И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)
— Что за чёрт?! — возмутился Артемис. — Ты меня разыгрываешь?
— Нет, — мужчина растянул губы в улыбке, в глазах его заплясали искорки смеха. — Ничего не хочешь сделать?
— Включи мне долбанную воду, — прорычал Акио, чувствуя во рту привкус крови от разошедшейся щеки.
— Не так. Я твой хозяин, — напомнил чернокнижник благосклонно и почти ласково, наблюдая за терзаниями фаворита с особенным удовольствием. — Не забывай об этом.
Как же хотелось погреться в чистой воде, смыть с себя грязь, семя этого нахала, кровь, просто полежать, наслаждаясь текучим теплом. Вдохнув сквозь зубы, Охотник успокоился, прикрыл глаза и, подойдя к кровати, медленно опустился на колени:
— Господин, пожалуйста, мне нужно отмыться.
Найтгест выжидающе смотрел на него, приподнявшись на локтях. Видеть, как этот юный нахал повинуется, подчиняется правилам игры, было восхитительно возбуждающе, дразнило гордость мужчины. Он изогнул одну бровь, желая услышать завершение просьбы.
— Не могли бы вы включить воду? — выдохнул Акио пришибленно, закусив губу.
Гилберт кивнул и поднялся с постели, и юноша подорвался прямиком за ним в ванную, чтобы понять, в чём вообще дело. Подойдя к дракону, мужчина обернулся и на показ повернул вентиль несколько раз. Мгновенно вода хлынула вместе с паром из разинутой пасти, и Гилберт ехидно приподнял бровь. Охваченный самой возможностью помыться, Акио даже не задался вопросом, почему это у чернокнижника получилось, а у него нет, просто быстро спустившись в воду. Впрочем, с тех пор метод попадания в горячее блаженство почти не изменялся на протяжении всех этих лет, что не могло не раздражать Акио, но в его голову въелась мысль, что только Гилберт может это сделать. Это потом уже он узнал, в чём был секрет, и что он больше, чем идиот. Теперь же ему даже не хотелось об этом думать — только смотреть, как мужчина плавно приближается, как вода обнимает его тело, как расходится рябь по поверхности. Когда он оказался совсем близко, Артемис медленно встал на ноги и, потянувшись, прильнул к груди чернокнижника. Мгновенно стало спокойнее, уютнее.
— Всё позади, — едва различимо проговорил Гилберт, запустив пальцы в длинные белоснежные волосы, перебирая их влажный шёлк. — Всё закончилось.
— Ты не понимаешь, — возмутился Акио, вскинув на него взгляд, широко распахнув глаза. В полумгле, наполненной разноцветными бликами от витражей, они казались совсем золотыми, нестерпимо яркими. — Я узнал!..
— Тш-ш, — мужчина прервал его рассказ единственным поцелуем, заставив притихнуть и вжать голову в плечи. Уверенно подхватив его на руки, чернокнижник донёс фаворита до бортика и усадил на него. — А вот сейчас — начинай.
Выдохнув и успокоившись, Артемис стал рассказывать: как выслеживал изгнанников и самородки, как проверял каждого, изучал, что каждый раз терпел неудачи. Он искренне злился и стискивал кулаки, запрокинув назад голову, уставив взгляд в темноту потолка. Не единожды ему в голову приходила идея, что, будь там какая-нибудь фреска, место бы сильно ожило и приобрело чуть больше приятных красок. Рассказ, долженствующий быть отчётом, превратился в отстранённые размышления и рассуждения и приближался к Делии. Сделав паузу и призадумавшись, Артемис ощутил то, что тонуло за эмоциональными словами и воспоминаниями. Прикосновения к его ногам — все до последнего. Цепкие, уверенные пальцы делали массаж, надавливая на мышцы, проходясь по суставам, массируя пальцы и ступни. Его ноги, немилосердно нывшие от боли после стольких километров, намотанных пешком по Кёльну, стёртые в кровь, постепенно успокаивались и расслаблялись. Юноша без малого изумлённо посмотрел на чернокнижника, что был крайне сосредоточен на собственном деле. Усевшись рядом, по грудь в воде, он уложил ноги Акио себе на колени и теперь тщательно разминал усталые конечности. Ласковые прикосновения к щиколоткам вызывали острое наслаждение, заставляя сжаться в попытке сбежать от него подальше. Но мужчина крепко обхватил его поперёк стоп, едва почувствовав этот порыв.
— Я внимательно слушаю, — напомнил чернокнижник, и Артемису послышалась в его голосе улыбка.
