Ключи от Хаоса (СИ)

Ясно. Ткну пальцем в небо и предположу, что дело в ее необычном даре. Инквизиторы совсем свихнулись на этой почве: предлагать такую кучу золота за одаренных, когда те и так уже сидят по темным углам и не отсвечивают. Суммы такие, понятно, не от большой щедрости: нужно отвалить гордой приграничной нищете целое состояние, чтобы та что-то сделала для Инквизиции.
— Откуда ты родом?
— О, я из Скаэльды. На благо ее положена вся моя жизнь, — ответили мне с сардоническим смешком.
Угу, с акцентом, значит, угадал. Скаэльда — благополучный домен с крайне дурной репутацией, этакая темная столица Империи. Многие годы жители приграничья наивно полагали, что эрол Шёльд пойдет по стопам Бёльверка — своего деда, — и выступит против Ковена… Увы, Деметриуса не вдохновила безвременная кончина знаменитого предка. Да и понимал я его — на кой черт связываться с Ковеном и рисковать собственным благополучием? Не по-нашему это, не в духе темных.
— «Не в духе темных»! — презрительно передразнила Рес, когда я выложил ей часть своих мыслишек. — В духе темных — лишь честь и ярость; всё остальное — излишества, условности и отговорки! Да только не осталось нынче ни ярости, ни чести. Этот треклятый культ эгоизма превратил нас в кучку жалких себялюбивых трусов.
Секунда — и я уже не сижу на полу мирной ветошью, а нависаю над оторопевшей от таких финтов девушкой, прижимая к кровати гибкое, излишне хрупкое тело. Такие субтильные девочки напоминают птенца или двухмесячного котенка: сожмешь слишком сильно — и нет ее. Странно и страшно… и — как ты ни отнекивайся! — приятно будоражит.
— Знаешь, детка, я многое могу вынести,— цежу сквозь недоброжелательный оскал, — но трусом меня обычно называют первый и последний раз в жизни.
— Знаешь, шельма, один великовозрастный мужлан пытался поучить меня хорошим манерам, потащив в койку, — очаровательно улыбаясь, Рес подалась ближе и, обняв меня за шею, едва ли не с кокетством протянула: — Я собственными руками подвесила этого ублюдка на дереве, проткнула копьем и оставила болтаться вниз головой положенные девять дней.
Как-то позабыл я, что в руках моих не котенок и не птенец, а долбаный боевой грифон. По описанию узнаю древний ритуал поклонения Одину, «дань великой мудрости». Северные храмы давно перешли на животных, но в Скаэльде всё еще практикуется человеческое жертвоприношение (с той оговоркой, что жертва заслуживает смерти). Деметриус Шёльд именуется «хранителем старых традиций» — как иерофант призывал уничтожать идолов, так и герцог Скаэльды не допустил бы возведения Небесного храма на своих землях. Не то чтобы кто-то пытался… отнюдь.
— Не стоило принимать на свой счет. Я вовсе не считаю тебя трусом. — Неожиданно Антарес коснусь легкой ладонью моих волос. — Придурком, но не трусом.
Как ни странно, мне приятно это услышать. На придурка не обижаюсь, ибо правда.
— Если не уйдешь в ближайшие пару минут — посчитаешь, что я буду хорошо смотреться с копьем промеж ребер. Это предупреждение.
— Запоздалое, — протянула Рес скучающим тоном. Вот уж не думал, что услышу скучающий тон от девушки, находящейся со мной в постели; так и самому впасть в уныние можно. — И весьма сомнительное, учитывая, что отпускать ты меня не собираешься.
— Так ты сопротивляйся.
Угу, призыв тоже какой-то сомнительный. Говорю «сопротивляйся», а сам прижимаюсь вплотную, уже до неприличия, до очевидности; зарываюсь чуть дрожащими пальцами в длинные густые волосы Рес, сдавленно дышу куда-то в висок; чувствую, как жилка под моими губами пульсирует быстро-быстро.
Гладкость кожи на виске сменилась обветренной шероховатостью губ. Рес вовсе не сопротивлялась. Наоборот, ее тело отвечало на каждое мое прикосновение, выдавая с потрохами истинный темперамент, зачем-то упрятанный под маской я-заморожу-тебя-одним-взглядом-умри-ничтожество. Меня накрыло еще больше, еще хуже; я в шаге от того, чтобы наброситься на нее по-настоящему, разрывая когтями одежду и оставляя на коже длинные кровавые полосы. Я еще даже не пил крови, а озверел: есть что-то донельзя крышесносное в неожиданной покорности и ласке, какой не ждешь от резкой, язвительной девчонки, напоминающей один сплошной острый угол и справляющей Одину кровавые ритуалы.
