Молоток и гвозди

—Теперь слушай меня и очень внимательно. Я буквально в пяти секундах от увольнения твоей задницы. Не знаю, с кем ты имеешь дело, но я не позволю со мной так обращаться,— рычит он, и это вызывает мурашки по телу.
Я не знаю, это хорошая или плохая дрожь, но, Боже, он сексуален, когда в ярости.
—Я просто пошутила. Хаммерстайн, MC Молоток, ты не можешь это трогать…
—Это дурацкая шутка!— рявкает он мне в лицо.
Я вздрагиваю.
—Блин, ладно, щекотливая тема, понимаю.
Его лицо так близко к моему, что я могу видеть, как раздуваются его ноздри. Улавливаю запах одеколона, пахнет вкусно. Я тяжело сглатываю и жду. Жду, что же еще он скажет.
Нолан
Не этого я ожидал, когда решил зайти и посмотреть, как идут дела. Но Харли вышла на встречу мне и не затыкалась. И посмотрите сейчас — я вдавил ее в стену, ее сексуальное тело всего в нескольких сантиметрах от моего. Когда я впервые увидел, во что она одета, то начал думать о всяком дерьме, чтобы хоть как-то скрыть свой стояк, грозившийся прорвать дыру в моих штанах. Она одета в комбинезон, который обычно не выглядит сексуально. Но единственное, что есть под ним — розовый спортивный лифчик, который демонстрирует ее аппетитную грудь, загорелую кожу и плоский животик. Как это возможно для женщины, которая обычно груба, быть настолько привлекательной?
Мой гнев на ее выходки умирает, когда разгорается желание. Я собираюсь сделать что-то глупое, я чувствую это, понимаю, но не могу удержаться. Тяга слишком сильная. Мои глаза опускаются на карандаш, заправленный за ее ухом. Я выхватываю его и бросаю через плечо. Глупый карандаш. Она открывает рот, чтобы проскулить что-то, но я затыкаю ее жгучим поцелуем. Она замирает на секунду, прежде чем растаять. Я вдавливаю свое тело, вжимая ее в стену. Хриплый стон вырывается из нее, подстегивая меня.
Я срываю резинку с ее волос. Длинные шелковистые волосы льются каскадом по плечам. Запах шампуня доносится до меня. Она пахнет лавандой. Мне нравится. Мне очень нравится. Мои пальцы утопают в ее мягких волосах, сжимая их и держа положение головы под моим контролем. Слегка наклоняю, чтобы углубить поцелуй. Я чувствую ее руки, скользящие по моей спине, как самозабвенно она целуется.
Блядь, это нужно прекращать. Она мне даже не нравится!
Я медленно отступаю и открываю глаза. Пресвятая Богородица! Она выглядит совершенно потрясающе с распущенными волосами. Лицо покраснело, грудь поднимается.
—Ты должна распускать волосы чаще,— шепчу я, поворачиваясь, и валю оттуда к чертовой матери, пока она молчит.
Я не могу объяснить, что сейчас произошло, но мне нужно свалить от нее подальше. Не оглядываясь, сажусь в машину и срываюсь с места.
К тому времени, как я добираюсь к отцу, в моей голове полная каша. Я не могу понять, что случилось. И не знаю, почему поцеловал ее. Это ничего не меняет, она все равно бесит и раздражает. Ну и что, если она — самая великолепная женщина, на которую я положил глаз. Есть и другие великолепные женщины. Женщины, которых я могу терпеть.
—Ах, вот ты где. Где ты был?— мой отец, Джин Хаммерстайн, спрашивает со своего любимого кресла в гостиной.
Его бифокальные очки (Бифокальные очки — этот тип линз предназначен для людей, которым необходима коррекция зрения для различных расстояний. Линзы удобны тем, что заменяют две пары очков, то есть позволяют видеть вдаль, а также читать и работать с близко расположенными предметами) на носу, так что он может читать газету в руках. Я клянусь, что мой отец — единственный, кто покупает газеты.
—Ходил проверить, как идет работа в моем доме,— бормочу.
—И?— он спрашивает, смотря на меня из-за очков.
—В процессе,— отвечаю быстро.
—А девочка? Она работает или просто контролирует?— слышится нотка отвращения в его голосе.
Мой отец был воспитан с мышлением, что женщина должна сидеть дома и заботиться о детях, а мужчина ходить на работу и обеспечивать семью.
Моя мать, Энн Мари, сидела дома, заботясь обо всем — уборка, готовка и воспитание меня. По крайней мере, пока она не заболела. Ну, изначально она не была больна. Сначала, она нашла опухоль в груди. Пошла к доктору и узнала, что у нее был рак молочной железы. Четвертая стадия рака молочной железы. Мне было всего десять, но я знал, что это не очень хорошо. Даже с учётом прохождения всех процедур, она прожила только год.
После смерти матери отец решил сменить обстановку, так он и купил «Хулиганов», и мы переехали вдвоем в Бостон. Мама ушла, после школы я проводил дни и ночи в офисе отца. Он научил меня всему, что нужно знать о бизнесе. Это было здорово, но не то, чем я хотел заниматься. Я хотел найти лекарство от рака молочной железы, чтобы другие дети не теряли своих матерей, как я. Поэтому поступил в колледж при Гарвардском университете и получил степень доктора наук в биологии. Но как только я получил высшее образование, мой отец принудил меня работать на него в его бизнесе. Я даже не боролся с ним.
—Она работает,— говорю ему.
Он ворчит, гримасничает и возвращается к газете.
Я возвращаюсь к его комментариям и раздражаюсь по поводу его слов. Какая мне разница, если он не одобряет, что она работает? Мой папа старой закалки. Мы больше не в пятидесятых. Я не ожидаю, что женщины не будут работать, хотя обычно я не ожидаю, что они работают в бригаде, состоящей из одних мужчин; но, эй, почему бы и нет. Мой отец, хочет найти мне женщину: такую, как моя мама — спокойная, благодушная, покладистая, покорная… Харли не такая. Она смелая, громкая, остроумная, и властная. И ведет себя как парень. Мой отец никогда бы ее не одобрил!
Харли
—Нейт, ты гей…
—Не может этого быть! Я?— дразнится он, сидя за своим столом.
Я останавливаюсь возле офиса в центре Бостона, чтобы найти номер телефона электрика, с которым люблю работать. Он куда-то исчез из моего телефона. Или может, я никогда его не записывала? Во всяком случае теперь, когда все стены в доме Хаммерстайна снесены, я замечаю, что часть проводки старая и не годна для задумок Нолана. Поэтому мне нужен электрик для замены системы.
—Я просто… Мне нужно знать, что в голове у парня в определенной ситуации.
—Ладно, выкладывай.
—Девушка вывела парня из себя, она с самого начала не нравится ему, он орет и срывается на ней. Внезапно этот болван ее целует и затем уходит, не сказав ни слова о том, что произошло.
Нейт смотрит на меня, изучая своими проницательными карими глазами. Я ерзаю под его пристальным взглядом. Несомненно, он знает, что я говорю о себе. И, возможно, о Нолане.
—Так, мне нужно кого-то побить?— спрашивает он серьезно.
—Нет, определенно нет.
Он вздыхает.
—Просто потому, что ты парню не нравишься лично, не значит, что он не думает, что ты горячая. Ты можешь физически его привлекать, и, когда он взбесился, мог поцеловать тебя. Иногда гнев может превратиться в страсть, когда дело доходит до кого-то, кто физически возбуждает. Я считаю, что существует тонкая грань.