— Мне удалось выследить изгнанницу, работающую на Акиру, — едва совладав с низменными порывами тела, выдавил юноша. — И услышать кое-что. Похоже, я где-то попался на глаза, и меня сумели узнать, а потом — донести. Не знаю, о чём шла речь, но они говорили и местах силы и возвращении домой.
Едва заметная морщинка пролегла между бровей Гилберта, но от своего занятия он не отвлёкся:
— Даже имея под боком места силы, они не смогут сломать свои печати и сделать то, что задумали. Для этого им понадобится помощь извне. Никто не станет помогать изгнанникам.
— А для этого надо что-то особенное? — полюбопытствовал юноша, всеми силами отвлекая себя от пальцев, скользящих по его стопам в гипнотическом танце.
— Конечно, — невозмутимо кивнул вампир, едва заметно ухмыляясь. Он медленно, чтобы Акио видел, поднял одну его ногу на уровень собственного лица и начал неторопливо целовать каждый палец. — Мне было не так уж и легко доставить тебя сюда. А я, если мне не отказывает память, кое-что умею.
Всё, что смог выдавить из себя Артемис в ответ — сдавленный «ах», переходящий в стон.
— Ах? — с усмешкой переспросил чернокнижник, лукаво сощурившись и поглядев на стремительно буреющего Акио. — Если бы я знал о том, что у тебя такие чувствительные ноги, давно бы этим воспользовался.
— Кто бы сомневался! — возмутился юноша, пытаясь отобрать сокровенное у Гилберта, но тот даже не думал отдавать военный трофей, с упоением целуя поджимающиеся пальцы. — Тьма, Гилберт, перестань!
Улыбка мужчины стала лишь шире, он окинул фаворита смеющимся взглядом, всем своим видом говоря: «Шутишь, что ли? Когда я делал подобную глупость?». Артемис запрокинул назад голову, впиваясь пальцами в бортик ванной, чтобы хоть как-то справиться с порывами собственного тела, поддавшегося на ласку коварного вампира. Прохладные губы прошлись по стопе, вызывая судороги удовольствия, заставляя выгибаться и дрожать. Острое наслаждение скручивало вены, томление проходилось по паху. Юноша невольно прикрыл рот ладонью, когда из груди вырвался стон — Найтгест обхватил два пальца губами, обласкал языком. Невыносимое смущение обуревало сознание даже теперь, спустя восемь лет, когда это создание уже успело изучить каждый миллиметр тела, везде коснуться и оставить собственную метку. Между ними происходило такое, что смущаться уже не было смысла, но всё равно в эти мгновения Акио чувствовал себя до несуразности счастливым и вместе с тем смятённым. Поцелуи повторялись, перемежались щекотными прикосновениями юркого языка, и дыхание не поддавалось контролю, срывалось громкими стонами. Пальцы мужчины ласкали стопы, щиколотки, голени, и Артемис начал ловить себя на том, что тянется за ними, поддаётся им и ждёт нового ощущения близости. Кожа дышала жаром, чувствовалась ужасно тонкой и ломкой под руками чернокнижника — столь уверенно он приходился по ней, точно зная, как нужно огладить и надавить, чтобы все преграды сломались под этим напором. Водопад быстрых, жгучих поцелуев пронёсся выше, и Акио уже не мог вспомнить, когда его ноги стали покоиться на плечах мужчины, когда он сам оказался уложен на лопатки с края бассейна. Гилберт прижался щекой к бедру ровно на секунду, прикрыв глаза и улыбнувшись чему-то своему, вызвав дрожь нетерпения. Приоткрыв мутные глаза, чернокнижник поглядел прямо на Акио, и тот вздрогнул, а затем внезапно для себя широко улыбнулся, отогнав прочь все «против», что до того роились в голове, напоминая о долге, о метке, об унижении, о срочных делах. Он уже хотел сказать то, что мучило его давно, истязая разум и душу, но почему-то помедлил, а потом уже стало не до того. Вновь пальцы Найтгеста заскользили по ногам, сводя с ума, а сам он склонился меж его бёдер и коснулся губами возбуждённой плоти. Видят боги, прежде чернокнижник никогда не снисходил до подобной близости, и Артемис оказался приятно удивлён и ещё больше смущён. Почём ему было знать, какой страх испытал вампир, когда взял на руки едва живого любовника? Цепкий ужас пробрал до самого сердца и не давал покоя до тех самых пор, пока раны не исчезли со слабого тела. И даже теперь, когда кровь живо бурлила в его жилах, Найтгест с трудом верил в то, что успел и отвёл смерть от юноши, не дал костлявой забрать его самое ценное сокровище. И теперь нестерпимое желание обласкать его как следует, выгнать из памяти боль, не давало ему покоя. Этот мальчик был достоин большего, куда большего, чем ему позволял Господин чернокнижников.