Зимние ходоки (СИ)
— А с изменениями — хорошо! — а вот он, похоже, не понял, что разговор сворачивает куда-то не туда.
— Тогда чего ты, Иваныч, так переполошился, когда изменения были? — притворно удивилась Лена. — Когда количество заболевших росло — это же изменения! Хорошо же?
— Кхм!.. — Кукушкин прочистил горло и смущённо заметил: — Ну я сейчас не про эти изменения…
— Иваныч, в нашем врачебном деле стабильность — лучший признак будущего выздоровления! — наставительно подняла палец Лена. — Даже если хреново, зато — стабильно хреново! Без изменений! Стабильно! И это хо-ро-шо!
— Кхм-кхм! — Кукушкин прочистил горло во второй раз, теперь уже многозначительно, и замолчал.
Мы все, само собой, тоже молчали. Только дурак будет акцентировать внимание на моменте, когда начальство умыли, коварно уличив в неадекватных «хотелках». Тут надо взять паузу, подумать о тех случаях, когда сам был дурак… И вообще припомнить, какие твои личные грехи всплыть могут… Вдруг начальству захочется на ком-то злость сорвать. Вот и надо подготовиться к этому «счастливому» моменту.
— Значит, заболевших столько же, сколько и было… — наконец, нарушил тишину Кукушкин. — И что сейчас делаете?
— Пытаемся уничтожить заразу в капсулах и жилищах, — ответила Лена. — Проводим санитарную обработку поверхностей. Прививаем идиотам мысль о том, что они уже не студенты, и бактерии с микробами не будут пять секунд ждать, если еду уронить. Объясняем, как важна гигиена, на личном примере тех, кому объясняем.
— Что, прям, когда приспичило, лекции читаете? — удивился мэр.
— Да! Просто отворачиваемся, чтобы не смущать! — решительно сдвинула брови девушка.
С учётом того, что у неё сейчас в подчинении человек двести бегает — она, можно сказать, большой начальник. А если учесть, что в подчинении у неё в основном девушки — тем паче. Сила более чем серьёзная! Так что Лена может себе позволить хамить начальству. Тем более, её непосредственное начальство пока в экспедиции застряло. А городское руководство Лена всегда ни в грош не ставила. Везёт ей!
— Спирта хватает? — уточнил мэр.
— Увы, нет. Растягиваем, как можем! — развела руками Лена.
— Семён? Есть возможность увеличить производство? — уточнил мэр у «научника».
— Пока ещё есть, Дмитрий Иванович! — подтвердил тот. — Но это, сами знаете, на бюджет тяжким грузом ляжет…
— Лучше бы ты, Иваныч, налоги снизил! — прищурив глаза, тем временем заметила Лена. — Набрали бы всему городу на ультрафиолетовые лампы в капсулах! Тогда и спирта хватало бы.
— Не могу я налоги снизить… — болезненно поморщился Кукушкин. — Осталось всего девяносто восемь комплексов! Понимаете? Девяносто восемь. Не успеем — можно ложиться и помирать от инфекции.
— Понимаем. Но мы, если смотреть на общую картину, и так помираем от инфекции! — резонно возразила девушка.
— Лена, ты давай, это… Не разводи панику в руководстве! Сама же сказала, что ситуация без изменений, стабильная. Это хорошо! Это первый признак выздоровления! — вернул ей Кукушкин. — Строгий карантин, кстати, ещё нужен?
— А как же! — усмехнулась Лена. — На нём и живём.
— Вавась, Пустырник, а что с карантином? Пока без эксцессов? — мэр обратил начальственный взор на нас, силовиков.
— Без эксцессов, — немедленно отозвался я.
— Иваныч, на внешний и средний город ещё люди нужны! — затребовал Пустырник. — Постоянно какие-то левые типы пытаются просочиться…
— Ну так набери! И не трогай меня больше с этим вопросом! — попросил мэр, а затем внимательно посмотрел на меня.
И всё у меня внутри перевернулось… Я ведь знаю, о чём он сейчас спросит. И он знает, что я знаю, о чём он сейчас спросит. И даже подозреваю, что он подозревает, что ответа у меня нет. А Иванычу нужен ответ. Он ведь, гад такой, никогда не забывает ни о чём.
Кстати, может, он робот? Не, ну а что? Могли же роботы к нам робота заслать, чтобы направлял, так сказать, и помогал?.. Кто их знает, докуда их технологии дошли? Надо будет Лену подговорить проверить, робот Иваныч или не робот… Вот это, кстати, интересная тема…
— Вавась, ты чего сквозь меня смотришь? — нахмурился мэр. — О чём задумался?
