Алжирская тетрадь
– Знаешь, а ведь вы ровесники с Нино, – улыбнувшись, сказала она мне перед самым отъездом. – Надеюсь, вы с ней подружитесь.
Мы с отцом проводили Татию Георгиевну до железнодорожной станции. Она вся светилась от счастья, ожидая скорую встречу с дочерью.
– Пап, а правда, что Татия Георгиевна – жена врага народа? – спросил я, глядя вслед уходящему поезду.
– Время рассудит, – уклончиво ответил отец и, скрутив самокрутку, затянулся едким дымом.
Глава 5
Нино
Татия Георгиевна вернулась обратно через неделю. Пропуск, который ей с таким трудом удалось получить, был ровно на семь дней, и задержись она дольше положенного, ее снова могли осудить. Вместе с ней приехала высокая, худенькая, как тростинка, девочка в легком прохудившемся пальтишке, из которого она явно выросла. У девочки было узкое бледное лицо, усыпанное золотыми веснушками, высокий открытый лоб, тонкие четко очерченные губы и необыкновенно живые серые глаза, в которых поблескивали веселые искорки. На голове у нее была старая вязаная шапка, из-под которой выбивалась густая копна коротко остриженных волнистых волос цвета спелой пшеницы.
– А это точно ваша дочка? – пошутил отец. – Совсем на вас не похожа…
– Она вся в отца, еврея-ашкенази [27], – засмеялась Татия Георгиевна. – А вот сын, тот на меня похож – настоящий грузин! Привезу – сами увидите.
Я сделал вид, что мне нет никакого дела до Нино, а сам продолжал украдкой разглядывать ее. У нее были узкие белые ладони и длинные тонкие пальцы. В правой руке девочка держала видавший виды, потертый черный футляр. За спиной у нее болтался школьный ранец. Высокую тонкую шею небрежно повязывал лохматый шерстяной шарф. Вроде девочка как девочка, но что-то было в ней такое… Не знаю, как выразить это. Словом, она производила впечатление необыкновенной легкости и воздушности, как будто за спиной у нее были крылья.
Поскольку в селе была только одна школа, а мы с Нино были ровесниками, нам предстояло учиться в одном классе. Предвидя это, я встал с утра пораньше и, схватив школьную сумку, со всех ног побежал в школу – не хотел, чтобы мальчишки засмеяли меня, увидев вместе с девчонкой!
– Куда ты, сынок? Ты ведь ничего не поел! – крикнула мне мама, но я сделал вид, что не услышал ее.
Краем глаза я увидел Нино – она выскочила следом за мной на улицу и теперь спешно застегивала на ходу пальто, стараясь не отставать от меня.
– И эта туда же! – мама раздосадовано всплеснула руками, глядя вслед Нино. – Что с вами делать?!
Я шел торопливо, не останавливаясь, продолжая украдкой наблюдать за Нино. Девочка меж тем неотступно следовала за мной, держась на расстоянии. Придя в школу, она села за последнюю парту, на свободное место рядом с двоечницей Айшой, с которой никто не хотел сидеть. Посреди урока в класс внезапно вошел директор школы и вызвал Нино к доске. Девочка растерянно взглянула на директора, молча вышла из-за стола и, подойдя к доске, взяла в руки мел. Очевидно, она думала, что ей дадут какое-то задание и приготовилась писать. Вместо этого директор окинул ее неприязненным взглядом и, обратившись к остальным ученикам, резко выпалил: «Дети, будьте осторожны с Нино Горелик, ее отец – враг народа [28]». Нино без слов положила мелок обратно на учительский стол и, опустив голову, вернулась на свое место, а Айша тут же пересела от нее на другое место, потеснив близняшек Кундыз и Жулдыз. До конца урока все с опаской озирались на Нино и перешептывались, в то время как она сидела, не поднимая глаз, молча уткнувшись в книгу.
Следующим уроком была математика.
– Дети, приготовьтесь к самостоятельной работе, – сказал Николай Николаевич, входя в кабинет.
В конце урока он прошелся между рядами и собрал тетрадки на проверку.
– Что ж, начнем с новенькой, посмотрим, что она успела сделать.
С этими словами он углубился в чтение тетрадки Нино, время от времени поправляя очки. Обычно он аккуратно исправлял красным карандашом ошибки, но в этот раз красный карандаш так и не пригодился.
– Надо же! Ни одной ошибки, – пробормотал он, удивленно взглянув на Нино из-под очков. – Как тебя зовут?
– Нино, – ответила девочка, робко подняв глаза. – Нино Горелик.
– Молодец, Нино, – похвалил ее учитель. – Ставлю тебе… «отлично»!
