Ключи от Хаоса (СИ)
И как можно мерзнуть при такой температуре тела? Вот что непонятно.
— И я жить буду. — Ее голос оказался неожиданно тусклым, как и распахнутые глаза в обрамлении неестественно длинных ресниц. Возможно, именно из-за этих огромных глаз осунувшееся, усталое лицо Антарес показалось неожиданно юным; впервые я задумался о том, сколько же ей лет на самом деле. — Иногда мне кажется, что нет на свете того, чего я не смогу пережить.
— Весьма самонадеянно. В лучшем моем духе, сказал бы я.
Рискуя повторить судьбу Алана, притянул Рес к себе и обнял. Она напряглась, но вырываться не стала. И правильно, приставать я пока не собирался. Никакой голод не может стать оправданием для некрофилии, ибо разве бывает у живых девушек такой синюшный цвет лица?
Не очень убедительно, Лекс, — тут же вздохнул мысленно. Даже в полудохлом виде эта неопознанная нечисть продолжает меня привлекать, хотя я даже не уверен, что она в моем вкусе. Грешным делом думаю, не затесались ли в роду Рес суккубы? Неубедительно как-то звучит — суккубы такой магической мощью не обладают, да и не действует на меня их магия.
— Так значит, всё в порядке? — я занервничал. — Что за сложные чары ты применила, если от них так скрючивает?
— Ты не представляешь, насколько эти чары просты, — хрипло проговорила Рес куда-то мне в ключицу. Она всего на полголовы ниже… высокая, в шею кусать будет удобно… А, ну да, самое время напомнить себе, что я не некрофил. Наверное. — Абсолютную Тьму можно вытравить лишь абсолютным Светом. На какое-то время происходит взаимная нейтрализация. Так что для Кьенвэйа существует одно единственное противодействие — Сельв’анэр.
— Огонь неба? — блеснул скудными познаниями демонского языка.
— Небесный огонь, — поправили меня. — Если в кои-то веки используешь мозги по назначению — догадаешься о природе названия без особого труда.
Природа названия меня сейчас не занимает. А вот сами чары — еще как. Никогда о таком не слышал.
— Если это просто, то скажи, почему мне от твоего вида хочется пойти и заказать погребальный костерок?
— Сказать об этом можно многое, но главного ты не поймешь. — Рес медленно отстранилась. — Проще показать.
В сложенных лодочкой узких ладонях забрезжила крошечная искра. Я неотрывно следил за тем, как искорка превращается в охапку бело-золотого пламени; оно притягивало и одновременно обжигало взгляд. Хотелось протянуть руки и вместе с тем убежать сломя голову, потому что… Бездна, да это же чистый Свет! До невозможного чуждый и… прекрасный.
«Гро, ты ж вроде старательно корчишь из себя брутального мужика, — фыркнула бы Дариус, — что это еще за “прекрасный”?»
Будучи темным по самое дальше некуда, я едва не отпрянул от метнувшегося ко мне сгустка Света, но, видимо, расстояние не помеха. И белый огонь разгорается пожарищем где-то внутри меня. Боли нет… но так хорошо, что почти больно. Внятно не описать мучительно острое ощущение того, что ты живой, что ты еще можешь испытывать кучу всяких эмоций помимо тех немногих, что емко выражаются словом «хреново».
— Какое-то странное чувство, — мой голос чуть ли не ходил ходуном; чувствую себя несколько шокированным, выбитым из колеи. — Будто бы я сухое треснутое бревно, решившее по весне обзавестись всякими там веточками-листочками.
— Вот видишь? Сразу дошло, — кивнула Рес.
При взгляде на нее чувство эйфории как-то резко схлынуло.
— Ты что, откинуться тут решила?! Вот этого не надо! Эй!
Ответа не последовало. Поминая попеременно Бездну, демонов рогатых и Эвклидову бабушку, буквально в охапке отволок несопротивляющуюся Рес в ближайшую комнату — оказалось, в свою — и неуклюже толкнул на постель. Сам уселся напротив, прямо на пол.
Это, суповой набор, чтобы лучше тебя видеть.
— Рес! Ну же, Рес! — потряс ее за плечи, не на шутку психуя. Издевательскую фразу про погребальный костерок не хотелось воплощать в реальность.
