Зимние ходоки (СИ)

Двести девяносто девятый день. Песня засыпающего мира.
К зиме я всю жизнь относился как-то неоднозначно. Нет, ну было время, я её даже любил. Вокруг всё белое, снег хрустит под ногами, шуршит шипованная резина проезжающих автомобилей, пищат автоматические уборщики…
А скоро Новый год. Дома поставят ёлку, придёт Дедушка Мороз с большим мешком — и что-нибудь обязательно мне подарит. А когда я узнал, что если Дедушке Морозу мама с папой не отстегнут, то он и не придёт (потому что и папу, и дедушку я легко узнаю, даже в меховом халате и с накладной бородой) — всё равно радовался! Подарков-то это не отменяет!
Потом, когда я был подростком, я зиму ненавидел! Холод собачий, слякоть во время оттепели, метель в середине зимы… И темнота — постоянная темнота вокруг! Встаёшь в темноте, едешь в темноте, выходишь из школы — опять темнота. Где-то там, во время учёбы, пролетает солнечный день. Но ты же его не видишь! Он мимо пролетает, гад такой!..
А ты сидишь в комнате, как пластиковый фикус под искусственным светом, и только учишься-учишься-учишься… Всё, почти на шесть месяцев ты — дитя темноты. Твоё дело — корпеть над учебниками, потеть в спортзале и даже не заикаться о том, что вообще-то жалко упускать солнечный денёк!..
Взрослая жизнь слегка примирила меня с зимой. Тело моё стало толще — а значит, тепло сохранять было уже легче. Да и с работы можно было сбежать на пару минут на улицу — солнце хоть увидеть. И общественный транспорт уже не приходилось ждать так долго. В конце концов, такси с автопилотом всегда готово было тебя выручить.
Но это я про зиму…
А осень я ВСЕГДА ненавидел!
Точнее, конец осени. Не знаю, что там красивого в ней находили наши классики. Вот я лично в ней слышал и видел тоску зелёную: будущие метели, собачий холод и печаль природы, которой по какой-то нелепой причине приходится умирать.
И знаете что?
Сегодня я понял, что всё ещё ненавижу осень! Даже на другой планете она ничем не отличается от той, которую я знаю и терпеть не могу. С той лишь разницей, что на родной нам Земле были хоть какие-то места, где всегда зеленела листва и было тепло. А тут на экваторе — бесконечная пустыня, где зелень днём с огнём не сыщешь, а на всей остальной территории — ну да… Наступала зима.
Мы двигались вдоль реки уже который день, а вокруг я наблюдал то же, что и на Земле. Природа погружалась в мрачный сон. Деревья раздевались, сбрасывая листву, иголки, шляпки, длинные волокна, напоминавшие земную траву… А унылый ветер носил эти летние обноски туда-сюда под свинцовыми небесами, наполняя воздух тоскливым шуршанием.
И я вот, вроде, понимаю, что это просто моё отношение. И надо бы на позитив настроиться. Вон, Русому всё нипочём! Вон он, радостно гоняется за пролетающими мимо листьями, отбивая шерстяную задницу об камни. Вот только Русый через десять-пятнадцать дней заляжет, сука мохнатая, в спячку, экономя силы. А мне… Мне ещё предстоит пережить все «прелести» зимы!..
Впрочем, я уже сейчас начинал понимать, с чем мы скоро столкнёмся. Утром пошёл лицо ополоснуть водичкой из реки, так у меня руку свело от холода! И вместо того, чтобы поднести ладошкой воду к физиономии, я себе этой ладошкой прямо вот по щам и отвесил!.. Судорога, чтоб её…
Не то чтобы мы летом много купались. Но сама возможность окунуть своё разгорячённое тело в свежую водичку как-то примиряла с изнурительной жарой. А вот с холодом ничто не может примирить — это я точно знаю! Холод можно только перетерпеть. Да и то недолго. Пока не окоченеешь, окончательно и бесповоротно…
На Земле в тех местах, где жили на этой дикой планете мы, располагалась Турция. И вот там, я точно помню из курса географии, было тепло, а снег выпадал лишь изредка — по особым случаям. А тут — я был просто уверен — снега будет завались! По закону подлости. И никакое море не поможет! В горах, вон, уже всё белое и лежит плотным слоем…
— И почему тут снег выпадает? — тихо буркнул я себе под нос, покосившись на горы. — Юг же…
— Это типа климат такой, на! — глубокомысленно ответил Мелкий, который шёл рядом и, видимо, услышал мой риторический вопрос.
