же нет, Флораан. Ты остаешься такой же красивой, как и тогда, когда я впервые повстречал тебя.
Она прильнула к его руке.
Даал знал их историю. Редко когда чистокровный пантеанец отказывался от своих корней и смешивал свою родословную с ноорами. По крайней мере, в течение последнего столетия.
До этого же в этом не было абсолютно ничего необычного. В течение долгих десятилетий после Небопришествия – того дня, когда Ноор нежданно свалился из тумана и потерпел здесь крушение, – оба клана счастливо смешивались между собой. Поразительная натура рыцаря, происходящего из земель как мифических, так и фантастических, вызывала немалое любопытство и интерес. Пришельцев с их странными обычаями и умениями радушно принимали в деревнях, в домах и в постелях. Но с течением времени эта их уникальность исчезла, а различия стали раздражать. Пантеанцы – которые жили здесь еще со времен первого таяния – начали возмущаться смешением с ноорами, считая, что это портит их собственную чистую кровь, доведенную паром и льдом до полного блеска. Росло единодушие в том, что нооры осквернили ее, ослабили их династии. Так что эти две касты стали все больше отдаляться друг от друга. Тем, в чьих жилах текла ноорская кровь, оставалось довольствоваться лишь самыми тяжелыми, грязными и презираемыми занятиями – теперь к ним относились без всякого уважения, им запрещалось иметь хоть какое-то отношение к власти. Однако нооры упорствовали, находя утешение среди своих – по-прежнему следуя ритуалам, восходящим к Небопришествию, сохраняя свой язык и гордясь своим наследием.
Отдав свое сердце и кровь матери Даала, отец его жестоко за это поплатился, отвергнутый и изгнанный всей своей родней – путь в родную деревню был ему с тех пор заказан. Однако, несмотря на такое падение, Мерик ни разу не пожалел о своем решении – даже воспитывая такого упрямого сына, как Даал.
Отец вздохнул, теперь уже спокойнее, но выражение лица у него оставалось разочарованным.
– Давай начнем сначала. Почему ты…
Дверная занавесь у него за спиной откинулась, и Хенна просунула голову внутрь.
– Ты уже сказал им, Даал? Мы торчим здесь уже целую вечность!
Даал отмахнулся от нее, но она лишь показала ему язык.
Мать придвинулась ближе, глаза ее сузились.
– Кто там еще?
Даал глубоко вздохнул:
– Мы с Хенной повстречали нескольких незнакомцев. На берегу, далеко отсюда. После того, как я закончил собирать абилинов для завтрашнего пира.
– Незнакомцев? – переспросил его отец. – Из другой деревни?
– Ну да, наверное.
– Так откуда?
– Они нооры.
Его мать оживилась, шагнув вперед.
– Нашей крови? Из какой деревни?
Даал сглотнул:
– Они не из Приюта.
Его отец раздраженно фыркнул: