Долго тебя ждала

Маруся растерянно приоткрывает рот, являя мне милую дырку вместо молочного зуба. Он выпал на днях и до сих пор лежит у нее под подушкой. Его никак не заберет Зубная Фея, потому что я забываю снять для нее наличку.
– Переобувайтесь быстрее! – махнув рукой на скамейку у стены, командует Клюева. – Ждите здесь. – И испаряется, слившись с толпой.
Мне требуется вечность, чтобы во всей этой сумятице натянуть на ноги дочери коньки и справиться со шнурками, в которых путаются пальцы. Масла в огонь подливают дети в таких же нарядах, как наш. Они организованной группой маячат на периферии зрения, и я боюсь потерять их из виду, из-за этого все время отвлекаюсь.
– Мам, жмет… – хнычет дочь.
– Сейчас! Черт! – рычу, развязывая только что завязанный узел, и принимаюсь ослаблять шнуровку.
Мои пальцы деревянные, и со второй попытки получается все тот же бардак. Распускаю шнурки в третий раз и, плюнув, упираюсь коленями в грязный пол.
– Шнурки затягиваются снизу вверх, а не наоборот, – раздается над моей головой скучающий мужской голос.
Первое, что мне хочется проорать ему в ответ – это: «Отвали!»
– Что?! – рявкаю, вывернув шею и обернувшись.
Скольжу глазами вверх по длинным мужским ногам, одетым в синие джинсы, спотыкаясь о медицинский фиксатор, в который закована одна из этих ног до колена. Поднимаюсь глазами выше – по узким бедрам, плоскому животу и широким плечам. Правым плечом мужчина опирается о стену. На нем красно-белый свитер с оленями, чтобы увидеть его лицо, я вынуждена запрокинуть голову и отбросить с лица волосы.
Сердце пропускает удар, когда все-таки добираюсь до упрямого точеного подбородка, рассеченного небольшим рваным шрамом слева направо, и выше, к карим глазам, с ленцой смотрящим на меня сверху вниз.
Водоворот вспыхнувших в голове воспоминаний на секунду отодвигает в сторону весь окружающий мир, отбрасывает меня в прошлое – туда, где мне семнадцать, а стоящему рядом мужчине девятнадцать, и я до безумия в него влюблена.
Забываю, как дышать, и смотрю не моргая.
Ему требуется не меньше минуты, чтобы ленивое выражение на красивом лице сменилось подозрительным прищуром, а рот с недоверием произнес:
– Отелло?
 
Глава 2
 
Отелло…
Всего одно слово расшатывает мое внутреннее равновесие и со сверхзвуковой скоростью уносит в параллельный мир, где произнесенное только что прозвище известно лишь нам двоим: мне и стоящему передо мной мужчине.
Он растерянно проводит ладонью по волосам, приглядываясь ко мне и сводя брови к переносице, а я как завороженная слежу за сменой эмоций на его лице, думая, что у меня, возможно, галлюцинация?!
– Офигеть… – На его мужественном лице появляется лукавая мальчишеская улыбка, от которой в животе случается кульбит.
Отелло…
Глупость из прошлого, которую он увез с собой в Канаду семь лет назад, сейчас, как шампанское, бьет в голову, вызывая головокружение.
Марк Зотов, молодая звезда НХЛ, действующая легенда нашего города, где хоккей – религия, а открытие сезона – событие, которого ждут больше, чем Нового года.
Зотов… Моя первая любовь и мой первый мужчина… Первая рана в моем сердце, которая заживала так долго и мучительно, что и сейчас можно увидеть шрам. Если очень сильно присмотреться.
Хлопаю ошеломленно ресницами.
Все умственные процессы в моей голове напрочь отшибло, превратив мозг в вязкую вату. Все, на что я способна в оглушающей веренице посторонних звуков, голосов и лиц – это недоверчивое:
– Зотов?
Его улыбка становится еще шире. Белые зубы выстраиваются в идеально ровный ряд под преступно полной верхней губой. Сексуальная особенность, которая когда-то сводила с ума мои незрелые семнадцатилетние мозги.
Я представляла нашу с ним встречу миллиард раз ночами, когда обнимала свою подушку и с тоской ждала от него весточки – сообщения или звонка от своего парня, который в девятнадцать уехал играть по контракту в Канаду. Его сообщения становились все реже и реже, зато фотографии в соцсетях – наоборот, все ярче и ярче, как и девицы, которые на них мелькали.
 
