Пятничный я (СИ)
— Тут он. Тут, скотина, — сказал еще кто-то, кого Яннис тоже не узнал. — Изодрал мне все.
— Мяу, — злобно сказал Жиробас, и Яннис опять мысленно улыбнулся. Всех собрали.
— А мышь? Мышь где?
— Так она ж дохлая!
— Драконовы боги! Что, не взяли?
— Да взяли, взяли, Колин, не дребезди, дрын те в зад. Вот она. Ее кадехо сильно обслюнявили, и я ее — видишь? — в холстинку завернул.
— Кидайте ее туда же.
— Точно?
— Не знаю! Не суп же по бабушкиному рецепту варить собираюсь. Осторожнее! Теперь его опускайте. Медленнее, с ног начинайте. Так. Хорошо.
Яннис почувствовал, что его замерзших ступней коснулось что-то и вовсе ледяное. «Паскуды! — взвыл он отчаянно. — Куда? Зачем?» Ступни сначала закололо, а потом как кипятком обожгло. А после них — щиколотки, голени, а еще через минуту все сразу — ягодицы, руки, плечи. «Мамочки!» — повторил Яннис, мысленно цепляясь за все, за что только мог. За сознание и без того перепуганных кадехо, за Жиробаса, с которым продолжал, злобно матерясь сквозь зубы, воевать кто-то его сюда и привезший, за дохлую мышь и вполне живого Эйсона, который был где-то рядом и сильно, очень сильно переживал и волновался.
— Теперь совсем медленно, тихА… — выкрикнул мэтр Шуппе и от волнения в конце дал «петуха», а после закашлялся. — Бережно. С головой.
И Яннис почувствовал, как какая-то непонятная жидкость, в которую его все это время садистски медленно погружали, смыкается над ним. «А дышать? — растерянно подумал он. — Или они меня что, утопить решили? Или все-таки?..»
Иголочки, которые яростно кололи все его тело снаружи, по ощущениям стали длиннее и злее и теперь раз за разом пронзали насквозь, впиваясь в сердце, в мозг, в нервные окончания. Боль была адской, но хуже всего оказалось то, что Яннис ее и выплеснуть-то не мог никак. Легкие сдулись и даже, кажется, слиплись… Да что ж за напасть-то такая? Сколько ж можно?!
Рядом скулили и метались кадехо, в некотором отдалении яростно орал Жиробас, кричали саримы в сарае, мычали гаялы на пастбище, и даже черные кадехо далеко в горах поднимали к небесам свои страшные морды и красные яростные глаза и выли так, что люди в соседних деревнях попрятались в дома, заперев двери и ставни. Казалось, все живое на земле, каждая скотинка, птица и таракашка мучились и страдали вместе с Яннисом. И это было… страшно. Это было неправильно и жестоко.
— Паскуды! — заорал Яннис и внезапно хлебанул то, в чем его топили. Причем так, что оно сразу заполнило его изнутри полностью — легкие, пищевод, желудок. Заполнило и мгновенно всосалось в мясо и кости, выворачивая и скручивая их болью. — Паскудины! Да что б у вас…
Чья-то решительная рука зажала Яннису рот, мгновенно лишив его возможности огласить весь список «добрых» пожеланий.
— Тихо! — сказал Кантуниль-Кин-Ха и улыбнулся Яннису. — Тихо, мальчик! А то такого сейчас в сердцах наворожишь, что всем Советом магов потом будет не расхлебать. И с возвращением. Ну надо же! А я не верил — такой ты дохлый с виду был… Ай! Ты чего кусаешься?
— По старой доброй мышиной привычке, — мстительно ответил Яннис, с некоторым удовлетворением следя за тем, как владыка-дракон потирает укушенную ладонь. А то — дохлый, понимаешь. — Кстати, где мой шустрый четвероногий друг, которого вы утопили вместе со мной?
Но мыши в ванне, в которой все еще сидел Яннис, не было и в помине. Растворилась, просочилась через канализацию?
— Стала частью тебя, как ей и положено, — пояснила дора Фрейя, и Яннис торопливо прикрыл ладошками срам.
Ванна, которая совершенно точно была полна, когда его в нее опускали, теперь стояла пустой. И Яннис — голый и по-прежнему дико замерзший — чувствовал себя в ней полным идиотом. В том числе и потому, что вокруг нее толпились все, кто хоть как-то участвовал в операции «Спасение живых мертвецов» — щенки кадехо и Жиробас, мэтр Шуппе и мэтр Курдбах, пресветлый лир Бьюрефельт и его супруга дора Фрейя, Кантуниль-Кин-Ха и его всадник Рей, Эри и Актеон, архимаг Лиметрий и совсем уж нежданный дор Тарон. Но Яннис в этот момент хотел видеть только одного из них.
