Эпоха перемен (СИ)

— А сейчас нет? — удивился я.
— Сейчас нет. И непонятно, восстановят ли. Хозяйство разворовали, когда совсем тяжело было. В девяносто третьем так вообще не то, что отопления — электричества не было месяцами. Многие жили натуральным хозяйством, даже здесь, в городе…
— Ты… был здесь? В то время?
— Был, — кивнул Гия. — Отец запрещал на улицу выходить, и у нас всегда вооружённая охрана дежурила. Но был. Хотя друзья все советовали ему хотя бы на время перебраться, где потише.
— Почему он решил остаться?
— Потому что кому-то надо, — вздохнул он. — Кто-то должен был разгребать это всё… он помогал Шеварднадзе, теперешнему президенту, взять власть. И какой-то порядок навести.
— Понимаю… наверное, — ответил я.
— Да, Сань, в странное время живём… скажи, ты бывал когда-нибудь в пионерском лагере?
— Нет, — я помотал головой. — Не довелось. Хотя даже путёвки выделяли, но всё что-то не складывалось… я даже однажды от нашей пионерской дружины чуть в «Артек» не поехал! — вспомнил я. — Но тут отец в госпитале был, а мама закрутилась и не успела все документы оформить…
— В каком году это было?
— Восемьдесят девятый… кажется, — ответил я, почесав лоб.
— Обидно. Я как раз в восемьдесят девятом в «Артек» ездил, — улыбнулся Гия.
— Ого! Повезло тебе!
— Ну как повезло… сейчас я уже понимаю, что в то время уже начинал ощущаться упадок. Ребята были повёрнуты на джинсах, шмотках и жвачках. Настоящие ценности, о которых мне отец говорил, перестали быть модными. Мне было бы интересно оказаться там в период расцвета, когда это всё работало так, как задумывалось… но не довелось. А потом началось то, что началось. Знаешь, поначалу у нас много народу вдохновилось. Своё собственное государство, свобода, возможности… многие повелись на всё это. А знаешь, когда я понял, что скоро случиться что-то очень плохое?
— Когда?
— Когда наш новый лидер, Гамсахурдия, выступая в парламенте заявил, что у абхазов и осетин должно быть не больше одного ребёнка, — ответил Гия. — Стало понятно, что всё закончится кровью…
— Да уж…
— Я тогда сам догадался, и отцу сказал. И он ответил, что я совершенно прав. Жаль, что в то время он не смог ничего сделать, чтобы предотвратить это… знаешь, у него даже есть теория на этот счёт, почему такое безумие происходит.
— Интересно, — ответил я. — И что за теория?
Гия посмотрел на меня. В свете уличных фонарей блеснули его глаза, и он покачал головой.
— У отца особенное отношение ко времени, — ответил он. — Когда-то он закончил философский факультет. И вот: он считает, что обычный линейный ход времени — иллюзия. А ещё, что мы живём в мире информационных сущностей, которые враждуют друг с другом, и что однажды это может привести к всеобщей гибели…
Я старался ровно дышать, чтобы не выдать волнения. Да, отец Гии совсем не простой человек. А так ли уж случайно вышло, что мы с ним познакомились? И что я оказался здесь?..
Пока мы шли, в воздухе появился какой-то странный запах. Неприятный. Похожий на вонь тухлых яиц, разве что не такой резкий. Я поморщился, но промолчал.
— Что, почуял, да? — рассмеялся Гия.
— Что это? Где-то свалка рядом? — спросил я, оглядываясь по сторонам, но не увидел ничего похожего на горы мусора.
— Это одна из местных достопримечательностей, — ответил он. — Серные бани. Хорошее место, если будет время обязательно тебя свожу.
— Ого! — удивился я.
— Ага. Им сотня лет, если что. В них ещё Гибоедов парился! Кстати, знаешь, что он здесь похоронен?
— Я помню, что его в Тегеране убили… не знаю, может, слышал? Он ведь, кажется, был на грузинке женат? Так что логично. Наверное.
— Именно, — улыбнулся Гия. — Вообще интересное дело: вот эта гора, видишь, с телебашней? — он указал на сооружение, — называется Мтацминда. Там, наверху, есть храм и некрополь. Так вот, могила Грибоедова была первой. А потом, возле него, начали хоронить грузинских деятелей искусства, писателей… вот так всё и получилось. А хочешь поднимемся туда?
