Одна ошибка (СИ)

— Что же ты вытворяешь, братан?!
Мозг машинально заработал и подсознание, как в старом немом кино, вырисовывало отдельные эпизоды неразборчиво и мутно, словно с годами истершаяся пленка. Неясные отрывки мелькали и исчезали, и невозможно было понять, что это за явление, не говоря уже о том, чтобы воссоединить их в одно целое для получения осмысленного понятия…
… вот ясно отделился от мутного тумана образ Гарика с перекошенным лицом, и диким ревом размахивающего плетью требуя от Сони повиновения:
«Проси пощады, — визжал он, — пощады…»
Камала охватил озноб при воспоминании о надменном виде жены, строптиво вздернутом подбородке и гневных глазах, полных ненависти.
Страх? Нет! Он не заметил даже искорки страха в ее взгляде. Она храбро, с высокомерием, выносила все истязания своего мучителя, и, не покорившись ему, с презрением глядела на него.
Боже!
Ну зачем такое бахвальство, милая? Зачем тебе? Ведь ты всего лишь женщина, слабая и нежная, которую необходимо оберегать…
В его памяти воскресали картины прошедших лет. Воспоминания возрождали в подсознании моменты, которые явно указывали на непокорность и высокомерие, гордость и достоинство его жены. Любая ситуация воспринималась ею с достоинством. Достоинство — вот главная ее черта, героизм ее души. Именно этим был поражен Камал при первой их встречи. Он был покорен ее стойкостью, принципиальностью, если на то пошло. Впервые в жизни он был сражен на повал, стрела Амура вонзилась прямо ему в сердце, после чего осталась незаживающая рана. И заживет ли эта рана когда-нибудь, Камал сильно сомневался в этом.
Да! Да! Да!
Да, черт возьми…
Что греха таить, он долго отрицал, но уже готов признать, что это так… Он все-таки не забыл ее, он все еще любит и безумно желает заключить в объятия эту непокорную гордячку. Жгучее напряжение в чреслах от желания обладать ею сводило его с ума, и лишь она могла погасить в нем этот пожар, раздирающий изнутри.
Сони… Сони…
Она все та же, что и была пять лет назад, однако, в ней что-то изменилось.
Что заставило эту гордячку просить пощады? Неужели ей и в самом деле он стал неприятен? … Неужели он вызывает в ней отвращение?… Или же…
Он прокручивал в голове отвратительные моменты минутной слабости: его вожделение, проявившееся так внезапно; он вспомнил, что на мгновение ощутил прилив нежности, чем же это было продиктовано?
Тень страха сквозила во всех движениях Сони. Ее болезненно воспринимаемые ощущения, вздрагивания, поистине пугливее девственницы. И все же, в какой-то момент он ощутил ее… почувствовал прежнее притяжение, пока… пока, он не взорвался, и не наговорил всякие глупости.
=*****=
Так и не сомкнув глаз за всю ночь ни на минуту, Сони просидела у окна, дожидаясь зари. Слезы давно исчерпали свои лимит, оставив после себя в душе тупую боль.
Увидев просвет в дали, она решительно встала и тихо побрела в комнату сына. Джимми спал сном ангела, и улыбка во сне не исчезла, даже когда Сони его нежно поцеловала в лобик. Молча попрощавшись с ним, она вышла, пока решительность не покинула ее.
В доме стояла мертвая тишина. Предрассветная мгла обеспечивала ей небольшую отсрочку в задуманном. В это время суток человеческий сон считался самым крепким, отчего побег Сони был бы беспрепятственным. А когда Камал к утру хватится, ее уже и след простынет. Она будет далеко, может быть, даже ей удастся поймать попутку на шоссе. Правда, ей с трудом верилось в это. Без транспорта? Побег затруднялся. Однако налегке, имея всего лишь легкую сумочку, у нее был шанс. Мизерный, но все-таки шанс на удачу.
Выйдя во двор и бесшумно закрыв входную дверь, Сони огляделась вокруг и глубоко вздохнула. Она должна вырваться из этого ада. Находиться под одной крышей с Камалом было невыносимо, тем более после ночного инцидента. Но такая вот разлука с сыном опустошала ее, убивая решимость. И все же… Ее колотило при воспоминаниях ночной перепалки, жестокой схватки с Камалом. Ее передернуло при этом, и, сделав нерешительно первый шаг, глядя вдаль, где простирался густой лес, она рванулась с места и побежала в надежде, что движется в правильном направлении.
