День совершенства

— Сегодня суббота, — сказал Чип.
— Я знаю, — сказала она.
Они помолчали. Затем Маттиола спросила:
— Я не смогу получить лечебную процедуру. Да?
— Не сможешь, — сказал он.
— Но тогда я могу забеременеть, — сказала она. — А мне не положено иметь детей. Как, кстати, и тебе.
Ему хотелось сказать, что они едут в такое место, где решения Уни не имеют силы, но это было бы преждевременно: она могла бы перепугаться и перестать ему подчиняться.
— Да, наверно, ты права.
Он поцеловал ее в щеку, когда связывал ее и укрывал на ночь. Она молча продолжала лежать в темноте, и он поднялся с колен и пошел к своим одеялам.
Воскресная поездка прошла благополучно. Рано утром их остановила группа молодых номеров, но им просто нужно было помочь починить порвавшуюся цепь, и Маттиола сидела в траве вдали от группы, пока Чип был занят делом. К закату они приехали в парковую зону на севере от '14266. За день они отмахали больше семидесяти пяти километров.
И опять оказалось нелегким делом найти укрытие. Но в конце концов Чипу все же удалось найти подходящее место — развалины пред-У или ранне-У-строения, густо заросшего виноградом и плющом. Здесь было просторней и гораздо удобней, чем на предыдущей стоянке. В ту же ночь, несмотря на усталость после дальнего перехода, он съездил в '14266 и воротился с запасом унипеков и питья на три дня.
Маттиола за эту неделю стала раздражительной.
— Мне надо почистить зубы, — капризничала она. — И я хочу принять душ. До каких пор мы будем так ехать? Всю жизнь, что ли? Тебе, может, и нравится жить, как животному, но мне — нет. Я — человек. И я не могу спать со связанными руками и ногами.
— На прошлой неделе ты не жаловалась, — сказал он.
— А теперь не могу!
— Тогда лежи спокойно и дай спать мне, — сказал он.
Ее взгляд выражал теперь только раздражение, и ни следа былой жалости. Она упрекала его, когда он брился и когда он читал; на вопросы отвечала односложно или не отвечала вовсе. Гимнастику делала кое-как, и он был вынужден грозить ей пистолетом.
Близилось восьмое Маркса, дата назначенной ей процедуры. Этим он объяснял себе ее раздражительность, естественное недовольство положением пленницы и вызванными этим положением неудобствами. Но это были и признаки воскрешения Маттиолы, погребенной в Анне СГ. Это должно было его радовать, и, когда он об этом размышлял, так оно и было. Но сносить это было все трудней и трудней, особенно после прошлой недели, когда в ее тоне слышалось сочувствие, а поведение было спокойным и дружелюбным.
Она жаловалась на обилие насекомых и на скуку. Как-то ночью пошел дождь, и по этому поводу она ворчливо ныла.
Однажды Чипа разбудило ее подозрительное ерзанье. Он направил на нее луч фонарика. Маттиола уже высвободила руки и теперь развязывала веревку на щиколотках. Он снова связал ее да еще стукнул для острастки.
За весь субботний вечер они даже словом не перекинулись.
В воскресенье поехали дальше. Чип не отъезжал от нее — ехал сбоку и внимательно следил, если к ним приближались номеры. Он приказывал ей улыбаться, кивать, отвечать на приветствия, напоминал, что вести себя надо так, будто все в порядке. Она ехала в угрюмом молчании, и он боялся, как бы она, несмотря на угрозу оружия, не позвала в любой момент на помощь или не остановилась и не отказалась наотрез ехать дальше.
— Смотри у меня! — пригрозил Чип. — Не только тебя — всех до одного перебью. Ни одного свидетеля не оставлю, клянусь тебе!
Она продолжала крутить педали, хмуро улыбалась и кивала встречным. У Чипова велосипеда сломалась передача, и за день они проехали всего сорок километров.
К концу третьей недели ее раздражительность уменьшилась. На привале она сидела, хмуря брови, подбирала травинки, рассматривала кончики пальцев, без конца вращала на запястье браслет. В ее взгляде, устремленном на Чипа, сквозило странное любопытство, будто бы она видела его впервые. Его указаниям она следовала машинально и вяло.