Он улыбнулся и снова посмотрел на меня. Я прикинул высоту горы. Несколько сотен метров… с полным желудком… вроде бы так себе идея. Но, с другой стороны, пока гуляем всё точно утрамбуется, я замотаюсь и легко усну.
 
— Вроде высоковато, нет? — улыбнулся я в ответ.
— А мы не будем спешить, — Гия подмигнул. — Вообще там, на самом деле, фуникулёр есть. Только он закрыт уже, время.
— Ну пойдём, — кивнул я.
— Там одно место есть, по дороге, хочу тебе показать. Но нужно что-то цилиндрическое взять по дороге.
— Минералку? — спросил я, кивнув в сторону ближайшего ларька, где, кроме спиртного, продавалась «Боржоми», ещё в старом, советском дизайне.
— Отлично!
Двухполосный серпантин, зажатый между высокими деревьями, отчётливо уходил наверх. Пустая бутылка минералки, позвякивая на камешках, катилась именно туда, нарушая все законы физики.
— Впечатляет, да? — улыбнулся Гия, останавливая бутылку носком.
— Да уж… — ошарашенно кивнул я. После чего присел, прикрыл один глаз, пытаясь точнее определить уклон. Не помогло: по-прежнему казалось, что дорога уходит наверх. Правее и ниже сверкали огни города, а телебашня была совсем рядом, будто с насмешкой глядя с высоты.
— Оптическая иллюзия, — пояснил Гия. — Если мерять приборами, то уклон именно в ту сторону. От нас. Тут дорога немного спускается вниз — наверно, так строить было удобнее. Отец в детстве показал мне это место, когда объяснял про иллюзорность времени.
— Никогда раньше такого не видел. Даже не слышал.
— На самом деле в мире ещё есть такие же места в горах. И, кстати, мы скоро подойдём к смотровой. Там когда-то ресторан был. Представляешь, какой кайф был ужинать на высоте, глядя на огни города?
— Красиво, наверное… — согласился я.
— Да, и готовили вкусно!
Так, за разговорами, мы поднялись на вершину горы. Чувство тяжести в животе действительно прошло после такой длительной прогулки, но ноги наверняка завтра будут гудеть. Где-то вдалеке и правее шумела явно не слишком трезвая компания. Я заметил, что Гия специально пошёл так, чтобы обойти это место.
Тем не менее, никакой опасности я не чувствовал, хотя до этого интуиция не раз спасала мне жизнь в самых сложных ситуациях.
Здесь же всё случилось слишком быстро.
Их было около десятка. Они возникли на дорожке, будто проявившись из темноты. Я остановился, бросив быстрый взгляд на Гию. Тот затравленно оглядывался по сторонам, похоже, в поисках пути к отступлению. Но нас плотно взяли в кольцо: вырваться можно было только с боем.
Сердце забухало, ускоряясь.
Я ожидал, что всё начнётся с разговоров. Так всегда происходит на улице. Нет не потому, что агрессорам нужно какое-то формальное оправдание — им просто хочется продлить момент упоения своей властью. Напитаться страхом потенциальной жертвы до того, как перейти к делу.
Но в этот раз они просто рванули к нам, со всех сторон, одновременно, в совершенном молчании. Они были одеты во всё чёрное: штаны, куртки-бомберы, балаклавы.
Мы, не сговариваясь, встали спина к спине, готовясь дать отпор.
И, надо сказать, первые минуты у нас это вполне получалось: видимо, нападающие не ожидали, что мы окажемся бойцами, рассчитывая смять нас в первые секунды.
Сломанная челюсть одного из них и вывернутая в коленном суставе нога другого их немного отрезвили. Но не заставили отказаться от планов. Сверкнули лезвия ножей. Гия что-то громко крикнул по-грузински. Один из нападавших ответил, но это не остановило новую атаку.
Мы почти отбились. Я смог уложить ещё двоих и нейтрализовать третьего с ножом, который заходил слева от Гии, метя ему в грудь. Тот был увлечён другим противником и не видел явной угрозы.
Нападающих оставалось всего четверо. Я приободрился. Даже начал прикидывать, что делать дальше. А потом у меня вдруг сильно закружилась голова. Боли я не почувствовал, лишь через мгновение пришло ощущение чего-то тёплого, стекающего по корпусу с правой стороны ниже, на ногу. Последнее, что я увидел, это свет фар приближающегося автомобиля.