Пятничный я (СИ)
Яннис вернулся в дом и занялся его планомерным обыском. Быть может, если удастся выяснить, кому он принадлежит, что-то станет яснее и с фигурой мага, к которому счет у Янниса уже стал неподъемно большим? Но дом, просто, но добротно обставленный и явно не заброшенный, хранил полную анонимность. Ни портретов на стенах, ни личных писем в ящике стола, ни чеков из ближайшего гастронома, ни счетов из прачечной, ебись оно, провались. Яннис попытался задействовать свой дар и через вещи поискать хозяина, но был вынужден с отвращением бросить это занятие, потому как магический поиск завел его прямиком в ту самую комнату, где лежали ошметки тел солдат дора Титуса, а с люстры свисали кишки. Вполне возможно, что они и принадлежали как раз владельцу дома.
Вдруг накатила усталость. Резко захотелось бросить все к ебеням, отмыть эту теперь ничейную хибару и остаться в ней. Одному в компании надежных и любящих кадехо. Никуда не ездить, ни с кем не общаться… Спать, есть, ходить на охоту, учиться общаться с Чертиком и Ангелой и как страшный сон забыть все, что происходило в его жизни в последние месяцы. Незваная любовь к Эйсону со временем пройдет, зато сам Яннис обретет наконец-то душевное равновесие… Но потом он подумал о Луте и Альфе, о капитане Фьорнфельте и Агнессе… И о затаившихся за перевалом врагах, которые вынашивают какие-то свои наверняка жестокие планы. Оставить жителей Несланд Эльца наедине с их возможной судьбой? Устраниться? Яннис скривился, жестко сказал себе: «Соберись, тряпка!», еще раз посмотрел на кишки, на чью-то полуобглоданную руку, плюнул и пошел седлать саримов. Ловить здесь больше было нечего.
Титуса к седлу пришлось привязать, предварительно закатав его в тот ковер, который меньше всего оказался испачкан кровью. Иначе ничего не получалось, потому как благородный дор норовил начать кусаться, как дикий сарим, вопил и брыкался. Яннис чуть не родил, пока затаскивал его наверх. Одно было хорошо — внутренний радар подсказывал, что, хоть они и отклонились от пути в Академию, до Фраганара все равно оставалось недалеко — где-то полдня небыстрой езды.
Яннис собрал в дорогу трех саримов — для себя, для Титуса и под поклажу, которую было удобнее приторочить, как и безумного дядюшку, именно к седлу. Из-за последних передряг совершенно не хотелось бросать свое и без того небогатое добро — новую одежду, форму Академии, тетрадки с записями… Посмотрев на них, Яннис усмехнулся: неужели он был так наивен, что планировал во время каникул повторить пройденный материал?
Обыскав карету, он нашел и свои вещи, и приличный мешочек с золотом, припрятанный на самом дне, и картину, о которой в своем письме говорил Эйсон. Она была хорошо упакована, и разворачивать ее Яннис не стал, хотя взглянуть на подарок горе-супруга было любопытно до чертиков. «Как только доберусь», — дал он себе зарок и пришпорил «коняшку». Следом потянулся весь его небольшой караван — саримы с поклажей и с дядюшкой Титусом. Замыкали процессию белые кадехо. Яннис поначалу дивился: как это верховые звери их не боятся, а потом вдруг понял, что он идиот. Чертик с Ангелой ведь были кадехо и могли внушить саримам все, что угодно. Вплоть до полного доверия и даже любви к себе.
Но одно дело — саримы, и совсем другое — стража на воротах. А что как солдаты начнут стрелять в Чертика и Ангелу, не разобравшись? Яннис решил, что надо подгадать так, чтобы въехать в город ночью. В темноте кадехо примут за каких-нибудь ослов или пони, а уж в воротах Академии, когда стражники осознают свою ошибку, можно будет начать размахивать королевским кольцом, которое чудом сохранилось у Янниса на шее, никем не замеченное. Должен же подарок пресветлого лира наконец-то пригодиться!