Он занялся ремонтом велосипеда, решив не будить ее.
 
Однажды вечером — это было на четвертой неделе их путешествия — Маттиола спросила:
— Куда мы едем?
Чип посмотрел на нее — они доедали последний за тот день унипек — и сказал:
— На остров, который называется Майорка. В море Вечного Мира.
— Майорка?! — удивилась она.
— Это остров, где живут неизлечимые, — пояснил он. — В мире есть еще семь таких островов. Больше, чем семь, конечно, потому что некоторые представляют собой группы островов. Я нашел их на карте в Пред-У-музее, в Инде. Они были заклеены, и их нет на карте в МДБ. Я собирался вам всем рассказать об этом как раз в тот день, когда меня «вылечили».
Маттиола выслушала молча, а потом спросила:
— Ты рассказал об этом Королю?
Это было первое упоминание его имени. Надо ли было ей сообщить, что Король обо всем знал, но скрывал, и потому рассказывать ему об островах не было смысла? Зачем это теперь? Он умер. Для чего разрушать его образ в ее памяти?
— Да, рассказал. Он был изумлен этим открытием и очень разволновался. Я не понимаю, почему он сделал с собой то, что сделал. Ты ведь об этом знаешь?
— Да, знаю, — сказала Маттиола, взяла ломтик унипека и стала жевать, не глядя на Чипа. — А как они живут на этом острове? — спросила она.
— Понятия не имею, — сказал он. — Эта жизнь, может быть, очень груба и примитивна, но это — свободная жизнь. А может быть, она на высоком уровне цивилизации. Первые неизлечимые должны были быть в высшей степени независимыми и изобретательными номерами.
— Я не уверена, что хочу туда, — сказала она.
— Не спеши — подумай, — сказал он. — Через несколько дней твое настроение изменится. Ведь это ты высказала предположение о существовании колоний неизлечимых, разве не помнишь? Еще просила меня заняться поисками.
— Да, помню, — кивнула она.
В конце недели она взяла одну из французских книжек, которые он нашел в музее, и попыталась читать. Он сидел рядом и переводил неизвестные ей слова.
В следующее воскресенье с ними увязался попутчик. Он ехал слева от Чипа, не отставая и не обгоняя их.
— Привет, — сказал он дружелюбно.
— Привет, — отозвался Чип.
— Я думал, все старые велосипеды списаны, — сказал он.
— Я тоже так думал, — сказал Чип, — но нам почему-то дали вот эти.
Велосипед номера имел более тонкую раму и рычажок переключателя скоростей на руле, управляемый большим пальцем.
— Возвращаетесь в '935? — поинтересовался номер.
— Нет, едем в '939, — сказал Чип.
— О! — сказал номер, глядя на их багажники с завернутыми в одеяла сумками.
— Нам бы поднажать, Ли, — сказала Маттиола. — Остальных уже не видно. Мы отстали.
— Они подождут нас, — сказал Чип. — Все равно их унипеки и одеяла у нас.
Номер улыбнулся.
— Нет, нет! Давай поедем скорее, — сказала Маттиола. — Это несправедливо заставлять их ждать.
— Хорошо, — сказал Чип и обернулся к непрошенному попутчику. — Благополучия вам на весь день.
— И вам того же, — отозвался номер.
Они поднажали и укатили вперед.
— Молодчина! Выручила, — похвалил Чип Маттиолу. — Он уже собирался пуститься в расспросы, зачем нам столько вещей.
Маттиола промолчала.
В тот день они проехали восемьдесят километров и добрались до парковой зоны на северо-востоке от '12471, в одном дне пути от '082. Они нашли вполне подходящее убежище — треугольную расселину меж двух утесов, над которой нависали деревья. Чип нарезал ветвей и замаскировал ими вход.
— Больше не надо меня привязывать, — сказала Маттиола. — Я не убегу и не стану пытаться привлечь внимание посторонних. Пистолет тоже можешь спрятать в сумку.
— Ты захотела на Майорку?
— Конечно, — сказала она. — Еще как захотела! Это как раз то, о чем я всегда мечтала, когда была живою, конечно.
— Хорошо, — сказал он, убрал пистолет в сумку и в ту ночь не стал ее привязывать.