Красавица и босс мафии (ЛП)
— Ты уже слишком взрослый, чтобы бояться мамы, Тициано.
Он фыркает.
— Ты слышал, что я сказал? Ходят слухи, что ты влюбился, Витто.
— Что? — Спрашиваю я, откидывая свое тело назад, чтобы оно опиралось на диванные подушки, и скрещиваю ноги, упираясь лодыжкой в колено.
— Именно. Это уже было в коридорах до этих фотографий. Ты изменил крыло девушки, приставил к ней команду охранников и практически отправил ее на телешоу, посвященное преображению. Что, по-твоему, подумали люди? А после этих фотографий об этом думают не только те, кто находится на территории, но и вся организация.
— У меня нет привычки беспокоиться о том, что думают люди, Тициано. Но если они хотят так думать, пусть думают. Сейчас есть только один человек, чьи мысли меня интересуют, и я собираюсь убедиться, что они именно там, где я хочу.
— Массимо Коппелин.
— Именно!
— Тогда хорошо, — говорит Тициано, поднимая руки вверх и вставая с дивана. — Я просто хотел убедиться, что ты в курсе.
— О сплетнях?
— О последствиях, — уточняет он. — Увидимся за ужином, Витто. — Он прощается, а затем поворачивается спиной и уходит.
И хотя я уже просмотрел все цифровые версии газет, которые он оставил на моем столе, я не могу удержаться, чтобы не протянуть руку и не взять одну из них.
«Девушка, которую застали за романтическим ужином с бизнесменом Витторио Катанео, пока не опознана, но надежные источники гарантируют, что это новый романтический интерес миллиардера и что она проводит время в Cantina Santo Monte. Брюнетка с загадочной улыбкой, похоже, привлекла внимание самого разборчивого холостяка Италии. Неужели сердце виноградного магната наконец-то поймано?»
Когда я заканчиваю перечитывать абзац, напечатанный на обложке крупнейшей итальянской газеты, то не могу удержаться и уже второй раз за сегодняшний день мысленно исправляю прилагательное, используемое для описания улыбки Габриэллы. В ней нет ничего загадочного. Девушка выдает все эмоции, когда ее губы растягиваются. Сразу можно понять, нервничает ли она, веселится или просто вежлива.
Ее улыбка не загадочна, она абсолютно прозрачна.
ГЛАВА 30
ГАБРИЭЛЛА МАТОС
У меня появился новый ритуал, или, может быть, это просто некая само навязанная пытка, от которой я не могу избавиться.
Моя любимая часть замка – это, безусловно, окна. И прошлой ночью, когда я не могла уснуть, потому что не знала, как справиться с вихрем эмоций и мыслей, вызванных ужином, с которого я вернулась с Витторио, я нашла новый вид. Не совсем новый, просто я там никогда раньше не была.
Здесь нет ни витражей, ни далекого пейзажа, сквозь который я могу просто дать волю своим мыслям. Под квадратной белой рамой стоит мягкая скамейка, а из нее открывается вид на бассейн, все еще находящийся в крыле Дона, но уже на втором этаже. Я понятия не имела о существовании этого бассейна и, глядя на него, представляла, какое невероятное ощущение испытываешь, когда в такую жару, когда солнце еще не зашло за горизонт, заходишь в него, чтобы охладиться. Я часами проживала эту сцену в своей голове и в какой-то момент поняла, что я там уже не одна.
Это было тонкое и коварное желание, совершенно беспричинное, которое медленно пришло и поселилось в моей голове, словно надеясь, что никто не заметит его присутствия здесь. И вместо того, чтобы испугаться его присутствия и немедленно изгнать, я заметила его краем глаза и игнорировала, сколько могла, пока не перестала. Когда я подумала, что больше невозможно оставаться безучастной к его присутствию, когда я решила, что должна действовать, я глубоко вздохнула и сделала это. Вместо того чтобы выгнать его и сказать себе, что хватит сходить с ума, потому что мы с Витторио в бассейне вместе это такая сцена, которую может спроецировать только мой галлюцинаторный разум и которую реальность никогда не сможет воплотить, я просто встала с кресла под окном и решила, что на эту ночь хватит мечтать о невозможных вещах.
