Дикая принцесса (СИ)

 ГЛАВА 21. ПИСЬМО
 Тари некоторое время лежала, не шевелясь и прислушиваясь к себе. Почему-то казалось, что что-то должно измениться, мир с утра должен выглядеть по-другому. Но нет, мир остался прежним. Да и сама она не сильно отличалась от себя вчерашней.
 – Не спишь?
 Она невольно улыбнулась, и дальше притворяться спящей стало невозможно. Тари повернулась на бок и взглянула на мужчину рядом, на своего любовника. Такое смешное слово... Он ведь был куда больше, чем просто ее любовником. Ее дану. Тари первой потянулась, чтобы поцеловать его – уже не стесняясь.
 – Не хмурься.
 – Я не...
 Она разгладила пальцем сосредоточенные складки у него над бровями.
 – Что не так?
 Он качнул головой, отказываясь говорить, и притянул ее к себе, поцеловал в шею. Тари обхватила его руками и вдруг поняла, что счастлива. Вот просто счастлива, несмотря ни на что, вопреки.
 – Дану, я готова во всем сознаться.
 – Наконец-то!
 – Я хочу есть.
 – Невыносимый ребе...
 – Только попробуйте назвать меня ребенком!
 Завтракали они прямо в постели. Гергос принес с кухни остатки сыра, хлеба и варенье из алычи, потом поставил завариваться чай. А Тари наблюдала, вспоминая блистательного высокомерного вельможу, которого встретила однажды в переулке Лилий. Это просто не мог быть один и тот же человек. А с другой стороны, кто бы узнал в уличном оборванце пропавшую несколько лет назад принцессу? Разве что такой же, как она, притворщик...
 Тари перекатилась на другую сторону кровати, стряхивая с простыни крошки, и вдруг застыла.
 – Дану?
 – Ммм?
 – У меня правда никого, кроме вас, не было.
 – Тари, это не имеет значения.
 – Я серьезно.
 – Хорошо. Но в чем дело?
 Она опустила глаза на простыню. Ни одного кровавого пятнышка. Гергос проследил за ее взглядом, непонимающе нахмурился.
 – Что-то не так?
 – «Алеет кровь на простыне, девичьей чистоты прощанье...», – смущенно прошептала Тари.
 – «И семя голубое безусого юнца», – продолжил Гергос. – Тари, не все, о чем поется в старинных балладах, правда. Точнее, на севере кое-где до сих пор используют светницу, чтобы удостовериться в мужском целомудрии, но я уже давно вышел из «безусого» возраста и, признаюсь честно, с тех пор вел жизнь отнюдь не служителя Керпо. А что касается первой части процитированного вами произведения, то почти в половине случаев никакой крови нет.
 Тари не выдержала его взгляда и отвернулась. Как он может говорить о таких вещах и даже не запнуться ни разу, не покраснеть? Точно не служитель Керпо... Злость помогла справиться со смущением.
 – У вас настолько большой опыт?
 – Я знал одного нашаратского султана, одержимого идеей девственности. После нескольких затяжек он любил поболтать. Рассказывал про свой гарем и делился наблюдениями.
 – Это отвратительно.
 – Почему? Сочинять стихи о крови на простынях и читать их детям можно, а ставить крестики на восковых табличках – моветон? Тари, вы непоследовательны.
 Она не ответила. Просто зарылась с головой под одеяло, чтобы Гергос не видел ее пылающих щек. Ревновать к прошлому глупо. В глазах добропорядочных людей и она, и ее дану заслуживали всяческого порицания. И если Тари не было стыдно за свой поступок, то и его нельзя судить за общение с чересчур любвеобильными султанами... Но кто сказал, что она всегда должна быть логичной и последовательной?
 – Тари, вылезай.
 Она замерла, не отзываясь.
 – Тари, пожалуйста, – Гергос присел рядом, потянул на себя одеяло. – Посмотри на меня.
 Он посмотрела – сквозь растрепанные волосы.
 – Тебе не нужно ничего мне доказывать. Я знаю тебя, я видел тебя, настоящую. И я безумно тебя люблю, ты даже не представляешь... И совершенно неважно, сколько у тебя было мужчин или сколько людей ты убила... или кто твои родственники. Для меня имеешь значение только ты сама, только ты. И единственное, что может это изменить – твое решение. И если однажды ты захочешь уйти, потому что наконец поймешь, что я просто не стою... не перебивай! Себя я тоже знаю. И я не хороший человек, я сделал много зла, тебе в том числе...
 – Какого зла, дану? – все-таки перебила она. – Вы забрали меня из Интерната, вы дали мне крышу над головой и позволили вернуться в приличное общество. Никогда ничего не жалели и не требовали взамен. О каком зле вы говорите?
 – Это уже не имеет значения, – после небольшой паузы сказал Гергос. – Это в прошлом. И я клянусь тебе, – он взял ее руку и снова легко поцеловал пальцы, – клянусь, что постараюсь быть лучше, быть достойным и сделать все, чтобы ты не пожалела о своем решении. А все остальное неважно.
 Тари прикрыла глаза, чувствуя, что вот-вот заплачет. Она просто не могла вынести этого взгляда, этих слов... разве так бывает? Разве это может происходить с ней?.. Потом поняла, что Гергос ждет ответа и рывком села, обнимая его за шею, прижимаясь всем телом.
 – Я люблю тебя...
 – Дитя мое... ох! А кусаться-то зачем?
 – Никогда больше не называйте меня «дитя»!
 – Как прикажет ваше высочество... Мерзавка, больно же!
 Некоторое время спустя, вновь выпутавшись из простыней, Тари спросила:
 – А если я все-таки умру через восемь дней?
 – Вы хотите обсудить похоронный церемониал?
 – Я тобрагонская принцесса крови, какие могут быть варианты? Но я сейчас не об этом. Дядя не отступится, он снова попробует меня отравить или подошлет убийц, или... я не знаю! Но он не остановится. Вы бы видели его глаза, когда он...
 – Когда он пытал вас?
 – Вы знаете?
 – Тари, я не слепой. И, честно говоря, не разделяю вашего благородного желания спустить это ему с рук... И кстати, что ему было от вас нужно?
 – Послушание. Он хотел, чтобы я была послушной девочкой и делала все, что скажут. Но главное – молчала. Разумеется, после того как расскажу обо всех, кого успела посвятить в тайну.
 – И даже каленое железо не помогло? А я, глупец, пытался использовать простое убеждение!
 – Дану!