В классе воцарилась гробовая тишина. Николай Николаевич был очень строгим и требовательным учителем, и получить у него не то что «пятерку», а даже «четверку» было большим делом.
После уроков я остался в классе доиграть в морской бой, который начался еще на уроке русского языка. Нино тем временем аккуратно сложила тетрадки и учебники в ранец и пошла домой. Неожиданно я услышал громкие голоса на школьном дворе. У меня похолодело в груди от недобрых предчувствий.
Схватив портфель, я выбежал на улицу. То, что я увидел, было ужасно. Мои тихони-одноклассники – те, что еще пять минут назад прилежно сидели за партой, – теперь шли за Нино, насмехались, бросали в нее комья грязи и кричали: «Дочь врага народа! Дочь врага народа!» Нино, совершенно беззащитная, шла молча, сгорбившись, и лишь прикрывала лицо руками. Меня аж затрясло от гнева.
– Да вы в своем уме? – крикнул я. – При чем тут она?! Разве родителей выбирают?!
Воинственно размахивая портфелем, я погнался за обидчиками. Когда они разбежались, я подошел к Нино и увидел ее раскрасневшееся заплаканное лицо.
– Пошли домой, – небрежно сказал я, будто ничего особенного не случилось.
Она робко улыбнулась сквозь слезы – словно солнышко выглянуло из-за туч.
– Только маме ничего не говори, – попросила Нино. – А то она огорчится.
Я молча кивнул в ответ, и мы пошли домой.
Глава 6
Воображаемая скрипка
Однажды вечером, когда Татия Георгиевна задержалась на работе, из пристройки раздались красивые и печальные звуки музыки. Я заглянул в комнату. Нино стояла у окна, прикрыв глаза и прижав к подбородку какой-то необычный музыкальный инструмент. Легко и плавно водила она смычком по струнам, извлекая из инструмента щемящие звуки, отдаленно напоминающие человеческий голос. Из окошка в комнату теплым золотистым потоком струились лучи заходящего солнца. И казалось, что эта странная худенькая девочка с бледным одухотворенным лицом и волосами цвета спелой пшеницы была его продолжением – каким-то небесным созданием из других, более высоких миров, сотканным из света, воздуха и этой удивительной музыки, которое, по какой-то нелепой случайности, занесло к нам, в маленький саманный домишко посреди бескрайней ветреной степи.
– Что ты делаешь? – удивленно спросил я.
Девочка прекратила играть, открыла глаза и перевела на меня задумчивый взгляд.
– Играю на скрипке, – ответила она.
– Можно мне посмотреть? – попросил я.
Нино протянула мне скрипку. Я осторожно взял в руки музыкальный инструмент. Это была маленькая детская скрипка с изящным гладким корпусом, покрытым золотисто-коричневым лаком. Вдоль черного грифа, заканчивавшегося изящным завитком, были натянуты четыре струны. Девочка протянула мне смычок. Стоило мне легонько провести смычком по струнам, как скрипка тут же отозвалась нежным серебристым звуком. Нино любовно провела рукой по корпусу скрипки и бережно положила ее обратно в футляр, обитый внутри темно-зеленым бархатом.
– Эту скрипку подарил мне папа, – тепло улыбнувшись, сказала Нино. – Когда нас забирали из дома, это единственное, что я взяла с собой. Папа обещал мне, что когда я вырасту, мы вместе выступим на концерте. Я буду играть сольную партию скрипки, а он – дирижировать.
– Ну, чтобы выступать на концерте, надо серьезно заниматься, – рассудительно сказал я.
На следующий день после школы я повел Нино в Дом культуры. Там работал Борис Ефимович Дахшлейгер – тоже в прошлом заключенный. Поговаривали, что еще до войны, будучи фотокорреспондентом газеты, он осмелился написать очень резкое и прямое письмо самому товарищу Сталину о «перегибах на местах» во время хлебозаготовок [29] в 30-х годах на Украине (сам он был родом из Одессы), за что и поплатился. Это был невысокого роста сухонький старичок с коротко стриженой белой бородой, неизменно ходивший в мягкой фетровой шляпе и видавшем виды твидовом пиджаке с замшевыми налокотниками. В кармане он носил надушенный платок и нюхательный табак в маленькой жестяной баночке. Борис Ефимович работал библиотекарем в Доме культуры и, при случае, играл на скрипке, например, на смотре художественной самодеятельности, когда из города приезжало высокое начальство. Поскольку днем в библиотеке обычно было мало посетителей, он согласился обучать Нино музыке. Так каждый день после школы мы стали ходить в сельскую библиотеку: я читал книги в то время как Нино занималась с Борисом Ефимовичем. Он очень хвалил девочку и удивлялся ее способностям.