Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современ

Третье лицо, рекомендованное мне Плеве и также привлеченное к судебному отделу крестьянского законодательства, а именно к составлению для его применения волостными судами сельского устава о наказаниях, П.П.Шиловский перешел в Министерство внутренних дел из судебного ведомства, где занимал должность судебного следователя. Как личность он отличался огромным честолюбием и достаточной неразборчивостью в средствах для его удовлетворения. Подлаживание к начальству с одновременной безудержной интригой против этого самого начальства, от которой он, по — видимому, не в состоянии был удержаться, составляли его отличительную черту. При всем том Шиловский не был занят исключительно устройством собственной судьбы. Он одновременно живо интересовался общими вопросами, но интересовался ими только по-дилетантски. Весьма бойко и интересно написанные им «Судебные очерки Англии»[247] представляют яркий образчик его дилетантства и отсутствия какой бы то ни было научной не только методики, но хотя бы добросовестности. Вообще же Шиловский, не будучи глупым человеком, отличался в особенности природной талантливостью, причем таланты его не только превосходили его ум, но вообще с серьезным мышлением совершенно не сочетались. Мысли у него рождались самопроизвольно, и подвергать их критическому умственному анализу он не давал себе труда. Такая его особенность, конечно, лишала серьезного значения всякую его работу в области права, где дилетантизм в особенности неуместен и недопустим. Шиловским тем не менее был составлен проект сельского устава о наказаниях, который после многократного коллегиального обсуждения, но с сохранением многих его предположений и после некоторого его перередактирования тем же, упомянутым мною, Петровым вошел в общий, составленный при земском отделе, свод проектов новых крестьянских узаконений[248].
Назначенный впоследствии при министре внутренних дел А.А.Макарове, с которым он состоял в личных близких отношениях, костромским губернатором, он затеял против него же в 1912 г. сложную интригу на почве предстоящего в 1913 г., по поводу трехсотлетия царствования дома Романовых, посещения Костромы государем. Интрига не удалась, но зато обнаружилась, и он был переведен губернатором же в Олонецкую губернию, а затем вскоре оставил службу совсем.
Упомяну в заключение о В.Г.Петрове, который был составителем проекта сельского устава о договорах, а также, как я уже сказал, дал окон нательную редакцию сельскому уставу о наказаниях и правилам о наследовании в надельных землях. Это был еще совсем молодой человек, лишь за год перед тем окончивший университет и служивший на какой-то низшей должности в Министерстве земледелия. Я лично близко знал Петрова еще в бытность его студентом и мог оценить его незаурядный ум и педантическую точность в формулировании всякой мысли. Переведенный в земский отдел и привлеченный к участию в обсуждении проектов волостного судоустройства, он обнаружил совершенно исключительное юридическое мышление. Это был юрист Божией милостью, и пойди он по ученой в этой области карьере, несомненно составил бы себе выдающееся имя. Судьба кинула его на службу в Министерство внутренних дел, а затем в Главное управление землеустройства, и здесь ко времени революции он достиг лишь должности вице- директора одного из департаментов этого ведомства, что, впрочем, для его возраста и срока службы было весьма недурной карьерой. Закончу этот перечень лиц, участвовавших в переработке крестьянских узаконений, уже упомянутым мною Г.Г.Савичем, добросовестно составившим проект волостного судоустройства и судопроизводства.
По мере подбора сотрудников налаживалась и сама разработка проектов новых узаконений о крестьянах. Происходила она приблизительно таким же порядком, которым был составлен мною с Литвиновым и Глинкой проект положения о крестьянском общественном управлении, с той разницей, что к обсуждению первоначальной редакции проектов привлекались самые разнообразные лица. Так, к постоянному участию в разработке положения о землепользовании крестьян был привлечен А.В.Кривошеин, бывший в то время начальником переселенческого управления. Однако фактически Кривошеин от этого участия всячески уклонялся, либо вовсе не являясь на наши собрания, либо храня на них упорное молчание. Весьма деятельное участие принимал, наоборот, в особенности при выработке правил об отмежевании надельных земель, управляющий межевой частью Министерства юстиции Рудин. Наконец, приглашались и другие лица при обсуждении каких-либо отдельных частей вырабатываемых проектов, из числа специально знакомых с предметом, которого они касались. Председательствовал при этом А.С.Стишинский, который был поставлен, таким образом, во главе всего дела.
