Скотина II (СИ)

Очень вовремя на сцену выпрыгнула копия предыдущего поэта. Низенький, пузатый, но в такой же белой панаме и красной рубахе.
— Вызываю тебя на поэтический бот, — крикнул первому и начал скакать по сцене.
Народ сорвался с мест, пороняв мебель, и начал громко скандировать:
— Бот, бот, бот.
Кроме шума добавилось света, народ из неприметных кабинок посыпался как горох, доедая и допивая на ходу. Первый поэт поднял руку, и наступила тишина.
Драма, развернувшаяся на сцене, отдельного описания не требовала. Поэты начали поочередно называть друг друга всякими нехорошими словами, по возможности в рифму. Три раунда по паре минут. Каждая удачная находка вызывала шквал криков, топанья и звона посуды.
Действие художественной ценности не представляло абсолютно. Кроме запоминания новых семи рифм к слову какашка. Перебрав внешний вид друг друга, запах изо рта и размер пиписки, поэты переключились на обсуждение родственников по женской линии. Апофеозом явилось громкое заявление о сомнениях в ориентации. Смело и похоже свежо. Это первый так отличился, сразу заработав безоговорочную победу. Окончание выступления заглохло под аплодисменты, крики и топанье ногами. Толпа заревела, и поэта подхватили на руки. Сцена красноречиво скрылась под ворохом сорванных лифчиков.
До боли в зубах напомнило ту чернуху, что мой Левушка на ютубе слушал, а за хроническим непониманием что такое наушники — и вся семья тоже. Похоже, только проще, примитивней, без надрыва. И не хватает ведущего со своим «Пошумим бля». Так у нас мог бы выглядеть реп-батл в средней группе детского сада.
— Вот видишь, Боря, если в боте не победить, никто мои стихи слушать не будет. Смеются только, — опять заскулил Паша.
— Ну так в чем дело — вышел и победил. Слышал я твои стихи, вполне приличные рифмы и форма есть, и смысл. Да тебе размазать таких бездарей — на раз два, — удивился я.
— Тебе хорошо говорить, а я немного, как бы сказать, полный, — забубнил толстяк. — То есть, извини, ты, конечно, тоже. Но ты здесь сидишь, а я на сцене был. Я пытался, только у них все про одно будет. А я смущаюсь. А они сначала про меня, а потом что мама у меня толстая. А она у меня совсем не толстая. Вот как они про маму начинают — так я сразу плачу. А они смеются и вот.
Трагедия, достойная отдельного сериала.
— Скажи, Паша, а зачем вообще становиться поэтом? Ну кроме важного дела — сиськи у Алефтины пожамкать. Они не спорю, зачетные, особенно правая, но стоит ли так заморачиваться?
Юля всплеснула руками и перебила:
— Та ты што, Боря, самые лучшие поэты во дворцах выступают, в Кремле, гастроли у них по заграницам Доход такой, что за год усадьбу можно купить. Хорошее выступление тысяч сто народа собирает. В отдельных кабинках представители самых знатных фамилий. А у Паши это не просто что-то там пожамкать, это любовь, понимаешь? Вот прямо как у нас, только мы уже нашли друг друга, а они еще нет. Паша нашел, а Алефтина еще нет. Ей помочь надо. Найти. Пашу.
Очень люблю делать людей счастливыми. Хобби у меня такое. Особенно, если сильно напрягаться не нужно. И если это может пригодиться, даже в теории. Пообещал Паше написать такой текст для бота, чтобы не просто победить, а чтобы Алефтина на шею кинулась.
— Так прямо и напишешь, а тебе это зачем?
— Тьфу, глупый, — вмешалась Юля. — Мы же уже почти семья, а в семье все друг другу помогают, скажи, Боря.
— Паша, я слышал, у тебя информация есть про маньяка Молота. Поделишься? — выдал я, игнорирую Юлины реплики.
— Сначала текст, я убедиться должен. Может ты и не поэт вовсе, у тебя хоть навык поэзии открыт?
На провокационные вопросы про открытый навык тоже внимание не обращаем.
— Текст для бота — это не так просто, вечерок посидеть надо. Ты должен не просто победить, а так, чтобы ни у кого сомнений не возникло.
— Все равно сначала текст, вдруг ты обманешь?
— Давай я тебе сейчас на салфетке другое напишу. Хорошее детское стихотворение.
