И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

Его тянуло вверх по бесконечным лестницам. Одна из них, винтовая, огибающая странного вида башенку, и вовсе казалась смертельной пыткой. Складывалось ощущение, что топаешь на месте в зацикленном кадре, что ничего вокруг не меняется. Только пульс стал совсем бешеным, в боку нестерпимо закололо, про свежую рану и вовсе не хотелось думать. Но отпускать из рук книгу Артемис не собирался, бережно прижимая её к собственной груди, пока сползал по стене на ступени, пытаясь вернуть дыхание в норму. Перед глазами прыгали сотни ярких пятен, совершенно ослепляя и не давая ни на чём сосредоточиться, хотя следовало бы. Подобрав под себя конечности и медленно поднявшись, юноша поплёлся дальше и через два пролёта обнаружил, что не дотерпел всего-то ничего. Слева от него оказалась настежь распахнутая дверь, открывающая вид на широкий коридор с высоким арочным потолком. Витражные окна по правую сторону на закате, должно быть, являли собой совершенно великолепное зрелище, но в тот момент уже стемнело, и теперь можно было лишь угадывать смутные узоры. Знакомые шары со светящимся газом внутри парили на высоте нескольких метров вдоль стен, но всё равно посередине прохода лежала тропинка мрака, ютясь на тяжёлой ковровой дорожке, укрывающей пол. Коридор упирался в глубокую нишу, и сначала Охотнику показалось, что там кто-то есть. Но, в конце концов, различил портрет мужчины в полный рост: белая рубашка с пышным воротником-жабо и дутыми рукавами смотрелась на нём почти неуместно, да и весь его вид говорил о том, что он вовсе не желает носить подобную чепуху; чёрный жилет с гобеленовыми ставками был небрежно расстёгнут, являя мелкие жемчужные пуговицы, пойманные петельками; в сапоги для верховой езды со множеством заклёпок были заправлены строгие брюки. Мужчина опирался на высокую трость с весьма скучающим видом, уставив взгляд в такие дали, что Артемису бы, например, понадобился бинокль, чтобы разглядеть их. Пшенично-золотистые волосы едва заметно вились, отпущенные до плеч. Темноглазый, решительный, без какого-либо намёка на эмоции, он напоминал кого-то, но вот кого, Акио так и не смог понять. Вкруг ниши шли лестницы, после сливаясь в одну и подводя почти вплотную к тяжёлой двустворчатой дубовой двери. И притолока, и боковые стенки, и поперечные балки были украшены кропотливым изысканным плетевидным рельефом. «Да кто ты такой?» — только и подумал Акио, рассеянно рассматривая дверные кольца, что застряли в зубастых драконьих пастях. Глаза их едва заметно сияли в полумгле рубинами, будто следили за каждым, кто приближался к святая святых. А, возможно, именно так всё и было. Не став даже стучаться, он взялся за кольцо и потянул его на себя, поморщившись от того, как искры прошили руку от пальцев до самого плеча, отчего она сперва онемела, затем стала теплеть, но отпускать её юноша даже не думал. Работа на Акиру научила Артемиса знакомиться и не с такими предметами. Сейчас он был уверен, что его аура просканирована до последней трещины, все мысли как на ладони, и не торопился идти дальше. Левая половина лица тоже начала медленно неметь, но, наконец, двери поддались, и он шагнул внутрь.
