Дикая принцесса (СИ)

 – Прости, я знаю, это не смешно.
 – Нет, все в порядке. Лучше смейтесь. Мне надоела жалость. И я не хочу, чтобы дядя, и заговор, и шкатулка преследовали меня до конца жизни. Если правда выйдет наружу, будет скандал, от которого семья Коварэн никогда не отмоется. Предупреждаю, если вы сейчас предложите мне выйти замуж за какого-нибудь Морэва или Версена, я вас снова укушу. Я готова навсегда остаться Тари эль Нахри, но не хочу жить в страхе. Я снова хочу смеяться! Если бы только дядя отказался от своего замысла!
 – Мы можем ему написать.
 – Что написать?
 – Что шкатулка у нас и возвращать мы ее не собираемся. Но и разоблачать его не станем, если он поклянется оставить тебя в покое. Тари, у тебя на руках все козыри, ты можешь диктовать свои условия Коварэну.
 – Но если он не остановится?
 – Ему есть что терять. Послушай, шкатулку можно спрятать, и я оставлю распоряжения на случай, если с тобой или со мной что-нибудь случится. Если правильно надавить, Коварэн сломается. Он просто воспользовался тем, что мы скрываемся в провинции и о тебе никто, кроме соседей, не знает. Если действовать открыто, если показать всему Анкъеру, что Атарьяна Коварэн жива и здорова, твоему дядюшке будет не так просто от нее избавиться.
 – Рассказать всем?
 – Чего ты боишься?
 Тари не ответила. Просто не могла ответить. Имя Коварэн тяготило, напоминало о самом неприятном и, несмотря на все это, накладывало определенные обязательства. Принцесса Тобрагоны не может быть просто любовницей анкъерского вельможи. Будет скандал. Возможно, Иваро вернется из Нашарата и за волосы утащит ее домой.
 Гергос не стал переспрашивать.
 – Письмо вашему дядюшке мы все равно можем написать, – сказал он.
 Тари кивнула, не поднимая глаз. Все-таки было неловко. И настроение испортилось. Зачем она вообще заговорила о дяде? Забыть о нем, поскорее забыть!
 – Закопаем шкатулку в лесу, где ее никто никогда не найдет, – мрачно пробормотала Тари, снова забираясь к Гергосу на колени. – Или утопим в болоте. Или выбросим в море. Или сожжем.
 – Вы даже не хотите взглянуть, что там внутри?
 Тари помолчала. Конечно, любопытно было бы узнать, из-за чего дядя готов пытать ее и даже убить. А с другой стороны, не все ли равно? Что бы ни находилось в шкатулке, это не могло оправдать его действий.
 – Нет, мне все равно.
 – Хорошо.
 Гергос поцеловал ее в висок.
 – Посмотрим, есть ли здесь лопата. Я еще с детских времен знаю неподалеку прекрасную чащобу.
 ***
 – Сможешь найти, если понадобится? – спросил Гергос, уложив на место последний кусок дерна.
 Тари задумалась на мгновение и наконец кивнула.
 – Не хочу, чтобы понадобилось, – немного капризно сказала она.
 – Может, и не понадобится. Если мы будем достаточно убедительны.
 По пути обратно она взяла его за руку, и от этого простого и естественного жеста тут же потеплело на душе. Ничего не было решено, предстояло еще много работы, но хотя бы одна вещь встала на свое место. Тари была рядом, он мог в любой момент привлечь ее к себе и обнять. Или поцеловать, прижав к стволу дерева, – так долго, как захочется или пока не закончится воздух. Тари не сопротивлялась, наоборот, все больше льнула к нему, все чаще улыбалась – свободно, открыто.
 Эйръярта, ты смотришь? Добилась своего? Рада?
 В комнате отца нашлись полузасохшие чернила. Тари писать отказалась, и Гергос сам взялся за перо. Несколько минут сидел, разглядывая бледный лист и пытаясь найти в самом себе ту точку, где ненависть к Коварэну уравновешивалась нежеланием Тари открыть правду всему миру. Нужно, чтобы звучало убедительно...
 Итак...
 {«Ваша светлость, тщательно обдумав Ваше предложение, вынужден ответить отказом.
 Атарьяна Коварэн не вернется в Тобрагону. Теперь она находится под моей опекой, и я прослежу за тем, чтобы попытки вернуть ее на родину не увенчались успехом. Что бы вы ни предприняли, мой ответ не изменится, но Ваша настойчивость в этом вопросе может навредить уже Вам.
 Для всех будет лучше, если Вы забудете, что у Вас когда-либо была племянница.
 Всецело надеюсь, что мы друг друга поняли.
 О.В. Гергос»}
 – Не хочешь подписать?
 Тари чуть слышно фыркнула. Она стояла, опираясь на спинку стула, и заглядывала ему через плечо.
 – Зачем? Речь идет об Атарьяне Коварэн, а Тари эль Нахри не имеет к ней отношения.
 – Теперь надо дождаться Эвретто, чтобы он отправил письмо.
 – Когда он приедет?
 – Не знаю, надеюсь, что скоро.
 Эвретто приехал на следующий день. Такой же холеный и напыщенный, как всегда. Даже побег хозяина и сутки в седле не подействовали, и идеальный камердинер был все так же подчеркнуто аккуратен и педантичен. Рядом с ним Гергос чувствовал себя бедным деревенским родственником. По крайней мере, одет Эвретто был раза в три дороже, чем он сам. И взгляд слуги был полон почтительного осуждения.
 Красавец! Какого актера потеряли столичные театры!
 – Что вам удалось узнать?
 Прежде чем ответить, Эвретто демонстративно расправил кружевные манжеты:
 – Духи принесла одна из девочек, которую наняли по распоряжению госпожи, – едва заметный кивок в сторону Тари. – Кто их ей передал, она не знает, но согласилась отнести коробку в комнату госпожи за две марки.
 – Иста? – пискнула Тари. – Помощница Кармиты?
 – Совершенно верно, госпожа.
 Тари выглядела такой расстроенной... и даже не огрызнулась на высокомерный тон камердинера. Гергос сочувственно сжал ей руку – маленькая Иста была любимицей Тари, хотя та и грозилась время от времени «снова связать чулками» непоседливую девчонку.
 – Но... она так радовалась, что теперь живет в большом доме...
 – Тари, это не ваша вина.
 – Что с ней будет?
 – Она вернется в приют. Займитесь, Эвретто.
 – Разумеется, ваша светлость.
 – И еще я попрошу вас отнести письмо и позаботиться, чтобы оно как можно скорее оказалось у лаонта Коварэна.
 – Как прикажет ваша светлость.