Потянул лежащий на столе карандаш и развернул салфетку. Через пару минут Паша уставился на корявые каракули, недоверчиво попробовал прочитать несколько строчек:
 
В траве сидел кузнечик,
Совсем как огуречик…
— Интересно, необычно и рифмы хорошие. И смысл вроде бы есть. Это точно твои? Если чужие — плохо будет. Если чужие на сцене прочитать — у умения поэзии очки пропадут и харита уменьшиться за пла-ги-ат. Так было месяц назад, Илья Безобразников где-то старые древние стихи нарыл, думал не помнит никто, а милость не обманешь, она все знает.
Кузнечика в середине пятидесятых публиковали, вместе с Незнайкой. Если апокалипсис после войны начался, думаю Носову не до кузнечика было, хотя опасения есть.
— Сто процентов мои, чем хочешь поклянусь, вот только сейчас написал, ты же сам видел. Выходи, прочитай.
— Так это же твои, вот сам и выступай, — попытался отбрыкнуться Паша.
— Дарю, Паша, от всего сердца. Теперь твои, я вообще поэтом становиться не собирался. Настоящий поэт не боится сцены, он на ней звезда. Вперед, это твой шанс.
…
Паша вышел на сцену робко, на самый краешек. Пару раз порывался слезть и сбежать, но встречался со мной взглядом, тяжко вздыхал, заламывал руки и карабкался дальше.
— Про Алефтину помнишь? Выше голову, мы здесь, в обиду не дадим.
— Глядите, толстый опять на сцену полез, — раздалось от ближайшего столика с шумной компанией.
Трое аристократов в огненных мантиях, с подругами и слугами, стоящими сзади.
— Опять будет про своих коровок мямлить. Всю неделю одно и тоже пихает, надо ему вход запретить.
— Если опять свое говно затянет, я бокал ему об голову разобью, штрафа не пожалею.
Стоял Паша долго, не решаясь начать. Со всех сторон начали свистеть и махать руками. Наконец, зажмурил глаза и выдал первую строчку. Сжал голову в плечи и опять замолчал.
Юля начала поддерживать брата:
— Вперед, так держать, мы в тебя верим.
Я тоже не сдержался:
— Паша, на тебя Алефтина смотрит, — не удержался я. Алефтины вроде нет, но без толчка этот крендель все выступление завалит.
Видя, что ничего страшного не случилось, Паша приоткрыл один глаз, глянул на салфетку и продолжил. Сначала неуверенно и тихо, потом громко и с выражением. Свист прекратился. Последние слова звучали со сцены в полном молчании. Посыпались осторожные хлопки. Потом снова молчание и… буря оваций.
Это был успех. Это был триумф. Паша вернулся с лицом, красным как вареная свекла. Плюхнулся на место. От парня валила такая волна жара, что на секунду стало нечем дышать. Да он же мокрый насквозь.
Посидели мы еще минут десять. Получил заветную папку с информацией про маньяка. Паша пытался лезть целоваться, хлопал по спине. На парня мне было начхать, но вот Юля начала смотреть все более влюбленными глазами.
Вытащил немного про Таракановых, уклад, порядки, привычки. Ничего особо нового, Скотинины тоже слуг порят и за обедом молятся. И з полезного — зачем Таракановым столько магов земли.
— Мы, Таракановы, мастера дороги строить. По всей Империи наши дороги. Самые надежные и долговечные. А все потому, что у нас секреты. Как земляное полотно укреплять. Камни друг с другом спаивать. Мобили чтобы быстро ездили, не простые дороги нужны, а ровные. Через реку дорогу — это мост надо строить, просто дорога через реку в воду упадет. Тут еще секреты есть. И другие.
Чем еще клан зарабатывает, подростки не знали. Про дела в столице — не в курсе. Про матушку мою и сестру — ничего тоже. Сбежать пришлось экстренно в момент, когда Юля дождалась официанта и начала заказывать.
— Знаешь, Юля, не останусь я ужинать. Вот так решил, что много есть это плохо. Не нравится мне толстым быть. Худеть буду.
Оставил озадаченную девушку надиктовывать официанту, и тихо исчез. Только попросил аккуратно узнать — как моя мама в гостях и маленькая Даша. Пора Олесю забирать. Интересно глянуть, чего она там за двое суток самостоятельности наворотила.