 
В эту самую минуту, мучаемый бессонницей, Камал стоял у окна, встречая рассвет. Он заметил, как во дворе Сони, озираясь по сторонам, помчалась по тропинке вдоль леса. Не веря своим глазам, он наблюдал, как она шла прочь от лесного домика, пока не исчезла из поля зрения.
Ярость, вскипая изнутри, поднялась к горлу комом. И он издал гневный рык, смешанный с хрипом отчаяния. Прислонившись лбом к стеклу, он монотонно колотил стену кулаком, все еще глядя в ту сторону, куда направилась Сони. Стоя в замешательстве и не зная, как поступить — дать ей уйти или помчаться вслед, чтобы вернуть — он закрыл глаза. И решив дать ей фору, он простоял в такой позе некоторое время, а затем принялся ее догонять.
А Сони тем временем торопливо шагала вперед по тропинке, по которой они приехали пару дней назад. Она понимала, что ее могут спохватиться в любую минуту, отчего торопилась скорее добраться до шоссе, а там уже есть возможность поймать попутку и беспрепятственно доехать до города.
Долгое время Сони шла без остановки и изрядно устала, но все же продолжала семенить по дороге, в надежде вот-вот увидеть долгожданную цель. Наконец, разглядев в дали трассу, по которой изредка проезжали машины, она возликовала и прибавила шагу. Однако радоваться ей не пришлось долго. Услыхав звук мотора подъезжающей машины, она обернулась и поняла, что бежать нет смысла. Камал нагонял ее.
Сони взглянула на шоссе, до которого оставалось каких-то 40–50 метров, устало вздохнула и прислонилась к дереву, стоящему поблизости.
Подъехав к ней вплотную, Камал вышел и, прислонившись к капоту машины, молча, смотрел на нее. Затем медленно подошел к ней с грациозностью пантеры.
— Надеюсь, все!? Набегалась?! — не удержался Камал и съязвил.
Сони не отвечала, понуро склонив голову.
— Садись, — строго произнес он, — поехали, пока Джимми не проснулся.
— Нет, — тихо прошептала Сони.
— Что?
— Я не поеду.
— Поедешь!
— Отпусти меня, — взмолилась Сони, глядя ему в глаза, — позволь мне уехать.
Глаза, полные отчаяния, молили его о милосердии. И он не мог отказать ей в этом. Но, ради их сына, он должен попытаться ее вернуть.
Подойдя к ней вплотную, взял ее за плечи:
— Сони…
От его прикосновения в глазах Сони проявился ужас, и она начала оседать, прошептав:
— Нет! Нет! Нет!
Камал не сразу спохватился. Он поймал ее, когда она обмякла и начала падать без чувств.
— Сони, милая, что с тобой? — отчаянно выкрикнул он, и, подняв ее на руки, как перышко, усадил в машину.
— Сони, прошу тебя, — он легонько хлестал ее по лицу, чтобы привести в себя.
Через некоторое время Сони очнулась от легкого обморока. И первое, что бросилось ей в глаза, это обеспокоенный взгляд Камала. Сони поразилась до глубины души, ибо она прочла в этом взгляде неподдельную нежность и искреннюю заботу.
— Милая, ты в порядке? — он нежно коснулся ее щеки.
— Ты меня отпускаешь? — в надежде спросила Сони.
— Я не буду тебя удерживать, если ты этого не хочешь. Но…
— Прошу тебя, — перебила его Сони.
— Хорошо. Только выслушай меня в начале, — устало вздохнул Камал.
Сони слабо кивнула в знак согласия.
— Джимми скучает по тебе.
«Если б ты знал, как я скучаю по нему», — пронеслось в мыслях Сони и выразилось болью в глазах.
— Я всего лишь хотел устроить ему маленький праздник, — продолжал Камал, — пикник на троих. Он давно мечтал об этом. Клянусь, я руководствовался исключительно отцовскими чувствами и не намеревался причинять тебе неприятности. И… прости за ночной инцидент…
Сони судорожно вздохнула, но промолчала не в силах говорить.
— Сони, поверь, я раскаиваюсь, что причинил тебе боль. Этого больше не повториться. Останься ради сына. Через недели две мы все вернемся. Позволь Джимми насладиться вдоволь твоим обществом, перед тем, как он уедет в детский лагерь, — Камал тщательно подбирал слова в надежде убедить ее, но не сломить.