 
— Континентальный? — не удержался я от уточнения.
— Чо? — округлив глаза, не понял Мелкий.
— Ну, климат какой? Континентальный? — повторил я.
— А нет, не континентальный, на! — отмахнулся гопник. — Говённый прсто…
— Хрен поспоришь! — ухмыльнулся шедший за нами Трибэ.
Я снова посмотрел на тяжёлые свинцовые тучи… С отвращением вдохнул морозный осенний воздух… И продолжил шагать. Впереди у нас был долгий путь до Алтарного. А потом ещё до Западной фактории, где меня ждали ростки то ли бобовых, то ли злаковых…
«Надо будет им название придумать, — решил я. — Всё-таки я тоже принял участие в открытии!».
Лагерь решили разбить пораньше. Как и в предыдущие дни, приходилось заботиться не только о комфорте, но и о безопасности, и об укрытиях для новеньких… Это я мог бы капсулу хоть каждый день вызывать. И там же, в капсуле, возродился бы, закусай меня кто до смерти. А вот новичкам эта роскошь была недоступна.
Поэтому к ночи мы начинали готовиться задолго до заката. Искали место, удобное для обороны от зверья, возводили шалаши, где будут спать люди, разводили костры, чтобы наполнить ночные укрытия тёплым воздухом…
Конечно, можно было материалы для лагеря тащить с собой, но у нас и так поклажи было столько, что почти все новенькие впряглись в волокуши. Так что каждый день приходилось рубить, собирать и строить, рубить, собирать и строить… И так по кругу.
Хорошо, хоть воду не приходилось с собой нести. Водой нас исправно снабжала горная река, вдоль русла которой мы шли. Плохо, что впереди нас могли ждать опасные хищники, с которыми мы уже встречались — или ещё не встречались. Места всё-таки довольно дикие, мало ли кто тут водится…
Вспомнить хоть того же иглогривого льва! Тварь быстрая, опасная и агрессивная. Если такой попадётся на пути — отбиться будет тяжело. А нам ещё новичков защищать…
Вот и шли мы, нагруженные проблемами, сомнениями и осенней хандрой. И всё равно верили, что у нас получится! Раз выжили в горах, то и в предгорьях пропасть не должны. И вера в успешное завершение похода худо-бедно примиряла нас суровыми условиями окружающей реальности.
А ветер пел заунывную песню засыпающего мира, шуршал в сухой траве опавшими листьями и гнал по небу серые, тяжёлые тучи.
Дневник Перова В. Д. по прозвищу Вавася
Двести девяносто девятый день. Все беды Алтарного.
Иваныч вошёл под навес и сурово оглядел собравшихся. Я, Лена, Пустырник и Семён, не сговариваясь, поёжились под его пристальным взглядом. Вот умеет наш мэр эдак вот посмотреть, чтобы внутри всё сжалось, а потроха даже поскуливать начали… А нет, это они у меня скулят о пропущенном завтраке! Ничего, милые, потерпите… По опыту знаю: лучше не набивать живот перед сеансом начальственных репрессий.
Мэр остановился у входа и старательно растёр уши.
— Вот ведь! Мёрзнут по утрам! — оповестил он собравшихся.
— Так ты, Иваныч, у ткачей себе шапку закажи! Всё-таки голову и всё, что к ней прилагается, беречь надо… — посоветовала Лена. — Уверена, уж тебе-то девочки не откажут.
— Откажут! — буркнул Кукушкин. — У них сейчас своих забот хватает…
— А ты всё равно попробуй, — пожал плечами Пустырник. — За спрос денег не берут. Не дело это, чтобы у высокого руководства уши мёрзли…
— Так… Хватит о моих ушах. Давайте по текущим делам! — Кукушкин решительно плюхнулся на стул, закряхтевший всем своим несчастным пластиковым телом. — Лена? Что по общему?
— Без изменений, — меланхолично отозвалась девушка.
— Плохо, что без изменений! — мэр нахмурился, но Лену такой фигнёй не проймёшь.
— Хорошо же! — не меняя выражения лица, опротестовала она его выводы.
— Если без изменений — это плохо! — не сдавался Иваныч.
— А с изменениями — хорошо, значит? — уточнила врач с такой порцией ехидства в голосе, что я бы на месте Кукушкина напрягся.