Костяной
С тех пор такими большими группами никто в Лес не ходил.
– А что вы делали все это время? Что ели хоть?
Долли пожалела, что задала два вопроса подряд, когда получала ответ. Один.
– Охотились.
Они вышли на просеку, молча.
– Налево! – сказала Долли достаточно громко. Дарла повернула налево, потерялась за деревьями. Долли захотелось побежать за ней, будто ее кто подхлестывал. Она сдержала себя, вышла на продуваемую ветром прогалину все в тех же двадцати шагах позади Дарлы. Обернулась. Ветер потянул за волосы, выдернул прядь из-за воротника. Лист скользнул по лицу, как пощечина призрака.
Она пошагала дальше, обернувшись спустя минуту снова – чтобы удостовериться, что Ниль еще с ними.
Ветер дул в спину, подталкивал, словно гнал прочь. Близилось уже то место, где Долли бросила свои вещи. И было холодно, нестерпимо холодно. Приходилось все время сжимать и разжимать кулаки, иначе она переставала ощущать пальцы – все, кроме раненого, который ныл не переставая.
Шли по-прежнему молча.
– Девочки! – позвала Долли и содрогнулась: это слово прозвучало как будто в никуда.
Никто не ответил. Может, тихо позвала.
– Девочки! Дарла!
Остановилась, обернулась. Долли тоже обернулась, жестом приказала Ниль стоять на месте. Только после этого подошла к Дарле.
– Дарла, дай куртку хоть на десять минут. Холодно, сил нет. И давай немного поближе держаться, мы что-то слишком.
– Хорошо, – ответила Дарла.
Она просто остановилась, не подошла к Долли, ожидала, пока та поравняется с ней.
– Снимай, – сказала она глухо, приподняв руки и отведя плечи назад.
Долли отчего-то напряглась, медленно взяла куртку за кожаный воротник и сняла с Дарлы, думая о Ниль. Что та сейчас делает у них за спиной? Лес услужливо подбрасывал мозгу картины, от которых сводило горло.
Свитер Дарлы был цел. Черный вязаный свитер по фигуре, почти такой же, как у самой Долли, только вязка мельче.
– Спасибо, – сказала Долли. – Я чуть-чуть поношу, и все.
В любом случае она не лгала.
Дарла ответила равнодушным «Пожалуйста», глянула на Долли вполоборота и поспешила возобновить дистанцию. Ей, видно, совсем не хотелось отдавать куртку.
Долли тоже обернулась, проследив взгляд Дарлы. Ниль стояла в десятке шагов позади, пристально глядя на них черными глазами. Волосы, как рваные тряпки, таскал ветер. Теперь он свистел в ветвях, негромко, но тоскливо, а иногда низко взвывал.
Они продолжили путь. В куртке поначалу не стало теплее – она была холодной, настывшей на ветру.
Дарла куталась в руки, натягивала рукава. Черный вязаный свитер на спине натянулся. Назад Долли не оглядывалась, просто надеялась, что Ниль держится неподалеку, на случай чего. Потихоньку Долли увеличивала скорость, сокращая дистанцию.
Малорослое наклоненное дерево с обочины тянулось ветвями к лицу. Долли запомнила его, когда шла вперед. Сухие, с содранной корой, ветки качались, постукивали друг о друга.
Долли взялась за ветку и надломила ее, отводя от лица. И бросила вперед, надеясь, что Ниль не разберет этого движения. Ветер подхватил ветку, швырнул Дарле в спину.
Натянутая ткань прогнулась в месте удара, так, словно под ней ничего не было.
Значит, ничего и не было.
Долли горько закричала, изо всех сил стараясь не зажмуриться. Злые слезы наполняли глаза, жгли, как стылое железо.
Рука сдернула нож с пояса, одновременно с этим, хищно пригнув голову, обернулась Дарла, Долли рванулась к ней в прыжке, метя сверху вниз, в шею, и в последнюю секунду перебросила нож лезвием вверх, ударив вскользь по выставленному на защиту запястью. Перехватила накрест правую руку и рассекла Дарле горло. Потом – прямым ударом в приоткрытый рот – воткнула лезвие в нёбо. Металл гарды клацнул о зубы.
Долли выдернула нож. Лес затаил дыхание, только в стоне ветра добавилось низких тонов.
Подоспевшую Ниль она пропустила мимо себя, едва успела уклониться. Вывернула руку и ударила ножом в затылок, вдогонку. В основание черепа. Рванула за плечо, разворачивая, и с размаху полоснула по горлу.
