И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

Чёрные пики скал терялись в вышине, в белизне облаков и снежных шапок, но агрессивно тянулись к тёмно-сапфировым небесам, силясь царапнуть их. В их вершинах смутно виделись огромные крылатые тени, пускающие алые всполохи искр. Ни звука не доносилось из холодных высот, но Артемис напряжённо прислушивался, надеясь уловить хоть робкий отголосок. Естественно, ничего у него не получилось, но расстройство быстро отошло на второй план. Сам он был одет совершенно точно не по погоде: лёгкая рубашка, замшевые брюки, стискивающие ноги и бёдра так, что и сесть без муки — невозможно, да тканевые сапоги, в которых только по апартаментам ходить, и то, только перед Повелителем, который любил любоваться юношей. У чернокнижников же были плотные тяжёлые и тёплые плащи, на которые он теперь поглядывал с завистью. От холода щека разболелась совсем отвратительно, перед глазами заплясали мерзкие пятна. Заметив промедление фаворита, Гилберт замер, затем приблизился и накинул подол своего свободного плаща ему на плечи, и юноша поспешил прильнуть к его телу, прячась от резких порывов ветра, спускающегося с гор к замку. Они приближались к подножию скал не слишком быстро, но всё-таки процесс двигался, но у Акио всё равно отмёрзли ноги. Не было даже желания пялиться по сторонам и жадно вдыхать упоительно чистый воздух.
Возможно именно поэтому он так и не смог уловить момент, когда земля стала уходить медленно вниз. Дневной свет мерк постепенно, почти неощутимо, сменяясь пляшущим огнём факелов и мерцающим блеском газовых светляков. Артемис вздрогнул, когда один из них вдруг промелькнул перед самым носом, а затем воспарил к потолку. Рассеянно оглядевшись по сторонам, Охотник уткнулся взглядом в высокие ворота, огораживающие широкий проход от пещер, где непосредственно трудились дрессировщики. Гилберт поднял руку с кольцом и осторожно коснулся замка́. Тот коротко взвизгнул, как счастливый щенок, и немедленно отворился, позволяя им пройти внутрь. Первым прошёл гонец, затем Акио под суровым и пристальным взглядом Гилберта, и только после этого сам Найтгест. Ворота мгновенно сомкнулись, и замо́к с холодным щелчком встал на место. Это был огромный грот, больше напоминающий целый подземный город. Сталактиты и сталагмиты образовывали естественные стены, отделяя один зал от другого; подземные родники и озёра служили непосредственным источником воды, которая здесь была куда необходимее воздуха. Поить зверей, иметь под рукой способ потушить огонь, если магия не справляется, создание настоек — всё это было неотъемлемой частью жизни дрессировщиков. Уже тогда Акио пропитался к ним глубоким уважением и испытал нездоровый интерес к их подопечным. Но сейчас слаженный механизм напоминал дурдом на выезде: чернокнижники носились туда-сюда, выкрикивали ругательства и команды, зачастую объединяя их виртуозно и вполне органично. Тут и там вспыхивали искры энергии, щиты пылали, отгораживая часть, где перебирались и готовились бумаги и отчёты от той, где шло непосредственное общение с тварями. Хаос царил даже излишний, превращая опасных магов в перепуганных кур, к которым внезапно забрела куница. Но завидев Господина, они немедленно угомонились и прекратили имитацию бурной деятельности.
— Ну? — прохладно сквозь зубы поинтересовался вампир, натягивая на руки перчатки и сверху на них кольца.
— Всё очень плохо, — выпалил, видимо, глава балагана, встрёпанный мужичок с мышиного цвета волосами. Тощий, несуразный, он походил на общипанного петуха в этом курятнике. — Драконы тоже сорвались. А ведь мы считали их разумными!
— Они все такие, — со вздохом отозвался Найтгест, а затем двинулся сквозь подчинённых к барьерам.