Дорогой особо никто ему не попался, городки и деревни Яннис предусмотрительно объехал стороной. Темноты пришлось ждать в ближайшем лесочке. Однако все прошло на удивление тихо и мирно. Редкие прохожие на городских улицах вели себя так, словно каждый день на пути домой встречали парочку подрощенных кадехо. А стража в воротах и вовсе на Янниса не взглянула. При этом Чертик и Ангела вид имели совершенно невинный, но Яннис был уверен — без них тут дело не обошлось. Как и в случае с саримами. Значить это могло лишь то, что Яннис понял и раньше, на себе. А именно: ментальная сила белых кадехо не шла ни в какое сравнение с даром внушения кадехо черных. Черт и Ангела были несопоставимо сильнее и пользовались этим без зазрения совести, убедив всех: нет ничего удивительного в том, что студент вернулся с каникул, имея в багаже завернутого в ковер мужика, периодически оравшего что-то невнятное, и двух милых зверюшек, которые, как считалось, вымерли пару тысяч лет назад…
Яннис пожал плечами и улыбнулся: ну вот и славно!
Комментарий к Глава 31
Статуи кадехо при входе в Несланд Эльц – чтобы вспомнить их и сравнить с подросшими малышами:
https://pp.vk.me/c631629/v631629164/34062/MTwn87OiL_U.jpg
Вид сзади: http://tbib.org/images/2128/1c221d22af429571963be86606f518df5a84575c.jpg?2641887
https://pp.vk.me/c631629/v631629164/34069/wnNnz1d-DbU.jpg
Сбоку:
https://pp.vk.me/c631629/v631629164/34059/cIjtJvb1vAc.jpg
========== Глава 32 ==========
Джонас с каникул еще не вернулся, и Яннис спокойно устроился в их комнате со всей своей странноватой компанией — с безумным дядюшкой и двумя кадехо. Дядюшку, правда, пришлось запереть от греха в платяном шкафу. Он был пока что пуст, и Титусу, похоже, сразу понравился. Он забился в дальний угол и сразу примолк. Яннис вздохнул с облегчением и тоже начал готовиться ко сну. Сходил в купальни — смыть с себя чужие жадные прикосновения хотелось нестерпимо. Потом переоделся в домашнее, прихватил с собой тщательно завернутую в плотную местную «бумагу» картину Эйсона — действительно совсем небольшую, где-то двадцать на тридцать сантиметров — и забрался под одеяло.
Кадехо заскулили и попытались запрыгнуть к нему. Кровать затрещала, здоровенная лапа наступила Яннису на самое ценное, он взвыл и прогнал дуралеев на пол. Те некоторое время возмущенно шипели друг на друга, разевая утыканные зубами пасти, но потом поделили пространство рядом с кроватью, улеглись, повздыхали умиротворенно и наконец-то затихли.
Яннис тоже повздыхал — облегченно — и принялся развязывать многочисленные узлы на упаковке картины. Когда изображение наконец-то открылось, он почувствовал, что его губы сами собой расползаются в улыбке. Как и писал Эйсон, на полотне был Альф — непривычно чистый и аккуратно причесанный, торжественная Лута, в нарядном платье похожая на маленькую принцессу, и сам Эйсон. Себя пресветлый дор Несланд изобразил сидящим на стуле. Альф устроился у него на одном колене, а Лута стояла рядом с другой стороны.
Яннис аккуратно, кончиком пальца погладил лица детей, а потом перевел взгляд на своего горе-супруга. На мгновение показалось, что тот имеет несколько виноватый вид, но потом стало ясно, что Яннис лишь увидел то, что подспудно хотел. Нет, супруг просто нарисовал себя таким, какой есть. И даже взгляд своих невозможных, по-детски наивных глаз на автопортрете передал совершенно точно. Яннис тронул его улыбку, а потом руку с длинными и изящными, но сильными пальцами, которые, как помнилось, могли и сжимать до боли, и вдруг становиться нежными и трепетными. Безымянный украшало кольцо. Прорисовано оно было схематично — художник явно больше внимания уделил лицам — но все же заставило Янниса призадуматься.
Потянувшись к своей одежде, сваленной кучей на стуле, Яннис нащупал куртку. В кошель, снятый с пояса дядюшки взамен утраченного магического, он сразу сложил бумаги, найденные у Титуса. А вот письмо, которое он получил от Эйсона, и подаренное им кольцо наученный горьким опытом Яннис спрятал во внутренний карман. Вытащив эту фамильную драгоценность семейства Несландов, он покрутил ее в пальцах. Надеть? От понимания того, что перстень будет говорить о нем самом всем окружающим, по-прежнему было не по себе. Этакий громкий каминг-аут. Что-то вроде радужных шортов в день ВДВ. Тут же вспомнился стишок: