Число Зверя
Кларис, закусив верхнюю губу и борясь с комом в горле, подтвердила слова доктора длинной серией мелких кивков.
— Вас привезли сюда в сентябре 1972 года, — продолжил Аткинсон, проворным жестом смахивая слезу. — То есть чуть больше двадцати семи лет назад. До этого вы провели четыре месяца в нью-йоркской больнице. Кто бы ни были эти Фаунтины, которым вы так мало доверяете, но именно они создали доверительный фонд для оплаты вашего содержания в лечебнице.
Розмари закрыла глаза и безмолвно в тоске затрясла головой, лежащей на подушке. Невозможно! Невероятно! Немыслимо! Эта нечисть в итоге победила! Энди уже давно взрослый. Теперь он ей чужой — взращенный ими и воспитанный так, как то было угодно черной силе, которая обрела в нем свое послушное орудие… Где он ныне, жив или нет — теперь ей это, в сущности, все равно. Он для нее навек потерян.
— О, Энди, Энди! — в отчаянии простонала она.
Доктор Аткинеон вскинулся и удивленно вытаращился на Розмари.
— Откуда вам известно про Энди? — в изумлении спросил он.
— Она имеет в виду своего сына, — пояснила Кларис, успокоительно поглаживая руку несчастной «воскресшей». — Ее сына тоже зовут Энди.
— А-а, понятно, — протянул доктор Аткинсон. Удивление на его лице сменилось сочувственной миной. Ободряюще потрепав Розмари по руке, бородач ласково провел ладонью по ее волосам — сейчас она, по-прежнему с закрытыми глазами, беззвучно рыдала, сотрясаясь всем телом.
— Мисс Фа… миссис Рейли. Розмари… Знаю, любые слова утешения бессильны перед фактом, что вы потеряли так много лет своей жизни. Однако должен сказать вам, что мне как медику известны только два достоверных случая, когда люди выходили из такой длительной комы. А вы не только выжили, но и сохранили разум и память. Поверьте, при всей трагичности того, что с вами произошло, вам грех пенять на судьбу! То, что вы живы и вышли из комы так чисто — то есть практически здоровой, если не считать естественной общей ослабленности организма, думаю, временной, — это же чудо. Да-да, это истинное чудо, Розмари, это абсолютное чудо!
Глава 2
Кларис вытерла ее заплаканное лицо мокрой губкой, пригладила растрепавшиеся волосы и дала выпить несколько глотков воды. Затем доктор и массажистка на время деликатно удалились.
По просьбе Розмари изголовье кровати подняли, и теперь она полусидела, опираясь спиной на подушку. Ей стал виден садик за окном. Деревья были голые, как им и положено в ноябре.
А еще она попросила оставить ей зеркало.
Доктор Аткинсон, ясное дело, был против: «Не стоит торопиться, вы еще недостаточно окрепли». Однако она настояла на своем.
Дура, конечно. Не стоило усугублять потрясение.
Сейчас она держала в потной ладони пластмассовую ручку зеркала — как можно дальше от своего лица. Не было силы принудить себя вторично и более пристально взглянуть на глупо хлопающую глазами тетушку Пег, которая только что возникла в зеркале. Да, сходство с тетушкой Пег было невероятным, жутковатым. Одна разница — когда Розмари видела тетушку в последней раз, той было пятьдесят. А самой Розмари сейчас… пятьдесят восемь.
Арифметика простая. Тридцать один плюс двадцать семь равняется пятидесяти восьми. Но Розмари, боясь ошибиться, дважды повторила сложение — так трудно было поверить в результат!
Энди сейчас уже тридцать три.
Снова сами собой потекли слезы.
Она отложила зеркало, нашла на тумбочке несколько салфеток. Прикладывая их к глазам, твердила про себя: «Возьми себя в руки, старушка. Если он жив, я ему нужна по-прежнему».
Скорее всего он все-таки жив. Вряд ли ему причинили какой-либо физический вред — ведь они поклоняются ему, обожествляют его.
Тут-то и скрывается самое страшное!
Воспитанный Кастиветами, Минни и Романом, и всей прочей ведовской шатией, не говоря уже о развращающих визитах благоговеющих паломников со всех концов света, Энди должен был вырасти взбалмошно-избалованным — в духе самых непотребных императоров Древнего Рима!
