Долго тебя ждала

Эта полуулыбка – будто удар под дых, именно она превращает его из незнакомца в парня, которого когда-то я так сильно любила, выбивает из меня воздух, напоминая о том, почему сама я видеть его не рада.
К щекам приливает кровь. Может быть, за семь лет я должна была стать разумнее. Мне казалось, что такой я и стала, но сейчас здравый смысл мне изменяет.
Схватив со скамьи чехлы от Марусиных коньков, улыбаюсь и говорю:
– Рада за тебя.
– Марк Дмитриевич! – Рядом с Зотовым возникает миловидная девушка с одним наушником в ухе. – Пройдемте. Пятиминутная готовность. – Она опасливо касается его локтя ладонью и тут же ее отдергивает, когда Зотов опускает на ее руку глаза.
Воспользовавшись моментом, я разворачиваюсь на пятках и протискиваюсь через скопившуюся вокруг толпу, убираясь подальше отсюда.
Я вычеркнула Марка Зотова из своей жизни еще семь лет назад, как и он меня, так что сейчас мне совсем не больно уходить не оглядываясь, даже несмотря на то, что сердце вот-вот схлопочет инфаркт.
 
Глава 3
 
Чувствуя себя так, будто за мной гонятся, пробираюсь через основательно переполненные трибуны, спотыкаясь о чужие ноги и принося всем подряд извинения. Чтобы найти свою подругу Таню и место, которое она для меня застолбила, приходится встать на носочки и вытянуть шею.
От разгулявшегося в крови адреналина мне душно и жарко, даже несмотря на то, что на трибунах очень свежо. Свитер неприятно липнет к влажному телу, а сердце в груди продолжает лихорадочно трепыхаться, будто на меня напала горячка.
Замечаю пышные кудрявые волосы подруги в седьмом ряду сектора, как она и указала в своей эсэмэске, и поднимаюсь вверх, перепрыгивая через несколько ступеней сразу.
Таня Капустина – моя лучшая подруга и крестная мать моей дочери.
Мы вместе с детского сада. В моих детских альбомах нет ни одной фотографии, на которой Тани Капустиной не было бы со мной рядом. Мы учились в одном классе, потом вместе поступили в местный медицинский университет: я – на врача-стоматолога, Таня – на фармацевта-провизора. Наша дружба проверена временем, и она круглосуточная, прямо как аптека, в которой работает Таня.
К тому времени, как я плюхаюсь на свое место, будто резиновый шар, наполненный жидким гелем, музыка на арене становится громче, потому что начинается мероприятие.
Таня забирает на колени пальто и сумку, которые до этого свалила на занятое для меня место, и спрашивает:
– Ты что, шла из Китая?
Моя подруга очень симпатичная. На ее носу стильные круглые очки и, судя по всему, новые, ведь раньше я их не видела. Она поправляет очки пальцем, заглядывая в мое раскрасневшееся лицо.
– Я встретила Зотова, – говорю бесцветным голосом, посмотрев перед собой.
Ей требуется время, чтобы переработать полученную информацию, и на это уходит секунда.
– Зотова?! – переспрашивает изумленно. – Говнюка Зотова?!
Отодвинув ворот свитера, дую туда, отвечая:
– Да, его.
Еще секунду подруга хлопает глазами, пытаясь принять тот факт, что я не шучу, после чего бормочет:
– Ты послала его в задницу?
О моей жизни она знает больше, чем кто-либо другой, поэтому имеет полное право и все основания задать этот вопрос, хоть и задает не очень уверенно.
– Он опирался на трость, – сваливаю на нее информацию, от которой меня распирает. – Я подумала, это будет негуманно с моей стороны, посылать его в задницу.
– На трость?! – Брови Тани выразительно выгибаются. – Он так постарел?!
Марку двадцать шесть, и выглядит он, к моему сожалению, как хоккейный божок.
Фыркнув, заверяю:
– Он не постарел.
– Сколько лет прошло? – спрашивает будто между прочим. – Семь?
– Семь, – повторяю эпичную цифру.
Это любимое число Зотова: он говорил, что оно похоже на клюшку.
– Кажется, у него травма. – Устремляю взгляд на ледовую арену, на которой происходит какое-то организованное движение.
Сейчас я ничего не знаю о жизни нашей местной легенды: ни о его спортивной жизни, ни о личной. Последняя информация, которой я о нем владела, – шестилетней давности. Тогда Марк Зотов отдыхал на Гавайях в компании красоток всех цветов кожи и ребят из своей команды.
 
