Скотина (СИ)
Дядя повел рукой с неизвестным артефактом в сторону пруда. Голова двинулась сама, остальное тело за ней невольно. Эффективная дрянь, на расстоянии держит. Шея как в ухвате для чугунных горшков. Если бы сразу нож скрыл, может быть метнуть удалось. Маловероятно, метание не тренировал вовсе. Упущение.
Ноги сами дошли к воде и зачавкали в иле. Чужая сила наклонила голову к вонючей воде. Артефакт ослабил действие, шею не отпустило, но руки вроде начали двигаться.
— Тащи на берег ящик, племянничек. Сказал, тебя сюрприз ждет.
Чтобы нащупать нужный предмет пару раз пришлось нырнуть, собирая на уши ряску. Вцепился в край, дернул, сорвал ногти. Не пруд, а молодое болото расставалось с добычей неохотно. Потянул еще раз. Еще раз сорвался, поднимая мутную волну и пугая притихших лягушек.
Возился в грязи, кряхтел, делал вид что не удается ни нормально зацепить, ни удержать. Голова лихорадочно пыталась перебирать варианты спасения. Тело полностью сковано артефактом. Должна же у него батарейка быть. На сколько заряда хватит? Еще мысль — инквизоров вызвать. Соединить ладони и сказать про след нерадивого. За ложный вызов, предполагаю, быстрая смерть. Иначе от телефонных хулиганов отбоя не будет. Про похищение сказать? И Дашу и дядю Петю подставлю.
Дядя пытался управлять моими руками, но больше мешал. Смотрел, смотрел, как я в очередной раз приподнял край и сполз в болото, и потерял терпение.
— Давай сюда край, жирдяй рукожопый.
Попытался дотянуться с берега. Не получилось, наступил в жижу, вытягивая руку. Я навалился, толкая изо всех сил. По-настоящему толкнул, с чувством. Дядя охнул, подался назад, выдергивая добычу на берег. Выпрыгнул и запрыгал на одной ноге, полились непечатные выражения.
— Ох чтоб тебя. Достань сапог и выходи. Ты, конечно, в грязи образцово смотришься, но пора с тобой заканчивать.
Я сунул в чужую пленную обувь руку, пощупал. Ага, стелька тканевая, сгодится. На секунду загородил берег спиной, вылил внутрь пузырек с контактным ядом.
Выходить не хотелось, но ноги начали вскидываться сами, на манер кремлевской охраны. Пару раз падал, поднимался с чавкающим звуком. Вышел на берег в обнимку с сапогом. Согнулся, протянул:
— Вот, дядя, возьмите.
— Кидай, не подходи близко. Видел, как ты с ножом резво, ни к чему мне сюрпризы.
Обулся, довольно притопнул, не сводя с меня ни глаз, и не отводя загадочное орудие.
— Чего притих, разжалобить меня решил? — в руке дяди мелькнула пробирка со светящимся содержимым, — Еще не понял, для чего ты консервы достал?
Просипеть я смог только одно, — Чтоб ты утомился.
— Не ругайся Боря, не поможет. Сейчас мы раскроем несколько банок, польем их вкусной приправой, и ты, Боря, сожрешь их с таким наслаждением, будто не ел в жизни ничего вкуснее.
Бля, кажется, план понятен. Это же та дрянь, которой меня годами жрать заставляли. Аперитив нерадивого. Превышение дозы видел, не сомневаюсь, что сожру вместе с банками и добавки попрошу.
Дядя сделал несколько шагов в сторону. — Вставай племянничек, поднимай свой нож, и пора открывать вкуснятину.
Голову потянуло вверх. Извернулся, уперся ногами в ящик, резко распрямил, выпуская последние силы. Ящик подпрыгнул и снова улетел в воду. Хорошо пошел, с удачным рычагом почти на середину пруда.
— Ну почему ты Боря красиво сдохнуть не хочешь? — застонал дядя, разочаровано, — Конец тебе, понимаешь? В любом случае конец.
Я попытался вставить фразу в середине монолога, — Дядя, а ты не в курсе, где барон?
Надо как-то отвлечь, хоть на секунду, говорить начать.
Вопрос родственник проигнорил, будто не услышал, — Чего бы тебя другого жрать заставить? Может тины болотной? Или увести на середине и утопить?
— Дядя, а ты не в курсе, для чего исправник приезжал?
— А может согнуть тебя, чтобы сам себе яйца откусил.
Шею потянуло вниз, нос уткнулся между собственных сисек, и лицо скрылось в валиках жира, позвонки затрещали.