Уже не помню, что конкретно я там себе представляла, но в моих фантазиях совершенно точно не было чего-то подобного: эпизода, где я, растрепанная, смотрю на него снизу вверх, а в горле саднит так, словно в него насыпали горсть битого стекла.
– Ух ты… – Зотов продолжает улыбаться, присматриваясь к моему лицу. – Отлично выглядишь…
В его речи – легкий акцент, на лице – легкое замешательство, но в основном он выглядит так, будто безумно рад меня видеть. Обо мне подобного не скажешь, я даже ради приличия не способна ответить на его улыбку.
На моем лице – ступор и шок, в любом случае Марка это не смущает. Он продолжает с интересом меня рассматривать, в то время как я пытаюсь вытолкнуть из себя хоть что-то членораздельное.
– Мам… – Голос Маруси вырывает меня из оцепенения, заставляя повернуть голову.
– Сейчас, – говорю хрипло, снова начиная дергать шнурки.
– Поправь носки, – слышу вежливое напутствие. – Они сбились и будут ей давить.
Вскинув голову, снова смотрю вверх и вижу, как с пристальным вниманием Зотов рассматривает мою дочь, затем переводит взгляд на меня и бормочет:
– Милый пупс.
Отвернувшись, принимаюсь поправлять Марусины носки и пытаюсь на этом сконцентрироваться!
Ребенок – самый значительный факт моей биографии за все те годы, что мы с Зотовым не виделись, ну а он за семь лет насобирал в свою копилку достаточно достижений, чтобы иметь собственную страницу в Википедии.
Шнурки лапшой висят между моих пальцев. Смотрю на них бездумно, пытаясь понять, что с ними делать.
– Дайте-ка сюда. – Клюева безжалостно отстраняет меня, склоняется над Марусей и профессиональными выверенными движениями приводит в порядок шнуровку за считаные секунды.
Я надеваю на голову дочери корону, пока наш тренер снимает с ее коньков чехлы.
– Я ее забираю. – Она помогает Марусе спрыгнуть со скамьи, ставя ее на лезвия коньков. – Сразу после выступления отведу детей в раздевалку, – оповещает тренер.
– Поняла. – Прикусываю изнутри щеку, глядя на мятый край костюмной пачки сзади.
Вытянув шею, наблюдаю за тем, как русая головка дочери смешивается с толпой точно таких же «снежинок».
Сделав глубокий вдох, расправляю объемный свитер и провожу руками по выбившимся из хвоста волосам, заправляя их за уши. Я чувствую на себе пристальный взгляд слишком отчетливо, чтобы пытаться его игнорировать, поэтому перевожу глаза на Марка, сделав еще один глубокий вдох.
Зотов наблюдает за мной, склонив голову набок. Одному черту известно, откуда он здесь взялся!
– Скажешь мне «привет»? – спрашивает, выгнув брови.
– Привет, – говорю, исподлобья исследуя глазами черты лица, которые за последние годы встречались мне разве что в интернете.
На стройную высокую фигуру падает луч прожектора, обрисовывая контуры спортивного тела. Зотов стал шире в плечах и будто бы выше. Новая стрижка, которая кажется простой и неприхотливой, – уверена, дело рук стилиста, а часы на его запястье пугают меня одним своим видом, ведь я даже представить боюсь их стоимость.
Семь лет назад на его лбу не было морщинок, а теперь есть. Они стирают любые попытки отыскать в этом лице что-то близкое. Он стал взрослее. Передо мной совершенно чужой и незнакомый мужчина. Только карие глаза под густыми бровями и свитер с безумными оленями – детали, которые уверяют: это он, Марк Зотов.
Под кожей у меня собираются мурашки.
Нервозности добавляет то, что он смотрит на меня неотрывно, только теперь без удивленной улыбки, а как-то будоражаще. В глазах не веселье, а пристальное внимание, которое я ощущаю физически.
– Как поживаешь, Аглая? – произносит хрипловато.
– Отлично, а ты? – Бросаю красноречивый взгляд на закованную в фиксатор ногу и трость, на которую Марк опирается.
– Пять минут назад думал, что неплохо, – отвечает он. – Теперь думаю, что отлично. Я рад тебя видеть, – добавляет, вздергивая уголок губ в улыбке.