 
— Знаешь, в первый раз может быть не очень приятно, — хрипло прошептал, уверенный, что ей не доводилось бывать донором. Быть первым вампиром донора куда приятнее, чем первым партнером истерящей по пустякам девственницы.
— Кажется, где-то я это уже слышала, — недовольные интонации Рес не обманули бы и полного дебила (а я всё же претендую на проблески ума). Слова лгут, правду говорят ее шалые, бликующие в темноте глаза, влажный, чуть приоткрытый яркий рот, румянец на высоких скулах…
Рес дофига забавно слушать. На Рес почти больно смотреть.
Со сдавленным смешком я покачал головой — ну что за невозможная вредина? После чего медленно очертил языком плавный изгиб шеи, нашел губами привычное местечко вблизи ключицы и без лишних проволочек выпустил клыки на всю длину. Наконец-то…
====== Глава 20 ======
— …как считаешь, стоит его разбудить? — отдаленно знакомый голос доносился будто бы сквозь толщу воды. Пробуждение принесло ощущение непонятного, дикого какого-то дискомфорта и раздражения.
— Сам проснется с минуты на минуту. — Дару я опознал безошибочно, как иначе. — Хочу увидеть его физиономию, когда обнаружит…
— Обнаружу что? — сам я скрипел похлеще какого-нибудь древнего энта. Помнится, когда-то еле ноги унес от этих деревяшек… подумаешь, коры немного отодрал для Амарис. Им ведь даже не больно! — И какого иерофанта вы здесь толпитесь? Любовались моим прекрасным безмятежным лицом, пока я спал? Валите отсюда, пока, клянусь Четырьмя, я не позавтракал кем-то из вас!
Не без труда приподымаюсь на локтях, сажусь на постели. Ощущения напоминают сотрясение мозга — многие скажут, что сотрясать в моей бедовой голове нечего, но всё же! — только еще хуже. Чувствую себя на редкость отвратительно, и даже практически исчезнувшая жажда не помогла делу.
Жажда…
— Ни черта не помню, — пожаловался я, вперив испытующий взгляд в Люка — он не только снова ходил ножками, но и имел вид на удивление злорадный. Как и Дара. — Нигде тут не видели худосочную девицу малахольной наружности? Она ж мне не приснилась…
Определенно нет: я пахну чужой кровью и травянисто-свежей горечью, даже сейчас продолжающей будоражить нервы. Так пахли волосы и одежда Рес. И почему же, Бездна пожри, мне кажется, что вырубился я после нескольких глотков? Вот ведь позорище. Боюсь представить восторги обескровленной девушки, на которой вырубилась перевозбужденная и капитально обожравшаяся вампирская туша под две сотни мин веса.
— Она, видимо, и оставила тебе это чудес… хм, эту записку, — сказала Дара. Ее вечно равнодушное лицо оживилось просто до ужаса. — Левая рука, Лекс!
Недоуменно вскинув брови, я выдернул из-под браслета сложенный вдвое огрызок бумаги; на колени мне упало перо, пальцы машинально его сцапали.
Сложно описать мои эмоции в тот момент, когда я с круглыми глазами вчитывался в корявые, смазанные буквы, накарябанные не чем-нибудь, а кровью. Что касательно содержания… да, это тот самый момент, когда ни одно ругательство не кажется достаточно крепким. С каждой строчкой моя физиономия всё больше стремилась к лошадиной. Вытягивалась, проще говоря. Самое ужасное, что мои так называемые соседи уже явно сунули в эту бумажонку носы!
«Шельма!
Я склонна утверждать, что минувшим вечером меня вероломно продинамили. И чуть не лишили любимого свитера. К тому же, знаешь, нехорошо иметь на руках (ты оценил каламбур, правда?) скверные вампирские артефакты. В общем, вот моя маленькая месть. Подумай над своим поведением. Полюбуйся на себя, так сказать, сквозь призму реалистического опыта.
Люк должен очнуться, но его состояние нельзя назвать полностью стабильным. Жди в гости моего младшего братца, он доведет дело до ума. По итогам сочтемся позже, а как именно — догадайся сам. Даже подсказку прилагаю, так уж и быть.