— О работе! — отрапортовал я, возвращая лицу осмысленное выражение.
— И как работа? — участливо поинтересовался Кукушкин. — Как там мой маньяк поживает?
— Отлично поживает! — тут же нашёлся я. — Пока — отлично поживает!
— А должен поживать как? — вкрадчиво спросил у меня мэр.
— А должен поживать плохо! — не стал спорить я. — И даже хуже, чем плохо.
— И как такое случилось, Вавась? — мягко поинтересовался Кукушкин. — Как так произошло, что мои горячие пожелания разошлись с фактическим положением вещей?
— Исключительно по времени разошлись! — бодро доложил я.
— Хватит мне зубы заговаривать! — не выдержав, рявкнул мэр. — Где маньяк, тудыть твою растудыть⁈
— Затаился он, Иваныч! — ответил я уже серьёзно. — Как карантин начался, ни одного нападения.
— А СИПИН что говорит? — хмуря лоб, уточнил Кукушкин.
— Говорит, пока не удалось его вычислить, — развёл я руками. — Если бы не их ограничения…
— Ограничения едины для всех СИПИНов! — тут же вмешался инструктор. — Снимут с меня, снимут и с других. Уверены, что у вас, людей, достаточно богатая фантазии, чтобы постоянно использовать новые механизмы себе во благо?
— Не уверены… — буркнул Кукушкин, а потом задумался и принялся барабанить пальцами по столу.
И, конечно же, мы тоже все задумались. Раз начальство думаем — мы тоже подумаем. Главное, чтобы про маньяка больше не вспоминал. Ну его… Маньяка, конечно! Не Кукушкина! Нет, Лену однозначно надо попросить проверить нашего мэра… Не должны нормальные люди так много думать! Тем более, если у них голова с ушами мёрзнет…
Дневник Джошуа Петерсона
Двести девяносто девятый день. В землю обетованную!
Свинцовые тучи низко нависали над землёй. Сегодня ночью выпал первый снег, но уже растаял. Пока ещё удача на нашей стороне: солнце днём нормально прогревает воздух. Но, как мне кажется, это скоро закончится. Осень, чтоб её… Никогда не думал, что буду жить в холодных землях, где есть настоящая зима. И вот — пожалуйста!
Я остановил бага, заставив того недовольно хрюкнуть. А потом отъехал в сторону и пропустил мимо себя первые ряды колонны. Наш караван растянулся почти на километр. Надо было устроить днёвку, подтянуть людей… Нельзя так, рассредоточившись, по диким землям ходить.
У нас, конечно, вся охрана на багах ездит. Но даже им, чтобы километр проскакать, нужно время! А охранников у нас мало. Если бы не животинки, нас бы уже раз сто грабанули по пути на юг. Но связываться с конницей, как у нас, себе дороже.
В голову лезла какая-то старая мелодия, но я никак не мог вспомнить, что это за песня. Впрочем…
Меня зовут Джошуа. Джошуа Петерсон. Я родился на тех землях, где когда-то была страна ЮАР. А потом сбежал на Кубу. Потому что в ЮАР я был недостаточно чёрным. Папа у меня был «снежком». Что уж тут поделать? Я-то, конечно, пошёл в маму. Но кого и когда это волновало на моей родине? Для сторонников позитивного апартеида я — всегда «снежок».
Всю свою жизнь я был фермером. И даже когда роботы заменили фермеров, я ещё пытался вести своё хозяйство. Хотя бы для себя. Я только личный дневник никогда не вёл, потому что фермерам это ни к чему. А вот колонистам, как оказалось, очень полезно записывать, что с ними произошло.
— Джошуа! Ты чего встал? — огромный бородатый мужчина, одетый в чёрный балахон, переделанный из комбинезона, остановил своего «скакуна» рядом со мной.
— Надо бы колонну сбить! — ответил я. — Смотри, как растянулась…
— Это есть да! Это надо! — кивнул мой собеседник.
Как его звали при рождении, я не знаю. Он прибился к нам на севере в лесах и представился отцом Фёдором. Но я, хоть и атеист, понимаю, что это имя, которое дали ему при посвящении в сан. С другой стороны, здесь многие называют себя по-другому, не как на Земле. Новая жизнь — новое имя. А значит, и отец Фёдор — вполне нормальное имя.