Пятничный я (СИ)

— Ни о чем таком…
— Не глупи, Эйсон. Если тебя хотят убить, я об этом должен знать. Ведь в этом случае и я под ударом. И твои дети.
Несланд отвернулся, уставившись куда-то за окно, и некоторое время посидел так, играя желваками на щеках.
— Ты прав. Но я… Понимаешь, я не уверен, Яннис. Один раз это было еще давно, в ту пору, когда была жива дора Палома. Меня отравили. Госпожа Агнесса была уверена, что намеренно. Но супруга моя сомневалась — ведь меня удалось выходить. Она говорила, что во-первых, делать это незачем, а во-вторых, что если бы травили осознанно, то довели бы дело до конца. Так что она просто уволила повариху и велела слугам внимательней относиться к тем продуктам, которые они закупают.
Яннис кивнул, пытаясь верно оценить и уложить в голове эти новые факты. Судя по всему, дора Палома действительно была женщиной разумной и по-мужски уравновешенной и спокойной. То что надо для этого чудика в рюшечках на ночнушке, блядь!
— А второй раз? Ты говорил о двоих.
— Второй был совсем недавно. Буквально за день до твоего приезда, Яннис.
— Тоже травили?
— Нет. Странная история. Меня во время охоты сбросил сарим. А потом у него под седлом нашли колючую ветку, которая ранила ему спину. Думаю, спасло меня чудо. Мы с капитаном Фьорнфельтом в самый последний момент изменили маршрут. Поехали не сразу в горы, а эта дорога очень сложная — узкая и сплошняком осыпи и обрывы, а отправились в объезд — сначала по ровному. Так что свалился я не в пропасть на камни, а на ровную поверхность и на снежок. Ну и отделался в итоге легким испугом. Вернулись, стали искать конюха, который собирал для меня сарима в дорогу, но он исчез. А после под утесом, на котором стоит замок, нашли его труп. Так ничего выяснить и не удалось. Я ответил на твой вопрос? — Яннис кивнул, пребывая в глубочайшей задумчивости. — Тогда вернемся к тому, от чего ты меня пытался отвлечь. Покажи мне свой меч!
Бля! Яннис взглянул на супруга с некоторым удивлением. Тютя, но не дурак. Незатейливые маневры Янниса понял и оценил верно. Меч ему…
— Он не терпит чужих прикосновений, Эйсон, пойми. Он почти живой. Я могу тебе его, конечно, показать, но только в том случае, если ты мне пообещаешь кое-что. Дашь клятву… И лучше в письменной форме.
— Что?! Ты что, мне не доверяешь?
Похоже, муженек оскорбился, но Яннису до подобных душевных тонкостей не было дела.
— Ты уже показал мне, насколько можешь быть… непостоянным в своих решениях. Так что не взыщи, но я тебе действительно не доверяю. Иначе никак.
Эйсон отвел глаза, плечи его ссутулились. Потом он сполз с кровати, неуверенно шаркая ногами добрел до стола, стоявшего в нише у окна, и буквально упал на стул. Яннису в очередной раз стало его жалко. Слабость Несланда, измотанного ночным приступом, была слишком очевидна.
— Что писать?
— Давай так: я, пресветлый дор Эйсон Несланд, разрешаю своему супругу пресветлому дору Яннису Несланду, иметь личное оружие любого вида и, в случае нужды, использовать его. Написал? Молодец. Теперь так: также я разрешаю ему отказаться от традиционного платья младшего супруга в пользу обычной мужской одежды.
— Нет, — Эйсон отложил перо. — Это я не могу, даже не проси.
— Почему это? Я из-за этого дурацкого наряда в бою с кадехо чуть не сдох. А сдох бы — и твой сын следом отправился. Я знаю, старший имеет право разрешить…
Но Несланд только упрямо покачал головой.
— Если бы речь шла только обо мне, я бы позор и перешептывания за спиной стерпел, но у меня дети. И я бы не хотел, чтобы к тому моменту, когда Лута подрастет и ее надо будет отдавать замуж, у нее была репутация девушки, выросшей в семье, где не чтят традиции, где младший супруг ходит неподобающе одетым, а старший ему это позволяет. Да и Альф… Какой пример он будет видеть перед глазами?