Не исключено, что и душа у него, по выходе из богомерзкой «школы», стала такой же черной, как у Нерона или какого-нибудь другого гнусного деспота, — хотя Розмари очень, очень не хотелось верить, что произошло именно это.
Однако ей было трудно представить, что колдовская свора не сделала все возможное и невозможное, дабы поощрить и развить все самое худшее в душе мальчика.
Будучи с ним, она неустанно трудилась над тем, чтобы нейтрализовать это дурное влияние. Она надеялась своей любовью научить сына любить. Она уповала личным примером побудить его быть честным и ответственным. Даже когда он был совсем крохой и ничего толком не понимал, она ежедневно брала его на колени и…
— Миссис Рейли, — тихонько окликнул женский голос.
Розмари повернула голову в сторону двери и увидела привлекательную черноволосую женщину, свою ровесницу… то есть ровесницу себя прежней.
На молодой женщине было что-то вроде бело-синей матроски, довольно элегантной и вместе с тем достаточно традиционной, чтобы не шокировать своим футуристичным видом отставшую от моды Розмари. На груди красовался знакомый значок «Я люблю Энди».
Доброжелательно улыбнувшись, женщина представилась:
— Тара Сейц, психологический консультант лечебницы.
Розмари молча сдвинула брови.
— Если хотите побыть одна, я исчезну, — сказала Тара Сейц. — Но мне доводилось разговаривать с людьми, пережившими кому. Возможно, я сумею как-то помочь вам. Можно мне войти?
Розмари кивнула и сказала:
— Заходите. Только по правде, я не миссис, а мисс. Я в разводе.
Элегантная Тара Сейц изящно опустилась на стул рядом с кроватью, обдав Розмари ароматом «Шанель номер пять». Хотя бы это осталось прежним, подумала та, алчно вбирая ноздрями знакомый любимый запах.
Хорошенькая консультантша опять сверкнула безупречной улыбкой топ-модели и быстро защебетала:
— Доктор Аткинсон прямо-таки потрясен тем, как быстро вы набираете нормальную форму. Вместе с доктором Бандху, главным врачом нашей лечебницы, он намерен сегодня же провести кое-какие анализы и тесты. В случае их положительного результата — а доктор Аткинсон очень надеется на это — вы уже завтра сможете начать курс восстановительной гимнастики, дабы обрести нужную физическую форму. У нас прекрасная группа физической реабилитации.
— И как скоро, по-вашему… — перебила ее Розмари.
Тара с новой улыбкой замахала руками:
— Ну, это как раз не моя сфера. Сроки вашего пребывания здесь будут определять терапевты. Что до меня, то я, к моему великому сожалению, должна прямо сейчас сообщить вам малоприятное: в данный момент вы потрясены и растеряны, но это лишь цветочки по сравнению с тем, что вы испытаете завтра — по мере того, как будете все глубже и глубже проникаться сознанием, сколько времени вы потеряли. Подобного рода постепенное усугубление стресса характерно для тех, кто пробыл в коме даже относительно недолго. Полагаю, ваша реакция будет развиваться по тому же сценарию, без принципиальных отличий.
"Э-э, нет, Тара, на это вы не рассчитывайте!» — подумала Розмари. Однако она продолжала внимательно слушать.
— Но уже послезавтра вы почувствуете себя намного лучше, чем сегодня, гарантирую. И затем, с каждым днем, бодрость вашего духа будет неуклонно возрастать. Поэтому завтра, когда вас скрутит всерьез и черные мысли совсем одолеют, — помните, что нужно пережить только одни страшные сутки, а потом вы начнете мало-помалу выкарабкиваться. Поверьте мне, я не успокаиваю вас, а говорю чистую правду. Коснувшись самого дна, вы обязательно начнете всплывать.
— Хорошо, постараюсь запомнить это, — сказала Розмари и выдавила из себя улыбку. — Спасибо за добрые слова.
— У вас есть сын? — спросила Тара.
— Да, — с горестным вздохом отозвалась Розмари и печально покачала головой. — Ему должно быть тридцать три года. И где он сейчас — можно только гадать. В Нью-Йорке у нас не было родственников — только соседи.