Изнанка мести (СИ)
Бежать. Спасаться бегством. Дальше, дальше, дальше. Пока она двигалась, могла не думать о себе, о нем. Только смотрела на чужие окна, мелькающую траву, безучастные лица людей.
Двигаться, двигаться, двигаться. Она должна была продолжать это делать. Если она остановится – не сможет сдержать крика и упадет в истерике на землю. Мужчины и женщины будут смотреть на нее и спрашивать. Спрашивать. Спрашивать. Но что спрашивать? Что спрашивать? Что? Она сама ничего не понимала!
Случившееся обрушивалось огромным безжалостным водопадом, который одновременно оглушал, сбивал с ног и топил. Она захлебывалась в панике, пыталась глотнуть воздух, но ничего не выходило. Все было бессмысленно. Бессмысленно и неясно. А ей необходимо было понять. Что же произошло? Просто необходимо.
Казалось, что на улице все знали, что с ней стало, что страх ее и отчаяние красными буквами проступили на лбу и щеках, пока она бежала бесцельно по улице, поворачивала за углы домов, огибала футбольные коробки, входила в арки. Силы были на исходе, и она пошла медленнее. Надо было найти укромное место, сесть и подумать, разобраться во всем. Вика огляделась. «Может быть здесь, на деревянной лавочке у подъезда? – Нет, много входящих и выходящих. Здесь, на низеньком ограждении? – Нет, слишком открыто. Здесь, на детской площадке? – Нет».
Она старалась вспомнить, что он говорил. Старалась вспомнить и осознать, но смысл безжалостно улетучивался. Она не могла постичь, почему все это произошло. Ей необходимо было докопаться до сути, но было сложно сконцентрироваться. Она была ошеломлена, а ужас сосулькой пронзал сердце. И кто-то невидимой безжалостной рукой вонзал ее снова и снова.
Когда-то давным-давно, мир состоял из света и счастья. Когда-то теплые руки обнимали ее и когда-то лопались почки на деревьях, рыжий кот мурчал у ног и свет угасающей зари был прекрасен. Когда-то… давным-давно.
Она остановилась, не соображая, где находится. Рыдания заглушили окружающий шум, и она с ужасом поняла, что сама издает эти звуки. Вика прижала к губам кулак в тщетной попытке унять предательские спазмы.
Временный паралич уступил место мучительному осознанию реальности. Усилия сдержать слезы стали невыносимыми. Вика обняла плечи и села на бордюр. Тысячи мыслей иголками вонзились в мозг. О, мамочка! Слезы полились из глаз, словно вместе с ними обида и жалость к себе могли покинуть ее тело. Горло свело, вызывая удушье. Вика скорчилась, она уже не старалась взять себя в руки и преодолеть боль, которая разливалась по всему телу. Она не стесняясь, закрыла лицо руками и заплакала. Она понимала, что должна была чувствовать себя неловко, но в ней не осталось ничего, что позволило бы ей сделать это. Реальность поражала с убивающей силой. Еще сегодня утром она лежала в объятиях мужа (мужа?) и ненавидела его работу, которая разлучала их на целый день. Еще сегодня она сдала экзамены и летела счастливая в их дом. Еще днем она мечтала о свадебном путешествии. Воспоминание как подводное землетрясение, всколыхнуло волну цунами, прокатившуюся через все тело. Вика сжалась, неистово и отчаянно пытаясь избавиться от боли.
Мимо проходила веселая компания. Вика растерянно подняла глаза, удивляясь, что где-то в мире еще звучит смех. Сероглазая девушка в матерчатых джинсах с небрежно стянутыми в хвост волосами посмотрела на нее. У одного из парней была татуировка на предплечье, он держал руки в карманах брюк и мышцы от этого красиво играли. Вика отвернулась, закусив ноготь на большом пальце. Почему так холодно? Рядом послышался шорох, и сероглазая девушка протянула ей пачку бумажных салфеток. Вика кивнула. На большее ее просто не хватило: шею словно перетянули грубой веревкой. Дружеский жест незнакомого человека сделал ее положение еще горше. Девчонка вздохнула еле заметно и побежала догонять своих.
