Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)
– Собирайся, – решив, кивает в сторону шкафа Громов.
Взвизгиваю и тут же прикрываю рот испуганно, округляю глаза.
– Твой отец уехал в больницу, – сообщает Мирон.
– Входная дверь и калитка на сигнализации, – предупреждаю.
– Знаю.
– Если мы пойдём там, то она сработает.
– Карамелина, – рычит Мирон. – Не учи учёного. Собирайся, я сказал.
Быстро киваю и отхожу к шкафу. На эмоциях, не подумав, скидываю майку, оставаясь в спортивном лифчике.
– Я в ванной побуду пока, – говорит он, равнодушно отворачиваясь. – Не забудь взять всё, что необходимо.
– Возьму, – отвечаю задумчиво, но тут же начинаю рыскать по полкам.
Быстро закидываю в рюкзак сменное бельё, носки, ночнушку и пару чистых футболок. Затем заглядываю в ящик стола и забираю паспорт, личные сбережения, а вот студенческий билет оставляю.
Натягиваю узкие джинсы и серый свитшот, сверху застёгиваю короткий пуховик.
– Шапка где? – слышится сбоку.
– Здесь, – поднимаю руку.
– Одевай. Я первый спрыгну и тебя подстрахую, – инструктирует Мирон. – Самое главное — вниз не смотри, поняла?
Утвердительно мотаю головой.
Страх под кожу забирается.
Я… не смогу, наверное.
– Веришь, что не дам упасть? – спрашивает он с серьёзным выражением лица. – Это важно, – опускает глаза. Дышит тяжело.
– Верю. Конечно, верю.
Мирон сдержанно кивает и в этот момент выключает в комнате свет. Пройдя к окну, сдвигает штору.
В лицо ударяет февральский ветер.
Молча наблюдаю, как Мир перекидывает ногу и, придерживаясь за край подоконника, выбирается наружу.
– Здесь достаточно просто вылезти, – говорит спокойно. – Встанешь вот на этот выступ.
Прикрываю глаза, когда он спрыгивает.
– Давай, – тихо зовёт.
Фух. Делаю вдох-выдох.
Никогда бы не думала, что до такого дойдёт, но папа сам виноват. Я сбегаю из собственного дома.
Сбрасываю рюкзак. Выполняю всё по инструкции Громова и прикрываю окно. Зачем-то смотрю под ноги.
– Блин, не смотри, – предупреждает Мирон. – Прыгай давай. Я здесь внизу.
– Боюсь, – шепчу, стискивая посильнее металлическую планку на откосе.
– Закрой глаза и прыгай, – рычит он. – Скоро примёрзнешь там.
Давлю нервный смешок и решаюсь... Делаю всё, как говорит.
Бамс.
Конечно, мы оба в сугроб заваливаемся. В полуметре от злосчастной клумбы.
– Слезай, блин, – хрипит Мирон, сталкивая меня с себя в ту же секунду.
Помогает отряхнуться от снега, хватает за руку и ведёт к забору с обратной стороны дома.
Очутившись в машине, на диком адреналине прижимаюсь к нему. Большому и сильному. Тёплому. В нос проникает запах его туалетной воды.
– Спасибо, – шепчу в тишине.
– Пожалуйста.
Мирон быстро отстраняется и заводит двигатель. Включает печку, датчики. На меня не смотрит.
Пожав плечами, отворачиваюсь.
– Телефон, – выкладывает передо мной на панель.
– Зачем? – удивляюсь.
– Ты же без связи. Демидову позвони. Вдруг волнуется.
Глава 37. Мия, Мирон и оргазм.
– Что мы будем делать? – спрашиваю, робко усаживаясь на мягкий диван.
– Спать, – отвечает Мир коротко, скидывая ключи от «БМВ» на барную стойку, разделяющую зону кухни и небольшую гостиную.
– Но надо поскорее всё понять… Узнать откуда…
– Мы будем спать, – повторяет Мирон безапелляционно. – Ты успокоишься, выспишься, завтра будем думать. Поняла?
– Как скажешь, – послушно киваю. – Спасибо.
Ёжусь от холода, натягивая рукава свитшота на ладони.
Мирон, заметив это, подходит к окну, усаживается на корточки и регулирует батарею, но глядя на широкие плечи и узкую талию, у меня внизу живота тоже становится теплее.
– Чья это квартира? – спрашиваю, с любопытством озираясь по сторонам.
Зайдя сюда, Мир сразу указал на дверь, ведущую в спальню, назвав её моей комнатой. Значит, сам он планирует остаться в гостиной.