Впервые Артемису довелось увидеть Господина чернокнижников в деле, и он не был уверен в том, понравилось ему это зрелище или нет. Тени заметались вокруг, а затем вдруг хлынули к своему хозяину, оставляя целую пещеру голой и пустой, точно рисунок неумелого художника. Остались лишь тени тех, кто наблюдал за плавным движением рук Найтгеста, но и они трепетали, готовые сорваться прочь при первом повелительном мановении пальцев мужчины. Акио чувствовал себя так, словно его вот-вот разденут догола на жутком холоде, а потому стиснул зубы, крепко зажмурился, призывая к собственным силам. Среди прочих он не источал мрак, а наоборот, отталкивал его, как мусор, как пыль. Сразу стало легче, и юноша улыбнулся, с восстановившимся спокойствием поглядел на происходящее. В защитном куполе неохотно появилась прореха, и Найтгест немедленно скользнул внутрь, тут же оставшись наедине с взбешёнными тварями. Первые несколько мгновений ничего не происходило и казалось, будто чернокнижник просто стоит. Они явились из нескольких проходов пещер разом, напоминая не то львов, не то ещё что-то. Могучие кошачьи туловища были покрыты рыжей жёсткой даже на взгляд шерстью, гривы отчасти скрывали львиные морды с пастями, полными острых ядовитых клыков, идущих в несколько рядов. Кожистые крылья взрослой особи в размахе были не меньше трёх метров. Угрожающе раскрытые, они меж тем выполняли ещё одну функцию — скрывали самый опасный атрибут этих восхитительных тварей. Скорпионий чёрный хвост опасно покачивался над спиной у каждой из дюжины мантикор, готовый разить врага. Теперь они не пытались драться между собой, нацелившись на глупую жертву, решившую заглянуть к ним на чай. Лицо Гилберта оставалось непроницаемым, жестоким, холодным, лишённым всяких эмоций. В отличие от его обыкновенного хладнокровия, было в этой неподвижности ещё что-то. Ярость. Острая, как клинок, ледяная и жгучая. Смотреть на него было страшно, но Охотник не отводил взгляда. Неужели один чернокнижник способен справиться со стаей взбесившихся мантикор? А если в этих пещерах кроются ещё твари? В груди Акио затеплилась робкая надежда: если Найтгест умрёт, будет ли у него шанс на свободу? Шрам вспыхнул от боли, и юноша невольно прикрыл его ладонью, сложившись пополам, а затем медленно осев на пол. «Даже не надейся, милый», — зазвучал в его голове голос чернокнижника, столь сладкий и манящий, что в паху заныло от желания услышать его поближе, над самым ухом.
 
— Пошёл ты, — одними губами отозвался Артемис, упрямо вскидывая голову.
Повязки пропитались кровью, стекающей по подбородку и щедро капающей на холодные камни, но это мало волновало юношу. Он чувствовал, что сейчас увидит то, ради чего так стремился сюда. Увидит, на что способны его вроде бы как соотечественники, на что был бы способен он сам, не сбеги его мать в другой мир.
Мантикоры, стремительные и смертоносные, рванулись вперёд, способные одним ударом лапы переломить хребет человеку. Вот только Найтгест не был человеком даже на восьмую часть своей крови. Руки его резко взметнулись ладонями вверх, будто он что-то поднимал с пола, и вокруг мужчины вспыхнуло чёрное алчное пламя. Под его ногами разверзлась самая настоящая бездна, но он и не думал в неё падать. В ушах зазвенело и заревело, хотелось немедленно закрыть их ладонями, чтобы не слышать душераздирающих воплей, исходящих из этого омута. Твари замерли, кто где был, припали к земле, прижав к голове уши. Они не понимали, что делать, растерялись и, кажется, переглядывались, решая, как поступить, что делать с этой мощной ментальной атакой. Многие чернокнижники отворачивались, кто-то осел на каменный пол, кто-то закричал, некоторые сохраняли спокойствие. Боль истязала разум Акио, но он не отводил взгляда, хоть глаза и слезились. Юноша видел, что каждый язык антрацитового пламени живой, обладает собственной волей, но почему-то подчиняется Найтгесту, танцует так, как будет угодно ему. Мантикоры отошли от первого изумления, зарычали в единой тональности, вскинув мохнатые головы, а затем кинулись вперёд. Плавные будто танцующие движения чернокнижника гипнотизировали, заставляли смотреть только на него. Вот, уклонился от одной, небрежно шаркнув железным носком ботинка по полу. Вновь отклонился и сделал прочерк сапогом, и снова, и снова. Подол его плаща метался, кольцо своим сиянием оставляло блеклый след в самом воздухе. Нестерпимо, невыносимо было смотреть на этот танец и не пожелать стать в нём партнёром, довершать каждое движение и считывать его. А затем пещеры содрогнулись столь сильно, что эта дрожь отдалась во всём теле, и те, кто ещё не распластался по полу, незамедлительно это сделали, попадав с ног. Словно само Сердце мира забилось в конвульсиях, и земля собралась расколоться надвое. Когда сводящий с ума шум утих, а конечности перестали трястись, Артемис медленно поднял голову, заполошно дыша и то и дело сглатывая кровь. Пыль оседала медленно и неохотно, так и норовя забить глотку, попасть в глаза, и ещё некоторое время слышались тут и там кашель, проклятия и вопросы: «Что за чертовщина?». Посреди пещеры вздыбились высокие гладкие стены, отражающие всё до отвращения ярко. Грани зеркал появились будто из ниоткуда, выросли лабиринтом, и из него не доносилось ни звука, звенящая тишина повисла густой вязкой слизью. Постепенно чернокнижники поднимались, вслед за ними и Акио, чувствовавший странную тревогу. Она мгновенно улетучилась, когда из лабиринта явился Найтгест.