 
Чем, собственно, руководствовался Плеве, передав мне все распоряжение этим делом, а именно подбор сотрудников, распределение между ними работы, а впоследствии и окончательное закрепление редакции разрабатываемых проектов и одновременно поручив Стишинскому участвовать в нем, и притом в качестве старшего и председательствующего на наших собраниях, я не знаю. Думаю, однако, что это произошло не только из желания не обижать Стишинского полным его устранением от него, а также не исключительно по соображениям формальным и иерархическим, но вследствие желания приставить ко мне в качестве жандарма твердого блюстителя консервативных начал. В моем консерватизме, по крайней мере в области крестьянского вопроса, Плеве, по-видимому, не был уверен. С другой стороны, он прекрасно и с давних пор знал Стишинского, знал его чрезвычайную добросовестность в работе, но и чрезвычайную медлительность. От избытка добросовестности Стишинский, почитавший своей священной обязанностью внимательнейшим образом читать все представляемые ему на подпись бумаги и обращавший внимание не только на их содержание, но даже на стиль, задерживал их у себя неделями и даже месяцами. Отмечу при этом весьма симпатичную черту Стишинского — абсолютное отсутствие у него при разрешении любого дела каких бы то ни было посторонних соображений. В то время как во многих ведомствах в ту эпоху относились к содержанию той или иной поступившей бумаги в зависимости от того, кем она подписана, а именно — самим ли министром или его товарищем, а если самим министром, то каким, т. е. имеющим ли вообще в данное время вес и влияние или находящимся на закате, причем к бумагам, подписанным Витте, относились с особым почтением, Стишинский не обращал на это никакого внимания и одинаково добросовестно и объективно относился ко всякому делу, от кого бы оно ни исходило и кем бы оно ни поддерживалось или оспаривалось. Примечательно и то, что при возникновении каких-либо вопросов о землеустройстве крестьян, где бывали замешаны весьма крупные интересы как крестьян, так и землевладельцев, он, быть может, бессознательно, но неизменно поддерживал народническую точку зрения, т. е. отстаивал интересы крестьян. Особое внимание обращал Стишинский на рапорты в Сенат, содержавшие заключения Министерства внутренних дел по поступающим в Сенат жалобам на решения местных крестьянских учреждений. Дело в том, что решения Сената по этим делам имели принципиальное, руководящее значение, и, в сущности, узаконения о крестьянах к началу нынешнего века покоились преимущественно на постановленных за истекшие со времени освобождения крестьян сорок лет решениях Сената, нежели на самом законе, крайне бедном по заключающимся в нем правилам.
Последствием щепетильной добросовестности Стишинского, присущей ему во все времена, явилось то, что он еще в бытность управляющим земским отделом задерживал представление в Сенат требуемых им заключений и в результате передал своему заместителю Савичу изрядное количество подобных дел, ожидавших в течение многих лет окончательного разрешения. Со своей стороны Савич, этими делами вовсе не интересовавшийся, не только не уменьшил их количество, а, наоборот, значительно приумножил. Ко времени назначения Плеве число этих дел превысило 800, причем некоторые из них, преимущественно касавшиеся Юго-Западного края, где земельные отношения были чрезвычайно запутанны, имели свыше 25-летней давности. Именно это обстоятельство было ближайшей причиной увольнения Савича и временного возложения на Стишинского управления земским отделом. Плеве потребовал при этом, чтобы все упомянутые дела были не позднее конца года ликвидированы, что и было фактически исполнено, хотя потребовало громадной работы от Стишинского, а отчасти и от земского отдела; говорю отчасти, ибо по большинству этих дел проекты рапортов в Сенат были отделом давно приготовлены и лишь ожидали подписи товарища министра, но так как Стишинский с мнением отдела часто не соглашался, то приходилось эти рапорты пересоставлять, и притом многие по несколько раз.