Черт! Пример! Двух «голубков» в качестве примера для подрастающего мальчика Яннис вообще мог представить себе только в страшном сне, а тут… Долбаные традиции, долбаный статус и долбаная репутация! Яннис покачал головой. Да… О детях он, затевая свою мини-революцию, действительно не подумал… Что делать? И тут проклятущий супруг поднял голову и улыбнулся неуверенно.
— Даже не предполагал, что когда-нибудь встречу такого младшего, как ты, несогласного носить традиционное платье. Но, знаешь… Короче, пойдем!
Неожиданно оживившись, Эйсон ухватил Янниса за руку и поволок его за собой куда-то в угол своей комнаты. До этого Яннис эту дверь даже и не замечал. Причина была ясна — створку скрывали тяжелые толстые портьеры. За ней обнаружилась крутая винтовая лестница, которая вела куда-то наверх. Эйсон подхватил подол своего белого размахаистого одеяния из тонкой, по виду похожей на хлопок ткани, и решительно затопал по ступенькам. Яннис поплелся следом, не отрывая глаз от его сухощавых икр и неожиданно розовых нежных пяток, которые так и мелькали у него перед носом.
Лестница вывела их в просторное круглое помещение, которое, судя по всему, занимало весь верх небольшой башни. Окна, расположенные по кругу, давали море света. Посередине разместился прикрытый холстиной мольберт, а вдоль стен стояли десятки, если не сотни, подрамников с яркими картинами…
Сказать, что Яннис обалдел, значило — не сказать ничего. Здесь были портреты, натюрморты, пейзажи. Подойдя ближе, Яннис увидел многочисленные изображения Альфа и Луты. Раз за разом повторяющееся лицо молодой женщины — в общем-то красивой, но какой-то слишком уж суровой и строгой. По всей видимости, это и была дора Палома. Кроме того Эйсон с удовольствием рисовал собственный дом, и Несланд Эльц в его исполнении выглядел совершенно сказочным и прекрасным. И вообще, картины его горе-супруга все были сказочными и прекрасными. Яннис ни черта не понимал в живописи, но при одном взгляде на эти полотна было ясно — произведения Эйсона Несланда гениальны. И не потому, что были исполнены точно с технической точки зрения, и нарисованное на них сразу узнавалось. Нет. Основой заключенной в них светлой магии было то, что все они оказались наполнены невероятно теплой и поразительно мощной энергетикой. К ним хотелось прикоснуться, их хотелось иметь рядом.
Более того, что-то именно такое сам Яннис, обычно совершенно равнодушный к таким делам, хотел бы повесить на стену перед своей кроватью. Так, чтобы творение Эйсона каждый день становилось тем, что бывший майор видел бы, открывая глаза…
— С ума сойти, — проговорил он себе под нос и принялся перебирать подрамники с натянутыми на них холстами. — О-фи-геть.
— Да где ж они? — вскричал в нетерпении Несланд, и Яннис обернулся.
Гений и, вполне возможно, величайший художник этого мира рылся в завале бумаг на одном из столов. Оттопыренная задница манила своими очертаниями, а стройные ноги просвечивали сквозь пронизанную солнцем ткань ночной рубахи. Яннис сглотнул и подошел поближе.
— Вот! — Эйсон рассмеялся довольно и выпрямился, потрясая в воздухе зажатыми листами. — Понимаешь, я давно об этом думал. В одежде, которую все мы носим, все так традиционно, так скучно. Ничего не меняется веками. Так ходил мой дед, потом отец, а после будет ходить Альф и его дети. Мне казалось, что все это должно давным-давно надоесть. И я рисовал… Посмотри вот на такой вариант. Он, конечно, очень смелый, но… В общем, посмотри.
Эйсон ткнул Яннису в грудь стопкой листов. Тот принял их. На рисунках были изображены мужчины, одетые ярко и, по сравнению с тем, что привык видеть Яннис на людях этого мира, необычно и действительно по-революционному. Но для майора Иртеньева рисунки странными совсем не выглядели. То, что предлагал в качестве супер-смелой одежды для младших и старших мужей Эйсон, на Земле в Средние века носили рыцари в Европе: сапоги или туфли, узкие штаны или лосины, рубашка с широкими рукавами, а поверх всего этого свободная туника длиной чуть ниже попы или до середины икры (кому что стройность ног позволяла). В качестве основного аксессуара — богато украшенный пояс и вышивка у ворота и на манжетах.