Здесь красиво. Отделка стен и обстановка в разных оттенках серого явно свежие. Особое внимание привлекают высокие окна и шикарные портьеры, ниспадающие из-под потолка.
– Квартира моя, – отвечает Мирон прямо.
Поглядывает на меня урывками.
Скидывает пуховик на пол. Так, словно он жутко нервничает, вытирает внутреннюю сторону ладоней о спортивные штаны, висящие низко на бёдрах. Открывает створку небольшого шкафа.
– Твоя и Лады? – уточняю. – Ты с ней здесь живёшь? – вдруг пугаюсь.
Вот уж кого-кого, а Ладу я видеть не готова. Никогда.
– Эта квартира только моя.
– А Лада? – упрямо повторяю.
– У неё есть своя... Мы расстались.
– Ясно, – как можно безразличнее произношу, но продолжаю подозрительно озираться и пытаюсь унять трепет от сказанных слов в груди.
Мирон извлекает с верхней полки шкафа стопку с постельным бельём и полотенце. Укладывает всё это на диван рядом со мной.
– В спальне постельное чистое, – сообщает.
– Хорошо.
– Ты голодная? – внимательно изучает моё лицо, нависая сверху.
Мотаю головой отрицательно.
Прозрачные глаза словно сквозь меня смотрят. Это, между прочим, обидно. И неважно, что отчасти я виновата сама.
– А в ванную пойдёшь?
–Пойду, – киваю.
Мирон проходит к двери, которую практически незаметно на фоне ровной стены. Зажигает в ванной свет.
– Полотенце на водонагревателе.
Прижимаю рюкзак к груди и закрываюсь изнутри. Скидываю одежду и аккуратно складываю её на полку, рядом с мужскими принадлежностями для бритья.
Внутренности потрясывает оттого, что за стенкой он, а я здесь абсолютно голая. Желание, чтобы Мирон сейчас пришёл – моё заветное, но по его реакциям сегодня вечером, понимаю, что не придёт. Слишком много всего произошло и сказано...
Принимаю душ, быстро натягиваю чистое бельё и короткую ночнушку пыльно–розового цвета. Чищу зубы и ставлю свою щётку рядом с черной зубной щёткой хозяина квартиры.
Любуюсь этой картинкой.
Боже, о чём я думаю вообще?..
Уже собираюсь выскочить из ванной, как слышу чуть повышенные интонации в голосе Мирона.
– Что значит «быстро», Руслан?.. Я мог вообще тебе не говорить, где она. Надеялся, что ты оценишь, но как вижу напрасно… Блядь… Мне не двенадцать лет, не надо так со мной разговаривать… А мне нужно было оставить её одну в таком состоянии? Не делай меня крайним… Хм, может, стоит порадоваться, что она сбежала со мной, а не одна ночью из посёлка на загородном тракте?
– Всё хорошо? – спрашиваю, когда всё стихает и я покидаю своё убежище.
Осознание, что папа может приехать сюда и силой отвезти обратно под замок, пугает до коликов животе.
– Лучше не бывает, – заверяет Мирон, даже носа не повернув в мою сторону.
Проходит к кухонному гарнитуру и открывает навесной шкафчик, заслоняя дверцей лицо.
Задеваю взглядом косые мышцы на плоском животе и небольшой участок ушиба, который крайне меня беспокоит. Вообще, в мире нет ни единой детали, которая касалась бы жизни Громова, и была бы мне безразличной.
Ни одной. Клянусь.
Я даже слепки его детских ручек и ножек рассматривала как что-то великое. Я – его главный фанат, а он – мой. Я знаю.
– Спокойной ночи, – проговариваю отчётливо.
– Спокойной ночи.
Прохожу в небольшую спальню и незамедлительно откидываю покрывало с кровати. Чувствую себя не вполне уютно, но укладываюсь на спину и утепляюсь с помощью одеяла.
Надо как-то отвлекаться. Резко поворачиваю голову и упираюсь носом в мягкую подушку.
Вдохнув аромат знакомой туалетной воды, во-первых, понимаю, что он здесь спал. Может быть, вчера или до этого…
Во-вторых, до меня доходит, что я окончательно и бесповоротно пропала. Я люблю его… и одной мне с этой любовью, увы, не справиться.
В этом доме столько же этажей, сколько мне лет – девятнадцать. И ровно столько лет я люблю одного-единственного человека на земле. Ничего не могу с собой поделать.
И никто не сможет.