Ни из одной раны кровь почти не текла, но все равно, холодея, Долли всем весом повалила Ниль на прелые листья, рванула полы куртки в стороны, расстегнув все разом. Потом пинком перевернула тело на живот – от ярости и страха, от боязни ошибки пинок получился мощным – и стянула куртку с плеч, упершись ногой в поясницу убитой девушки.
Потом нагнулась и задрала ее серую блузу, грязную от засохшей крови.
В спине Ниль зияла круглая пустая дыра, потоки крови стекали за пояс, весь верх джинсов пропитался насквозь и почернел. Осколки ребер торчали внутрь раны, сломанные до костного мозга. Голый белый столб позвоночника в рваной оплетке серых жил светлел в темноте раны. Запаха почти не было, рана была сухой. Судя по глубине, Ниль выскоблили почти до кожи живота.
Когда Долли распрямилась, руки ее дрожали, как у тяжелобольной. Спина и затылок замлели, в висках, напротив, бухала кровь. Тошнота держала за горло.
Дарла лежала не двигаясь. Долли переживала из-за последнего удара, но он достиг цели.
Обе девушки давно были мертвы. Теперь и тела их тоже.
Долли не знала, что они встретили там, далеко в лесу, но оно убило их, наверное, одновременно. Скорее всего, Мохнатый вышел из-за дерева, и у них отнялись руки и ноги. Считалось, что в подобных случаях происходит так. Считалось, что люди при этом ничего не чувствуют.
Долли вспомнила, как испугалась муравейника. Вспомнила запах мускуса, идущий из глубины леса. Вспомнила и матовый блеск, металлический отсвет в темной чаще. Но он был теперь неважен.
Ей очень хотелось револьвер. Будь он у нее, она вернулась бы следующей ночью, чтобы найти и убить Мохнатого. Если, конечно, он окажется не так близко, чтобы столбняк свалил и ее.
Две сразу, подумала Долли. Две. Дарла, вежливая девочка, любившая, когда на нее смотрел Джетту. Ей нравилось заговаривать с ним, пусть он и отвечал ей так же отстраненно, как всем, с кем ему не было интересно.
Ниль, серьезная не по годам. Она любила тренироваться. Долли едва успела перехватить ее руку сегодня, просто Долли была жива, по ее жилам бежала кровь, а кровь Ниль давно утекла в болото.
Однажды, еще лет в четырнадцать, Ниль встретила на дороге сомнамбулу – парня, идущего в Лес, и просто свалила его ударом, чем и спасла. На самой опушке. Ей досталось за то, что она лазила ночью вдоль кромки, но мать спасенного на следующий день принесла ей черничный пирог. Огромный – она угостила всех соседей, и Долли тоже. Это было давно, но Долли помнила. Теперь ей пришлось отомстить за Ниль, хоть так. Убить Приблуду, занявшую ее тело.
Она так не хотела верить, что девушки и правда заблудились. Не хотела и провоцировать их в лесу. Нарочно оставила куртку, пусть и мерзла, изловчилась проверить спину Дарлы. Проверила…
Если бы… Если бы они просто заблудились и устали, если бы все, что они говорили, было всерьез, если бы куртка Дарлы была холодна от ветра, то Долли оставалось бы только извиниться за неловко упущенную ветку.
Но на самом деле надеяться и не стоило. Долли понимала это с самого начала. Просто не хотела верить. Да никто бы не хотел.
Видно же было. Шли как маленькая стая, отвечали полуправду, ничего конкретного, никакой лжи. Одеждой не хотели делиться. Долли думала, будто так увидит, что там под свитером, но пришлось бросать в спину. Хорошо, что дистанция была.
Приблуды всегда отвечали одинаково. Заблудились. Им не надо было никого заманивать к себе, им надо было, чтобы их вывели. Только вот куда они уводили человека, согласившегося им помочь, было неизвестно. Не к опушке точно.
Ниль и Дарла пропали неделю назад. Их искали, конечно, но не нашли. Да и в глубину Леса за ними никто не ходил.
Позавчера их слышал один ходок. Но он не пошел на помощь, он вернулся из Леса и рассказал. Очередь идти убивать Приблуду выпала Долли. Их нельзя было оставлять, иначе их стали бы встречать со временем все ближе к опушке, а чем дольше в Лесу живет Приблуда, тем легче потеряться в нем самому.