— Дядя, тебя птомант сдал, который аперитив нерадивого изготовил.
На слова мои дядя не реагировал никак, точно слышал только себя, — Ха, придумал, ты дерьмо свое жрать будешь. Сейчас я из тебя дерьмо выдавлю, и сожрать заставлю.
Шею отпустило, но все тело обхватили невидимые железные обручи, сжались, выдавливая остатки воздуха. Живот начало мять, как ком сырой глины.
— Знаешь Боря, что у дерьма вкус разный. Если оно у тебя жидкое — будет горчить от желчи. Если твердое — как будто мать природа в твою ладонь положила капельку счастья, сладкое, сочное, с пикантной горчинкой. А лучшее дерьмо, будто дикий трюфельный гриб, у…
Ага, попробуй из меня что-то выдавить, я не жрал ничего два дня. Стоп, а откуда у него такие познания глубокие? Еще и с литературными метафорами! Посмотрел на родственника другими глазами, с некоторым уважением.
— Дядя, слово говно происходит от слова говядина.
Опять ничего не слышит, ничем не цепляется.
— Игрался же в свои башенки и семью за столом веселил. Уехал бы в столицу и сдох там, во славу рода Скотининых. Так нет же, ты, крысеныш, на святое, слышишь, на святое покусился.
Не выдержал, подскочил, ударом под колени свалил меня на землю. Начал пинать в ребра, — Ты тварь, Игоря подставил.
Ну это сказано, что под ребра. До ребер такому худосочному типу никогда не достать. Хорошая защита на ребрах, просто бронежилет высшей защиты. Видно, что не боец, а мужичонка обычный. Да, в тонусе, пытается форму держать. Но чтобы такую тушу запинать — недостаточно на тренажеры раз в неделю.
А ведь правильной ногой пинает. Той самой. Хоть что-то радует, активнее стимулировать надо. Не может быть, чтобы действовать не начало. Тамерлану, припоминая летопись, тюбетейку аконитом намочили[2], там в жутких корчах загнулся. А тут такой букет. С другой стороны полевых испытаний не было, через кожу это не в кровь напрямую. От тридцати минут до часа может пройти, прежде чем проявятся первые симптомы. Да и проявятся ли вообще? Все-таки другой мир, содержание алкалоидов никто не мерял. Надо было колючку какую закинуть, чтоб ногу наколол.
— Мой мальчик в себя так и не пришел. Тело полечили, а разум, разум не вернулся. Слышишь, гаденыш жирный. Мой сын хрюкает теперь, как свинья. Это ты, ты должен был в корыто уткнуться.
Вот чего он как с цепи сорвался, и не в себе. Игорю вчерашний ужин на пользу не пошел. Вот как можно любить своего сына и одновременно ненавидеть всех окружающих? Или только меня? Может я ему в детстве в тапки нассал?
— А может не нужно было детей барона травить? Глядишь и Игорь целее был. Дядя, разрешение конфликта — это же возможность для личностного роста. Между нами возникла стена непонимания, но в любой стене…
Я что это вслух сказал? Родственник оставил в покое ребра, начал пинать по голове, стараясь сделать больнее. Вновь схватил свою грушу. Рукой мотыляй аккуратнее, голова оторвется.
— Придумал, придумал, гаденыш. Ты паскуда к Злому ветру пойдешь. Не захотел консервы жрать — посмотрю какая мерзость из тебя выйдет.
Смутно помню, как выбирались из парка. Я переставлял ноги, как кукла. Дядя шел сзади, сердито сопел. Ни разу на расстояние не приблизился, ни схватить, ни просто дотянуться. В один момент стояли среди деревьев, пропускали шумную компанию, оравшую романс. Попробовал крикнуть, но удалось только промычать, не открывая рта.
Сознание начало уплывать под деревянные шаги. Раз, два. Раз, два. В себя пришел во внутреннем дворике, в который никак попасть не получалось.
Площадка метров двадцать в диаметре, ровной черной плиткой выложена. Луна сюда не добивала, но света достаточно. Внутренний двор освещался громадными ладонями, которые просто висели в воздухе. Медленно вращались вокруг невидимой оси. По центру площадки зияла черная дыра, прямо как в деревенском сортире. Лучше бы из этот дыры воняло говном. Потому что из нее веяло угрозой. Не веяло, а просто несло. Смертельной, древней, неотвратимой, как от тикающего часового механизма. Что там внутри выяснять не хотелось от слова совсем.