Чудовищность всего, что произошло, постепенно все глубже и глубже проникала в сознание. Как спокойно он с ней говорил. Так мог рассуждать только человек, который не любил. Она потеряла его навсегда. Навсегда! Уже никогда не будут они…
Ярослав не любил ее. Понимание ядовитым дымом стало просачиваться в мозг. Оно проникало и одновременно уничтожало его. Теперь она осталась совсем одна. Она чувствовала, как над ней нависает тяжелое грозовое небо, сгущаются набежавшие во всех сторон тучи. Сейчас к водопаду добавится гроза, и они вместе уничтожат ее.
Он целовал ее так, что даже от воспоминаний тряслись поджилки. Он был ее первым мужчиной. Он был человеком, которому она отдалась без оглядки, в омут чувств которого прыгнула не подумав. Она хотела родить ему ребенка!
Где-то далеко послышался перезвон колоколов. Сквозь пелену, застилавшую глаза, Вика видела редких прохожих. Как в сюрреалистичном кино, они проплывали мимо: серые, маленькие, в одинаковых одеждах. Трудно было поверить, что вокруг громадный и шумный город. Рядом сел коричневый воробей, посмотрел черными бусинками глаз, повертел головой из стороны в сторону, будто силился понять Викино горе своим крошечным разумом. Она уставилась на него, мечтая забыться: думать было слишком больно. «Были причины жениться на тебе». Бесчеловечные слова крутились в голове, стягивая ее железным обручем. Жизнь легла на плечи могильным камнем. Она пешка в борьбе. Он, оказывается, вел войну, и она проиграла в ней. Он не любил ее. Горячие потоки слез, падавшие на футболку, быстро остывали. Почему было так холодно? Она передернула плечами и поежилась.
Над головой прогудел жук, Вика оглянулась. Стало смеркаться. Деревья клонились ко сну, ловя последние отблески летнего дня. Этого жестокого летнего дня. Горожане спешили домой, к родным, близким, к телевизорам.
Только не она. Как такое могло с ней случиться? Снова и снова Вика задавала себе этот вопрос.
Она закрыла глаза. Ей овладело чувство, что она никогда их уже не откроет. Вика не хотела этого делать. Вот бы уснуть и не просыпаться. Жаль, что не зима. Она слышала, что холодное время года люди часто замерзали на остановках, проваливаясь в забытье. Мамочка, возьми меня к себе! Она дала своему отчаянию вырасти, заполнить себя всю. Она – ненужная вещь. Она никогда не сможет быть счастлива. Она никогда снова не засмеется. Ее мама оставила ее, и папа. И человек, которого она полюбила, которому она поверила. И бабушки и дедушки. И молодые люди, которые ей нравились, - все были притворщиками. Она вообще не способна на человеческие отношения. Она противна всем. Если она умрет, никто не заплачет.
Вика вздрогнула и подняла веки. Была уже ночь. Зажглись фонари. У них кружились бестолковые бабочки. Тени двигались, шепталась ночная мошкара. Что же происходило? Ужас и растерянность затмили собой все. Он никогда ее не любил. Даже тогда, когда… когда что?
Вел под венец? – Тонкий расчет.
Целовал? – Умный ход.
Лежал с ней в постели? – Обычное мужское поведение, ничего не значащее ни для одного из них.
Беспощадная истина проникала внутрь, заполняя Вику подобно воде, заполняющей губку. Она брошена. Она использованный товар. Омерзение к самой себе вызывало тошноту. Почему она плакала? Почему его чудовищная гордость требовала такой бесчеловечной мести? Почему она была жертвой этой пытки? Почему она была так неосторожна и доверилась ему? Влюбилась, словно девочка? Это не он ее обманул, это она сама себя обманула, подавшись чувствам. Вику замутило от воспоминания о том, как она вытянула из него признание в любви. О, нет! Она была слепой!
Какой стыд! Перед ней снова всплыло его искаженное яростью лицо, и она почувствовала, как в ней закипает злоба – на его отца, ее деда, на него, на весь мир. Она ненавидела всех за свое унижение. Она сама виновата, бросилась ему на шею, самодовольная, уверенная в силе своих чар. Тщеславная дура! Она потерпела поражение в своей короткой семейной жизни. Надо же было закатить такую нелепую свадьбу! Теперь вместе с горечью отчаяния она чувствовала, что станет всеобщим посмешищем. При этой мысли по спине у Вики пробежала дрожь. Все будут смеяться над ней, а причина тому – Ярослав Выгорский. Она внезапно вспомнила свою фамилию. Она тоже Выгорская! Вика топнула ногой от обиды. «Дура!» - в ярости выкрикнула она.