— Эйсон, — позвал Яннис как мог плаксиво, и все вдруг зашевелились, заозирались и стали отступать в сторону. — Эйсон, твою мать! Я замерз, я устал, и я дико, просто-таки нечеловечески хочу жрать. Полежишь со мной рядышком сегодня ночью? Ну пожа-а-алуйста…
Комментарий к Глава 41
Надеюсь, всем понятно, откуда родом способ излечения Янниса? :)))
http://s020.radikal.ru/i717/1301/0c/b488b88d4f7d.jpg
А еще все уже наверняка и так поняли, у кого Яннис учился смотреть так, чтобы ему не отказали: “Пожа-а-алуйста!”: http://fotogalerie.herr-der-ringe-film.de/data/1436/snap406.jpg
А вот, похоже, оригинал, с которого рисовали героя “Шрека”: http://cdn12.picsart.com/29703494011.jpeg
========== Глава 42 ==========
Замок Моберг Яннису категорически не понравился. Мрачный, приземистый, с толстыми, заросшими плющом стенами и маленькими окнами. Ничего общего с легким, каким-то летящим среди гор Несланд Эльцем. Удирая из «родного дома» в первый свой день в этом мире, Яннис его и не подумал рассматривать. Во-первых, было темно. А во-вторых, просто не до того. Теперь же, когда громада замка приближалась с каждой минутой, только и оставалось что изучать его.
— Жить тут я бы не хотел, — заключил Яннис, и Жиробас, который ехал практически вровень с ним на спине Черта, одобрительно взмуркнул.
— А ты собирался здесь остаться? — вскинув бровь, спросил Эйсон.
Яннис повернулся к нему и, как всегда, почувствовал прилив нежности. Лицо горе-супруга разрумянилось от ветра, глаза сияли, губы сами собой складывались в легкую улыбку. Так бы и съел его всего! Как видно, прочтя это желание во взгляде своего младшего, Эйсон засмущался. Его и без того раскрасневшиеся щеки и уши стали и вовсе малиновыми. Это умение пресветлого дора Несланда бурно краснеть по поводу и без приводило Янниса в щенячий восторг.
«Правда, красавчик?» — спросил он троих своих верных спутников, и те тут же подтвердили — да. «Валить и трахать», — подумал Черт. «Упасть и отдаться», — возразила Ангела. «Полизать везде», — добавил свои пять копеек Жиробас и потянулся. «И то, и другое, и третье», — постановил Яннис и снова взглянул на супруга. Тот опустил глаза долу, словно девица на выданье, и всячески отворачивал свое смущенное лицо. Яннис тихонько зарычал — вот как хотелось накинуться на Эйсона, забив на все дела и приличия. Но — увы. «Хорошо быть кисою, хорошо собакою, где хочу пописаю, где хочу потрахаюсь». А вот пресветлым дорам приходиться держать себя в руках, чтоб ему, этому статусу. И до поры лишь предаваться мечтаниям и вспоминать.
Вечер и ночь после своего воскрешения Яннис провел просто прекрасно. Помылся в горячущей воде, наелся до отвалу всякой вкусноты, тяпнул рюмочку и в состоянии счастливого обалдения был сопровожден в комнату, посреди которой стояла огромная кровать под фантастически вычурным балдахином с малиновыми рюшами.
— Ну и ну, — пробормотал Яннис, скидывая напяленную на него ночную рубашку до пят и забираясь под одеяло. — Это чья ж опочивальня, интересно? Не кровать, а просто-таки гимн разврату.
Эйсон улыбнулся и промолчал, теребя манжет рубашки. Больше никого в комнате не было. Все, слава богу, убрались, оставив его наедине с мужем. Только, судя по возне, порыкиванию и шипению, кадехо и примкнувший к ним Жиробас в коридоре ругались за место под дверью. Уединением грех было не воспользоваться, и Яннис откинул уголок одеяла, призывно похлопав по матрацу рядом с собой.
— Иди ко мне.
— Зачем? — задушенно спросил Эйсон и теперь принялся откручивать пуговицу на манжете.
Яннис было возвел глаза к потолку, но уперся взглядом в малиновые рюши балдахина и чертыхнулся про себя: «Зачем, блин! А то не ясно!»
— Хочу твоим родинкам привет кое от кого передать. Или… ты против?
— Я… Я нет… Да. Подожди, Яннис… Или как мне тебя называть теперь?..
Горе-супруг наконец-то благополучно оторвал пуговицу и уставился на Янниса тревожными и печальными, как у брошенной собаки, глазами.