Шестой прыжок с кульбитом (СИ)
Однако разбудил меня не кошмар, а песня «Bad Guy» девицы Беляш. Спасибо ей, иначе бы эта пытка смертью никогда не прекратилась. Исполнялась песенка как бы незамысловатая, с проникновенным посылом: «Вот я — плохой человек, и чо?! Я сильна лишь в том, что умею быть плохой». Текст в тему. Ирония всегда многослойна, только мы не всегда слышим то, что говорят. И скрытый смысл понимаем превратно. Мудрая девочка часто упоминает свои сны и кошмары, недаром ее первый альбом называется «Когда мы все засыпаем, куда мы отправляемся?».
Тем временем трек завершился и начался другой. Здесь тоже царила ироничная печаль: «Я шагнула с Золотых Ворот, никто не плакал. Никто даже не заметил. Я видела, как они стояли там, и поняла, что им все равно». В своем творчестве Беляш четко выдерживает образ депрессивного подростка — прямо гимн самоубийцы во сне, господи прости. Что удивительно, молодежь фанатеет от песен Билли. У певицы как-то спросили: «А что ты слушаешь, когда едешь в машине?». «Себя, в основном, — ответила кумир, и развела руками, предугадывая удивление. — Ну мне же нравится моя музыка!».
Хмыкнув, я заворочался. Тупая боль давила грудь, а правое бедро пекло огнем. Повернул голову на звук — в углу палаты заседала Алена, увлеченно поедая что-то из глубокой миски. Музыка звучала, скорее всего, из телефона. Привычная картинка, гораздо лучше смертельных сновидений. Прикид Алены показалась мне знакомой. Блин, да это моя любимая футболка и мои любимые шорты!
Девушка ощутила взгляд. Подняла колдовские глаза, улыбнулась ослепительно:
— Здравствуйте вам!
— Приветики, — пробормотал я. — Опять мои шмотки нацепила?
Она мигом подскочила с бутылочкой воды:
— А почему я должна ухаживать за вами в собственной одежде?
Что ж, логично. Тут не поспоришь.
— С наступающим Новым годом! Ну, как мы себя чувствуем, Антон Михалыч?
— Нога болит, грудь болит, — честно сообщил я. — В голове каша.
— А Катя сказала, что вы будете спать еще час.
Хлебнув, я передохнул, дышать было трудно.
— Не угадала твоя Катя, низачет. Давай рассказывай, что со мной.
— Фигня вопрос, — она вытерла мне капли на подбородке. — Рану на ноге почистили и зашили, синяки на груди помазали.
Эта деталь заинтересовала:
— И сколько там синяков?
— «И на груди его сияла медаль за город Будапешт». Но это в песне так, а у вас на груди сияют две синих медали. Но больших. Посмотреть нельзя.
— Почему?
— Там повязка, ребра поломались. В смысле, парочка треснула. Ничего страшного, легкие не проткнулись.
— Хм… Понятно, — оценив ситуацию как терпимую, я задал главный вопрос: — Что с Антоном?
— Он дома. Там Верка и Анька, так что все под контролем. Кровищи было… Но они замыли. Анька так сказала: раз вам ногу заштопали, нечего мальчика в больничку таскать. Шов и так у него появится.
— Появился?
— А то, куда он денется? Девки Тоше грудь намазали чем надо, тугую повязку наложили.
— Что Вера еще сказала?
— Сказала, что ждет вас с нетерпением.
В ехидной интонации я ощутил какой-то подвох:
— Зачем это?
— Мечтает на новогоднюю ёлку вас подвесить. На самую верхушку, вместо звезды.
— Вера вредна, — печально сообщил я. — Вера вреднее вина.
— Чего? — слегка опешила Алена.
— Это не я сказал. Это лозунги атеистов. А они врать не будут.
— Атеисты не попы, — согласилась она. — Зачем им врать?
Меняя тему, я перешел к следующему главному вопросу:
— А где Лёля?
Алена прищурилась:
— В самолете летит ваша кошелка. В направлении Мальдив. Повезло же какой-то дуре… Вместе с двумя другими дурами.
Неласковый тон показался мне чрезмерно агрессивным:
— Хм… Мне кажется, среди них дур нет. Женщины вообще отличаются бо̀льшим умом, чем мужчины.
— Не знаю, — хмыкнула она. — Лично не общалась. Но вкус у вас, Антон Михалыч, разнообразный: одна светленькая, другая темненькая, а третья лысая. Бороздите просторы местных красоток?