Но теперь, когда день становится ярким и теплым, а я прохожу мимо того самого окна и не останавливаюсь, я знаю, что вернусь ночью, чтобы увидеть новые несбыточные мечты. Позже я, наверное, начну с того, что представлю, что научилась плавать.
***
Одежда на моем теле кажется неправильной, когда я спускаюсь по лестнице на кухню в крыле синьоры Анны, и дело даже не в том, что я хочу свою старую одежду. Просто, пока я носила форму, как и все остальные женщины, которых, как я знаю, я там встречу, мне было легче чувствовать, что я там нечужая.
Уже ставший привычным хаос был слышен, несмотря на то что я все еще находилась в нескольких метрах от кухни. Позволит ли мне Луиджия остаться?
— Она ему надоест с минуты на минуту.
Я прекращаю идти, руководствуясь лишь инстинктом, когда слышу два голоса внутри кладовой двери, через которую я собиралась войти. Я говорю себе, что бабочки в моем животе, это безумие, они говорят не обо мне. Я просто заражена постоянными жалобами Рафаэлы.
— Он поселил ее в доме только потому, что она бразильская шлюха. Вряд ли дон так поступил бы с настоящей итальянкой.
Значит, они говорят обо мне.
Стоя посреди коридора, я моргаю, не зная, продолжить ли путь или вернуться в крыло Витторио. Через две секунды я жалею, что не двинулась с места, когда оттуда же, откуда доносились голоса, раздается громкий смех.
— Как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем она окажется в борделе какой-нибудь семьи? — Спрашивает одна из женщин, и, прислушавшись, я узнаю ее голос. Это Джована. Мы начали общаться несколько недель назад. У меня не было иллюзий, что мы подруги, но я определенно не ожидала такого комментария.
— Месяц? — Предположил другой голос. Камила, я узнала.
Я тяжело сглатываю, но не потому, что эти слова причиняют мне боль. Меня разочаровывает осознание того, что где бы я ни была, всегда найдутся люди, готовые быть беспричинно жестокими. Возможно, это романтическая или наивная идея с моей стороны, но мне действительно хотелось верить, что мне не нужно нести в эту жизнь свои прежние боли и ошибки. Если бы это был единственный выбор, который я могла бы сделать, то я бы его сделала. Мне даже не нужно было нести в себе людей, которые причинили мне боль, даже если это было внутри меня.
Я поворачиваю в противоположную сторону, мое сердце свободно от печалей, но голова полна сомнений. Эти женщины могут быть совершенно неправы в том, что Витторио взял меня в свое крыло только потому, что мы спим вместе, но они правы в одном: что произойдет, когда я потеряю свою полезность, которую он только что обнаружил во мне?
Отдаст ли он меня в бордель? Но если бы он так сделал, тогда зачем вообще было привозить меня сюда? Он мог бы сделать это с самого начала, верно? Я качаю головой из стороны в сторону, отрицая это, и решаю, что все, что мне сейчас нужно, это запереться в библиотеке, где есть только книги, мои мысли и уют дивана.
Повышение Рафаэлы было полезно и для нее, и для меня, это значит, что я могу проводить с ней больше часа в день во время наших занятий, но большую часть времени я просто стараюсь не мешать Рафаэле работать. Луиджия все еще главная экономка, и, если хоть что-то, что делает Рафа, окажется не таким безупречным, лекция обязательно последует.
Зная, что я, скорее всего, не смогу уделить внимание ни единой строчке, может быть, позже, но точно не сейчас, я полностью отказываюсь от идеи с библиотекой. Я прохожу прямо через вход в крыло и продолжаю идти, пока не нахожу выход.
Утреннее солнце греет, и зелень вокруг особняка выглядит гораздо живее, чем из моего окна. Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах винограда, и вскоре выдыхаю разочарование вместе с воздухом.
Я смотрю по сторонам, назад и решаю идти вперед. Я покидала особняк всего два раза, первый в воскресенье, когда проходила ярмарка, а второй две ночи назад, вместе с Витторио. Он сказал, что я не могу покинуть территорию без охраны, но он ничего не сказал о том, что мне нужно, чтобы они были, когда я на территории. Это было бы бессмысленно. Тем не менее я не успела сделать и десяти шагов, как появился один из тех, с кем меня познакомил дон.