На исходе алого заката (СИ)
Всё же как-то приятно, что люди в таких небольших городах как Блу Бэй, остались такими… простыми и неравнодушными к друг другу что ли. В Нью-Йорке — совсем другая история. Будешь лежать на тротуаре и подыхать от сердечного приступа — никто не подойдёт. Все будут идти мимо, не обращая на тебя никакого внимания. Потому что это их не касается. Им некогда. Грёбаные белки в колесе считают себя нечто большим, чем винтики в системе. Глядя на них, почему-то думается, что жизнь проходит мимо.
— Ну, бывай, свидимся! — машет мне добродушный водила.
Я вскидываю вверх руку и направляюсь в сторону дома. Замечаю, что в окнах на первом этаже горит свет. Не сбежала? Не прикинется спящей? Интересно.
Захожу через парадную дверь, скидываю кроссовки, стягиваю майку и приветствую зевающего Акселя, от которого подозрительно пахнет. Уже успел что-то выпросить у мягкосердечной Смит. К этому четвероногому у неё всегда было особое отношение.
Иду на кухню. Аромат оттуда доносится что надо. Вот, пожалуй, ещё одна причина скучать по ней. Довольно часто я нелестно отзывался о её умении готовить. Но только ради того, чтобы хорошенько позлить. Ведь на самом деле, её кулинарные способности заслуживают уважения и похвалы.
Останавливаюсь в арке и тихо наблюдаю.
Со стены бубнит телевизор, и маленькая поварёшка колдует над сковородой, задумчиво склонив голову. Волосы собраны наверх, но несколько прядей всё равно своенравно выбрались на свободу. Девчонка одета в мужскую, просторную футболку, позволяющую рассмотреть длинные, загорелые ноги во всей красе.
Я залипаю как придурок, а потому не сразу замечаю, что она меня спалила.
— Что? — спрашивает хмуро, держа ложку в руке. Дует, чтобы охладить горячий соус и отправляет содержимое в рот.
Я иду инспектировать. Подхожу к ней, поднимаю крышку и наигранно недовольно заглядываю туда.
— Моркови мало, Смит. Сама не видишь что ли?
— Иди ты! — давит на крышку ладонью и бросает грязную ложку в раковину. — Явился! Тоже мне шеф Рамзи! (Гордон Рамзи — один из самых известных шеф-поваров в мире. Его рестораны удостоены 16 звёзд Мишлен. Примечание автора).
Мои губы помимо воли растягиваются в улыбке. Её так легко выбесить. Она как спичка. Загорается практически мгновенно.
— А это что? — интересуюсь, глядя на щедро усыпанную мукой поверхность и заботливо прикрытое тесто.
— Сдобные булочки, идиот, — нехотя отвечает, загружая посуду в машину.
— А в духовке опять мясо по-французски? — разочаровано прищёлкиваю языком я. — Надо прокачивать свои кулинарные способности, Смит, ты повторяешься.
Хлопает дверцей так, что чашки, стоящие на полке, дрожа, позвякивают друг о друга.
— Женщина должна постоянно удивлять, — объясняю я ей, нарочно издеваясь. — Сечёшь?
Сдувает выбившийся из причёски локон и гневно смотрит в ответ.
— Всё это мне скоро не понадобится, — произносит она резко. — У Исайи для этого есть специально обученные люди. А удивлять можно не только на кухне, верно?
Эта маленькая стерва открывает холодильник и достаёт оттуда упаковку апельсинового сока.
— Дженнифер Ричи звучит неплохо… Как думаешь? — на полном серьёзе спрашивает она. Встаёт на носочки и тянется за стаканом, открывая взгляду ещё больше.
— Дерьмово звучит, — отвечаю я, наблюдая за тем, как она, усмехнувшись, наливает себе цитрусовую жидкость.
— Это ещё почему?
Разворачивается. Поднимает стакан. Пьёт.
— Имя и фамилия не сочетаются. Сама не слышишь? — начинаю закипать я. Вымораживает этот её тон.
— А по-моему слова отлично перетекают друг в друга, — чуть склонив голову, рассуждает она.
— Лучше оставь свою фамилию, — выключаю электроплиту и отставляю сковороду.
— Исайя против, и я готова принять его позицию.
Ох мать твою! Позицию… Я откровенно глумлюсь над ней.
— С каких это пор ты стала так безропотно подчиняться кому-то? — не могу не поддеть я.
— Наверное, с тех пор как этот кто-то подобрал ко мне правильный ключик, — беззаботно жмёт плечом.