Развивать эту тему мне показалось неуместным. Я снова заворочался, подтягивая халат со спинки кровати:
— Помоги встать.
— А вам нельзя, — всполошилась она. — Катя велела постельный режим!
— Ничего, мы ей не скажем. В коридор соваться не стану, всего лишь в туалет пойду, — в подтверждение своих слов я показал пальцем на дверь, что белела в трех шагах. — С костылями на одной ноге дошкандыляю.
— Смотрите, Антон Михалыч, — бросила она предупреждение мне в спину. — Если у Тоши шов разойдется, плешь вам проедать не станут. Верка сразу прибьет.
М-да, реальная угроза. Но путь недолгий, всего несколько прыжков. И два притопа, три прихлопа. Будем ползать аккуратно, не спеша. Из туалета я вернулся в благодушном настроении и умытым. Нога ныла, однако в рамках приличия. Модная девица Беляш продолжала вещать из телефона. Теперь она исполняла песню, где речь шла о лжи и предательстве. «Я должна была догадаться: уйду в одиночестве. И это лишний раз доказывает, что кровь, которой ты истекаешь, это просто кровь, которую ты задолжал». Хм, опять эта вахластая и угловатая девчонка попала в точку.
Алена на прежнем месте уплетала то, что раньше не доела, какой-то салат. Неторопливо допрыгав до стола, я присел рядом и вытянул ногу. С переходами справился легко, навыки работы с костылями никуда не делись. Полезная это вещь. Я поискал глазами еще одну полезную вещь, но не нашел:
— А где мой телефон?
— Кирдык вашей мобиле, — прошамкала она. — Сначала ее прострелили, а потом она утонула. А симка вон там, в пакетике.
Плохая новость вызвала огорчение и досаду. Проклятые злодеи! Новый аппарат купить несложно. А если симка повредилась и контакты улетели? Геморрой и головняк в одном пакете. Пришлось прерывать концерт певицы Беляш и вспоминать номер соседки Риты. Память не подвела, и соседка оказалась доступна. К огромному облегчению, она пребывала в моей квартире, где занималась важным делом, уборкой и кормежкой зверинца.
— Меня Анечка попросила, — сообщила она. — С собачкой я уже погуляла, цветы полила, грязное белье в стиралку закинула.
С сердца прямо камень свалился. Нет, Анюта это нечто! Никогда с ней не рассчитаюсь. Из беды вытащила, и все мелочи предусмотрела.
А Рита внезапно добавила:
— Антошик, Аня разрешила мне кушать, что захочу.
— Да кушай ради бога! Только ничего особенного там нет.
— Да как это нет? — возразила Рита. — Она наготовила тебе кучу закусок, на столе стоят. Вкуснятина! И холодильник всякой всячиной забила.
Мне оставалось только поражаться.
— Зачем? Я же здесь.
— Сказала, ты не любишь болеть, и очень скоро сбежишь из больницы.
Неожиданно! Проницательность Анюты зашкаливала, именно это я и собирался сделать. В конце концов, постельный режим можно дома соблюдать. Между тем Алена забрала телефон, и придвинула мне тарелку с манной кашей.
— Ваша диета.
Можно долго спорить, какая манная каша лучше: густая или жидкая. Но если она комками, разговаривать тут не о чем. Подавив отвращение, я произнес проникновенным голосом:
— Алена, вы с Аней который раз ты меня выручаете. Спасибо большое!
— Ерунда, — отмахнулась она вилкой, продолжая жевать вслух. — Я к маме на Новый год приехала, делать особо нечего. Зато вас повидала заодно. И потом, Анька когда просит, отказать трудно. Умеет она задабривать вкусными взятками.
— А что ты ешь?
— Оливье.
— Хм… — я вытянул шею. — Обычная штука. Ты еще не наелась салатов с майонезом?
— Именно это — мировой закусон, — вилка неутомимо скребла по дну глубокой тарелки. — Офигительно! В кремлевском буфете его готовят по старинному рецепту, с настоящим соусом провансаль.
Мне оставалось лишь сокрушенно покачать головой. Опять Анюта принялась за свое. Вслух осуждать хулиганку не стал, воздержался. Прежде чем дразнить тигрицу, следует сначала здоровье излечить — на одной ноге далеко не убежишь.
— Мировой закусон, говоришь? Ну-ка, ну-ка, расскажи.