– Просто не верится, – слышу приглушенный голос Тани. – Зотов правда вернулся?! – Ее глаза всматриваются в мое лицо, когда я поворачиваю голову. – Ты как? – Подруга заботливо и обеспокоенно касается ладонью моего локтя.
– Нормально, – отвечаю, изображая улыбку.
Я не знаю, вернулся Марк насовсем или же приехал погостить, в любом случае на меня это никаким образом не должно влиять. Наша встреча такая же случайность, как три шестерки, выпавшие подряд. Если я не жду второй такой встречи, значит, со мной действительно все нормально?
– Вы разговаривали? – допытывается Таня.
– Мы поздоровались, – отвечаю и подбираюсь, когда на ледовой арене появляется губернатор.
– Это действительно он, – констатирует Капустина.
Это он, да.
Зотов стоит по правую руку от губернатора, опираясь на свою трость.
Его невозможно не заметить. Так было всегда. Он всегда отличался непредсказуемостью. Был не таким, как все. Особенным. Для меня – неповторимым, со своей страстью к яркому, дерзкому, провокационному! Красный был его любимым цветом, у него вообще была уйма фетишей, которые впоследствии становились моими слабостями.
В семнадцать мне было достаточно увидеть его в ярко-красной хоккейной форме, чтобы внизу живота рассыпался разноцветный эмемдемс, а в груди взорвался карамельный попкорн. Мне было достаточно увидеть его в безумных кислотных носках, чтобы стать от него зависимой. Сегодня эти олени на его свитере среди скучных костюмов снова заставляют выделять Зотова из толпы, черт бы его побрал!
– Там… – Таня вытягивается в струну и подозрительно сощуривает глаза. – Там что… Капустин?!
Я тоже узнаю в стоящем рядом с Марком мужчине Данилу Капустина. Они с Таней не родственники, просто однофамильцы. Естественно, всех, кроме Тани, забавляло такое совпадение, особенно самого Капустина.
Капустин и Зотов были лучшими друзьями. Играли за одну молодежную команду. Два друга, о которых говорят «не разлей вода», а я бы назвала их двумя сногсшибательными засранцами, умеющими влюблять в себя с первого взгляда.
Сейчас на Даниле деловой костюм и даже галстук.
– … слово предоставляется заместителю руководителя Департамента спорта Даниле Андреевичу Капустину! – торжественно объявляет ведущий программы.
– Что? – ошарашенно взвизгивает подруга.
Я не слушаю, о чем вещает объявленный высокопоставленный чиновник. Погружаюсь в свои мысли, мечась взглядом по лицам Зотова и Капустина, отмечая, как сильно оба возмужали.
Мне было семнадцать, когда одноклассница пригласила нас с Таней на хоккейный матч своего брата. Тогда я впервые узнала, что можно обжечься об лед. Марк был звездой матча. Творил невероятные вещи на коньках, из-под которых сыпались слепящие искры. Я как завороженная на него пялилась, а когда он мне подмигнул – улыбнулась в ответ.
Я не знаю, общались ли они с Капустиным после отъезда Марка в Канаду, не знаю, каких успехов добился Данила в спорте, но видеть его в строгом костюме мне так же неожиданно, как и видеть его дружка.
После короткой речи, которую Данила произносит так, будто делает это каждый день, ведущий объявляет, что для перерезания символической ленточки приглашается нападающий национальной хоккейной лиги и бывший ученик городской школы хоккейного мастерства Марк Зотов.
Встречая новость, трибуны содрогаются от бурных и оглушающих оваций. Марку вручают золотые ножницы, которыми под безостановочные щелчки фотоаппаратов и фанфары он делает свое дело, и процесс дублируют на огромных мониторах вокруг.
– Боже, сейчас ослепну, – сухо замечает Таня.
Зажав ладони между колен, наблюдаю, как Зотов позирует перед камерами и раздаривает улыбки, принимая рукопожатия чиновников, многие из которых пытаются сделать с ним селфи.