Что ж, примерно такое и ожидаешь увидеть, когда преодолеваешь бессчётные ступени. Письменный стол-секретер, стоя чуть в углу, справа, отчасти отгораживал от всех вошедших его владельца и хозяина, что сейчас склонился над каким-то свитком, запустив в чёрные кудри бледные пальцы. Господское кресло с высокой мягкой спинкой так и манило посидеть в нём, поёрзать и устроиться с максимальным комфортом. Широкое, с массивными подлокотниками, будто бы на звериных лапах, одним словом — мечта. Прямо справа, возле двери, высокий комод на тонких ножках поддерживал бюст молодой девушки, которую скульптор запечатлел с вдохновлённой улыбкой на губах. В углу подле него ютился цветочный горшок, из которого всеми силами явно пытался выбраться любопытный цветок. Пышные длинные листы с алыми прожилками топорщились во все стороны, и среди них мягко пульсировал алый крупный бутон с множеством мелких лепестков. Слева от рабочего стола на некотором расстоянии спиной друг к другу стояло два застеклённых шкафа, казалось, готовых треснуть по швам от количества свитков и писем, что в них были впихнуты, похоже, совершенно хаотическим образом. Ко всему прочему, они служили перегородкой, частично скрывая от взгляда алхимическую лабораторию. По крайней мере, именно на неё и походил вытянутый овальный столик. Несколько склянок забавно фыркали, выпуская чёрный дым, и тот зависал над ними в нескольких дюймах, причудливо танцуя и изгибаясь, рождая новые формы одну за другой. Возле окна слева, едва не треща от нагрузки, вытянулся приземистый стол, забросанный кучей бумаг. Видимо, к ним не прикасались уже очень и очень давно, если не считать едва заметно колышущихся тяжёлых штор глубокого бардового оттенка, подобранных серебристыми кистями. Помявшись с пару мгновений, Артемис прикрыл за собой дверь и двинулся к пустующим глубоким креслам для посетителей, осторожно и с недоверием ступив на ворсистый ковёр. Такой бы в спальне положить, а не в кабинете. Мужчина даже не поднял на посетителя взгляд, пока тот не оторвал одно из кресел от пола и не поставил рядом с ним, тут же и опустившись на мягкое сидение.
 
— В чём дело? — без особого интереса вопросил Гилберт, отрываясь от письма и поднимая несколько усталый взгляд.
— Что здесь написано? — без прелюдий поинтересовался Артемис, опустив на его работу книгу и открыв на первой же странице.
— Милый, если ты не заметил, я немного занят, — снисходительно подметил Найтгест, но выпрямляясь в кресле и переводя на Артемиса полный любопытства взгляд. Выждав для уверенности пару мгновений, он едва слышно вздохнул, потянулся, пробежавшись пальцами по странице и небрежно изучив её. — Эту книгу о тенях написали давно, несколько тысяч лет назад. Тебе пока не стоит знакомиться с ней.
— Прочитай, — уже более настойчиво произнёс юноша, чуть подавшись вперёд в кресле, жадно вглядываясь в строчки, но был вынужден прекратить пытку. Воспоминания о том, как он попытался прочитать ту самую базальтовую книгу, ещё были чересчур свежи, равно как и последствия этого необдуманного поступка. — Или ты не можешь?
— Могу, — фыркнул мужчина, а затем закрыл книгу, уткнулся в письмо, вооружившись острым пером. — И я уже сказал тебе: для тебя это слишком тяжкое испытание.
Поджав губы, Артемис наблюдал за тем, как Найтгест выводит символы на чёрном пергаменте. Они слабо вспыхивали, едва различимо шипели, а затем замирали белоснежными тонкими линиями. Смысл их был неясен, и это начинало раздражать лишь больше. Выждав ещё пару мгновений в надежде, что мужчина обратит на него внимание и отвлечётся от писанины, Акио наклонился вперёд и, оперевшись локтями на стол, принялся разглядывать его содержимое. Открытая чернильница интересовала особенно, а потому, ничуть не сомневаясь, Охотник протянул руку и щёлкнул её по горлышку, переворачивая. Жидкость тут же радостно выплеснулась на свиток, а Гилберт с шумным вдохом попытался выхватить его и книгу из-под потока, но не успел. Его яростный взгляд стал лучшим комплиментом, и нарушитель спокойствия расплылся в улыбке, пусть то и отозвалось болью.
— И что ты мне предлагаешь начать читать? — продолжая прерванный разговор, поинтересовался Артемис.
— Свод этикета, — суховато проговорил Гилберт, с каким-то почти что отчаянием рассматривая бесповоротно испорченный документ. — Неужели же так сложно было подождать несколько минут?
— Надо было предупредить, — пожал плечами Артемис, наблюдая за тем, как все те места свитка, которых коснулись чернила, едва не плавятся, окрашиваясь белым. — Как это работает? Особый отбеливатель? А если им твой плащ полить, что случится?
— Для начала, я сломаю тебе пальцы, — начал перечислять Гилберт, комкая лист и небрежным жестом откидывая его в сторону. Тот жалобно зашуршал на полу и истлел. — Потом заставлю его чистить. И, может быть, после этого займусь твоим обучением.
— Тогда, может быть, сделаем вид, что всё это ты уже сделал и приступим к последнему пункту?