— Отцепись ты! — сердито процедила Рес, поводя плечами в попытке сбросить мои руки. — Я не гребаная яблоня, чтобы меня трясли. И так штормит… три Огня за неделю — это, знаешь ли, серьезный перебор. Если я похудею еще немного, братец устроит истерику, привяжет меня к стулу и будет заботливо кормить с ложечки, пока не лопну.
Ха, я бы на это посмотрел. Как и на братца, способного привязать Рес к стулу.
— Так не нужно было! — воскликнул я с раздражением. — Мне-то помощь ни к чему!
— Серьезно? — и снова это раздражающее выражение лица — «я умнее всех, и тебя особенно». — Лекс, ты по уши в дерьме.
— Не буду спорить, — отвечаю, подавив вспышку гнева. — Вот только тебе не по силам это исправить.
— Это по силам тебе. При условии, что ты хотел бы этого по-настоящему, а не упивался собственной никчемностью, играя в благородного разбойника и для отрады душевной шпыняя гвардейскую школоту.
Я уже открыл рот, чтобы огрызнуться, но… что такого, по большому-то счету, можно возразить? А ничего. Примерно этим мы последние годы и занимаемся.
— А это заклинание здорово мозги прочищает, — в итоге говорю совсем не то, что собирался. — Но как? Это же чистый Свет, а ты не менее темная, чем я сам.
Какое-то время Рес отстраненно разглядывала мое лицо, прежде чем ответить.
— Да, у меня светлой магии так же мало, как у тебя. Сельв’анэр — призыв Света. Мощнейшая положительная энергетика. Может снять любое проклятие, если оно с привязкой на физическом уровне.
— И что, любой может взять и призвать Свет? — усомнился я. — Уж больно здорово звучит.
— Ты бы точно не смог, не имея соответствующего наследия и будучи махровым эгоистом, — заверила она. — Да и толкового заклинателя из тебя не вышло бы.
Сам всегда подозревал, что не вышло бы. Но вот что интересно: почему? Мне тут же любезно пояснили.
— Высшая магия требует сжигать себя по маленьким кусочкам; грубо говоря, торговать собой на добровольной основе. И ты должен хотеть этого, хотеть со всей дури. Чтобы сотворить несокрушимо мощное, абсолютно действенное заклинание, нужно помнить одно: за всё абсолютное ты понемногу отдаешь душу. Иначе никак.
Да уж, на такие извращения я бы по доброй воле не пошел. И кто пошел бы? По крайней мере, для какого-то хамоватого полукровки, выползшего невесть откуда. Нет, это в самом деле звучит дико: «сжечь себя» ради незнакомца. Нечто совершенно дикое, безумное… и оттого привлекательное. Непонимание каким-то образом граничит с восхищением. Так можно восхищаться лишь тем, чего не только сделать никогда не сможешь, но даже и не поймешь.
— Как можно хотеть этого?
— Сделав это однажды, сложно не хотеть, — ее усмешка вышла чуть болезненной. — Не важно, кому ты жертвуешь себя, важно лишь то, что это всегда идет во благо. Пострадать во имя великой цели — лучшая пища для тщеславия.
— Странная ты какая-то, — проговорил я сокрушенно. — Я этого не стою!
— Так мы и не на рынке, чтобы вникать в условия купли-продажи. У тебя внутри такая кошмарная свалка, что положительная энергетика не будет лишней. Поблагодари да забудь.
Я устало провел ладонью по лицу. Голод возвращался — рука об руку со своими извечными собутыльниками: отвращением, скукой и бессильной злостью на всё подряд. С моей души эта небесная штуковина и на искорку бы не наскребла, уж это да.
— Знаешь, я не чувствую благодарности.
— А что чувствуешь? — вопрос задан с искренним любопытством. Я задумался.
— Вину. Досаду, — выдал наконец. — Недоумение, Рес! Начиная тем, что я как-то не могу врубиться, откуда ты вся такая на мою голову свалилась. Почему мы раньше не встречались у Бражника? Он твой горячий поклонник, как погляжу.
От оценивающего взгляда чувство опасности снова взбунтовалось, призывая не соваться во всё это дело. Но мое общение с интуицией обычно протекает на уровне: «Гро, ты щас до Бездны круто влипнешь! — Отлично, мне как раз жить надоело!»
— Я веду уединенный образ жизни и не задерживаюсь долго на одном месте. И уж точно не ошиваюсь в вампирских забегаловках без крайней нужды.