Я подхожу к ней. Оцениваю, пытаясь понять: она несёт всю эту чушь всерьёз или просто временно не в себе.
Смотрит в ответ с вызовом. На лице ни тени испуга и сомнения. Ровно до тех пор, пока я не подбираюсь ближе.
— И что за ключик, Смит? Неужто всё так хорошо в постели? — опираюсь ладонями о столешницу.
— Это совсем не твоё дело! — с грохотом ставит стакан и порывается уйти, но я возвращаю её плечом на место.
— Куда собралась?
— Ты опять за старое! — пылит она. — Дай пройти!
— Скажи, — наклоняюсь и пристально смотрю в её бездонные глаза. — Почему не осталась здесь с ним? Зачем тогда уехала в Сан-Франциско, Смит?
Задаю вопрос, ответ на который итак хорошо известен. Но мне необходимо, чтобы она сама это озвучила. Прошло много лет, но однажды поговорить об этом нам всё равно пришлось бы.
— Какая разница теперь, — раздражается всё больше. — Отойди! Мне надоело, что ты нарушаешь моё личное пространство!
— Я ещё даже не начинал его нарушать.
— Просто пропусти меня, я ухожу спать! — заявляет твёрдо и решительно.
— Нет, ты никуда не идёшь, — даю понять, что этот разговор не окончен. — Я всё ещё жду ответа, Смит!
Качает головой и невесело смеётся.
— Не задавай мне эти вопросы, Брукс! Потому что я не собираюсь на них отвечать! Не теперь!
— А хочешь, за тебя отвечу я? — угрожающе напираю на неё, значительно сокращая расстояние между нами. Нарочно вжимая в себя её хрупкое тело. — Напомнить тебе в чьих вещах ты спала? И за кем сутками ревела…
Девчонка меняется в лице. Опускает глаза. Зажимается. Робеет. Заливается алым румянцем.
— Это всё уже неважно, — но, сука, голос ломается так откровенно, что я на какое-то время закрываю глаза.
А потом ощущаю приступ неконтролируемого бешенства.
— Да что ты… — резко хватаю её за свою же цепь. — Не лги мне, Смит! Ездила последние полгода на моей машине, жила в моей комнате, думаешь, я не в курсе?
— Брукс, пожалуйста, прекрати, — кашляет и беспомощно цепляется обеими ладонями за мою руку. — Это уже не имеет значения…
Тяну за металл. Хочу придушить за то, что вливает мне в уши небылицы.
— Это ничего не значит, — тяжело дыша, уверяет она. — От…отпусти.
Меня переклинивает.
— Не значит… Ты сука трахаешься с ним, а на шее моя вещь, — сатанею, обжигая яростью её кожу.
— Тебя… тебя… это… не касается, — начинает дрыгаться и остервенело драться, из жалкой жертвы моментально превращаясь в чокнутую. Перемена настолько резкая, что я даже не сразу понимаю, что происходит. В какой-то момент дёргает головой в сторону. Так на её шее точно останутся следы. Но ей, похоже наплевать.
Отпускаю серебряный переплёт и грубо сжимаю маленькие девичьи плечи.
Дышит надсадно. Волосы рассыпались по спине, глаза полыхают кострищем, щёки раскраснелись от натужной борьбы со мной.
— Давай, скажи, что не ждала меня, Смит, — встряхиваю её и жёстко перехватываю лицо пальцами. — Только лги убедительно…
Распахивает в шоке свои глазища ещё шире. Хочет отвернуться, но я не позволяю.
— Не ждала… — упрямится она, не желая признавать очевидное. Но вот незадача: там, глубоко, на самом дне я вижу то, что не даёт мне покоя.
Молчу. Кровь стучит в висках, злость требует выхода. И девчонка тоже в растерянности замирает. Потому что даже воздух пропитан напряжением, острыми иглами впивающимися в кожу.
— Можно… я пойду, — тихий, отчаянный шёпот режет невыносимо звонкую тишину как лезвие.
Я отрицательно качаю головой.
Медленно провожу трясущимися пальцами по её искусанным от волнениям губам, чувствуя, как плавится мозг и накрывает возбуждение.
— Нельзя.
— Рид, не…
Поздно, девочка. Сгребаю в охапку её волосы, тяну на себя, сжимая такую невероятно тонкую талию. Отворачивается. Втыкаюсь носом в её шею, задыхаясь ***ть от собственных ощущений. От запаха её тела и от того, как она вздрагивает.