Дикая принцесса (СИ)
Может быть, она окажется непроходимой дурой? Ри захотелось разбить лоб о ближайшее дерево. Ну что за глупости постоянно лезут в голову? Он заставил себя оторвать взгляд от любовницы Гергоса и как следует оглядеться. Сад вокруг был прекрасен. Газоны вдоль усыпанных мелким желтым песком дорожек пестрели разноцветными шафранами, нарциссами и тюльпанами. Стоило подуть ветру, и весь сад окутывало изумительным ароматом цветущих апельсиновых деревьев. Между раскрытыми яркими бутонами летали пчелы и бабочки, жужжали басовито мохнатые шмели.
Солнце припекало. Ри провел ладонью по влажному затылку, стирая пот, но расстегнуть камзол так и не решился. Госпожа Дакару вела их все дальше вглубь цветущего великолепия. Зачем? Почему-то спрашивать было неудобно. Ри бросил мрачный взгляд на идущего впереди Гергоса и, пока никто не видит, пнул небольшой камушек. Тот улетел куда-то в заросли гибискуса.
– Прошу! – улыбнулась госпожа Дакару.
Ее рука с тонким, украшенным золотым браслетом запястьем, указала на небольшую беседку. Сверху, проникая сквозь небольшие отверстия в крыше, нависали ветви цветущей оливы. Внутри, вдоль стен, протянулось несколько узких скамеечек, а в самом центре стоял мольберт. Гергос обошел его, чтобы взглянуть на оставленный холст, и его брови приподнялись в немом изумлении. Ри тут же захотелось протолкаться вперед, но места не было: беседка едва вмещала двоих.
– Вам нравится? – взволнованно спросила госпожа Дакару.
Ее лицо дышало такой надеждой, что Ри на мгновение сделалось противно от самого себя. И немного – от Гергоса. Она была прекрасна, как сад, как все поместье, она любила его! А он? Дану еще немного посмотрел на картину, мельком взглянул на Ри, а потом ответил, довольно сухо:
– Это мило.
***
Линая вздрогнула, чуть отстраняясь. Она старалась скрыть разочарование, но у нее не больно-то получалось. За последние три месяца она совершенно разучилась притворяться. Как богатая, циничная вдова превратилась в эту восторженную девчонку? Гергосу казалось, что на этот раз ему ничто не угрожает и что он сам никого не ранит мимолетной интрижкой. Но теперь он жалел, что согласился приехать, что не прекратил все еще несколько недель назад, когда Линае взбрело в голову написать его портрет. Он должен был догадаться.
– Я просто смущен, – сказал он, пойдя на поводу у не самой своей мудрой стороны.
Зачем оправдываться и юлить? Ведь дальше может быть лишь хуже.
– Отчего же? – робко спросила Линая.
Ей так хотелось верить!
– Вы изобразили меня совсем не таким, каким я себя знаю. Это... смущает.
– О! – рассмеялась она, снова окрыленная надеждой. – Но вы именно такой, Онсо. Именно такой. Ри, подойдите!
Гергос отступил, пропуская к мольберту своего нового пажа, и принялся с почти болезненным любопытством наблюдать за переменами на его лице. Удивление? Потрясение? Грусть? Ри чуть закусил нижнюю губу, перевел взгляд с картины на самого Гергоса, потом обратно.
– Ну, что скажете? – поторопила его Линая.
– Мне кажется... гм, вы замечательно изобразили хозяина, госпожа.
– Я тоже так думаю. Но он с нами не согласен.
Гергос пожал плечами и уселся на одну из скамеечек.
– Вы безбожно мне льстите, душа моя.
– Совсем нет! Ри, скажите ему!
– Вы... вы и впрямь очень красивы, – словно через силу выдавил Ри.
И тут же залился краской, став одного цвета с растущими неподалеку маками.
– Линая, вы смущаете ребенка.
– Я не...
– Он не ребенок! – воскликнули они одновременно.
И тут же рассмеялись, отчего и Гергос не смог сдержать улыбки.
– Ри, у вас скоро пар из ушей повалит, снимите этот проклятый камзол.
– Дану, я не уверен, что...
– Снимите.
С видом, будто его ведут на плаху, Ри расстегнул несколько верхних пуговиц. Бросил затравленный взгляд на Гергоса, сначала настоящего, потом на портрет, вздохнул и начал расстегивать дальше. В чем дело? Он одеться забыл? Но вроде бы туника на месте. Осознав, что слишком пристально рассматривает пажа, Гергос перевел взгляд обратно на Линаю.
– Как поживают карпы?
Как выяснилось, карпы прекрасно перезимовали и просто жаждут попасться на крючок. К счастью, разговор наконец удалось увести от проклятого портрета, и Линая с удовольствием принялась рассказывать о нововведениях в Уланду.
– А еще я устроила поляну для пикников и вечеринок на свежем воздухе. Хотите, покажу?
– Может быть, не сейчас.
Линая чуть надулась, но быстро забыла обиду и принялась говорить о другом. Гергос почти не слушал.
– Онсо, вам нехорошо?
– Нет, что вы.
– Вы все молчите.
– Я слушаю вас и любуюсь.
Она рассмеялась и подставила губы, он наклонился и поцеловал их, как и требовалось. Ри тихонько шел рядом.
По возвращении их ожидал накрытый стол с прохладным вином и легкими закусками, после чего Линая отправилась музицировать, а Гергос пошел искать распорядителя – договориться по поводу завтрашней рыбалки.
– Прогуляемся? – предложил он Ри, когда удочки были наконец осмотрены и наживка подобрана.
Мальчик просто кивнул и пошел рядом, пиная на ходу камушки или проводя рукой по листьям растущего вдоль дорожек жасмина.
– Вы сегодня удивительно немногословны, дитя мое.
Ри пожал плечами, но не ответил.
– Что-то случилось?
– Нет, дану.
Может быть, просто показалось. Скорее всего, Ри просто устал после путешествия, не выспался или переспал, может быть у него... а впрочем, неважно. Гергос шел, любуясь садом и слушая журчание ручья неподалеку. Уланду был хорошим поместьем, ухоженным, заботливо оберегаемым.
– Дану?
– Слушаю.
– А почему госпожа Дакару называет вас «Онсо»?
Гергос улыбнулся.
– Это сокращение от «Окъеллу Викенсо». Анкъерцы обожают давать сложные имена своим детям, но ненавидят их произносить.
Ри хмыкнул.
– А госпожа Дакару – она анкъерка?