Стану смелой для тебя (СИ)
Потому что тут каждая мелочь, наверное, имеет значение для Данилы. И она к каждой же может притронуться. Не зачем-то. Просто…
Санта сделала оборот вокруг оси, осматриваясь…
Девичий взгляд сам собой выцепил на тумбе у стены фотографию. В череде блестящих кубков, стеклянных наград с гравировками и табличками. Рядом с несколькими оформленными в рамки дипломами. За медной Фемидой с мечом и весами.
Пусть лучше бы ничего здесь не трогать, Санта не сдержалась. Приблизилась к тумбе. Увидела фото ближе, чочувствовала, что сердце забилось быстрее…
Горло зачем-то сжалось, а пальцы потянулись за рамкой.
Она взяла в руки фото собственного отца, пожимавшего руку Чернову. Наверное, давнишнее. Потому что Пётр на нём выглядел чуть моложе, чем перед кончиной. А Чернов… Каким-то счастливым. Борзоватым. Довольным. И гордым.
Хотя в этом оба мужчины сходились. Гордыми выглядели оба.
Заставить себя оторваться от разглядывания, а может даже пожирания взглядом изображения, Санте было откровенно сложно, но она смогла.
Скользнула по поверхности тумбы, чтобы убедиться, что больше фотографий здесь нет… Вернулась к изображению…
Не сдержалась – повела пальцем по стеклу, будто бы поглаживая ворот отцовского пиджака. Когда-то так делала мама, повзрослев – и сама Санта…
Почему-то уколол вопрос, а делает ли кто-то так Чернову…
Даже фыркнуть пришлось, отвечая себе же. Себя же осаждая.
Конечно, делает. Он взрослый, красивый, успешный и умный мужчина. Отбоя очевидно нет.
И нет смысла пялиться на него на фотографии.
Впрочем, как нет смысла трогать чужие вещи, придумывая себе какие-то душещипательные смыслы.
Это просто формальность. Дань наставнику. Как и согласие встретиться с ней…
Санта поставила фото на место, отступила, пряча руки за спиной и с силой их сжимая, а потом вздрогнула, моментально разворачиваясь, потому что услышала:
– Это фотография с вручения мне адвокатского. Твой отец пришел поздравить. Мне было очень приятно. Там по лицу видно.
Санта замерла, будто завороженная следя за шевелением мужских губ, параллельно отмечая, что Чернов закрывает за спиной беззвучно отворенную чуть раньше дверь.
Дальше – расстегивает пиджак и вопреки требованиям этикета прячет руки в карманах брюк.
Несколько секунд смотрит на неё молча. Вероятно, чего-то ожидая.
Потом же полуулыбается-полуусмехается, склоняя голову в приветствии и произнося негромкое, бархатистое:
– Добрый день, Санта. Давно не виделись…
Глава 4
Глава 4
– Присаживайся. Чай-кофе предлагали?
Данила указал рукой на стоявшее напротив его стола кресло, продолжая при этом с интересом смотреть на девушку.
Они правда давно не виделись.
Но то ли обстоятельства последней встречи, то ли что-то другое почему-то отпечатало лицо младшей Щетинской в памяти Данилы слишком хорошо.
Тогда, на похоронах, она была совсем молоденькой. И очень бледной. А ещё абсолютно безэмоциональной.
Сейчас – куда живее, но кое-что без изменений. Она красивая. А ещё её внешность будто бы подтверждает, что имя когда-то ей выбрали не зря.
Святая Санта очень походила на испанку. Особенно сейчас. Особенно с гладко собранными волосами и с учетом взмаха длиннющих чернющих ресниц, под которыми – распахнутые зеленые глаза.
Данила не спрашивал, почему Пётр и Елена выбрали такое неожиданное имя для единственной дочери, но Щетинский сам как-то поделился историей.
Она вызвала у Данилы усмешку, но комментировать тогда ещё парень не стал. Вообще довольно быстро понял: твоё мнение представляет для окружающих ценность далеко не всегда. И если можешь сдержаться – задумайся об этой опции. Умение вовремя смолчать, не бросаться на амбразуру, когда не просят, и не махать флагом с надписью «справедливость» там, где справедливости не ищут, помогает по жизни.
Но если говорить объективно и вот сейчас, то и имя, и девушку Данила считал красивыми. Не слепой ведь.
Только в отличие от дня похорон, сейчас Санта очевидно немного смущалась (что вполне логично), из-за этого порозовела. Отвечая на вопрос, перевела голову из стороны в сторону. Быстро оторвалась от его лица, сначала подходя, а потом опускаясь в кресло…
Прежде, чем обойти стол и сесть в свое, Данила ещё раз скользнул по профилю, понимая, что она объединила в себе черты родителей в равной пропорции. Мамина женственность, отцовская яркость. Наверняка в самом Щетинском текла какая-то не совсем славянская кровь, но об этом Данила тоже никогда не спрашивал. Ну и не спросит уже…
Делая шаги по кабинету, он чувствовал девчонкин осторожный скошенный взгляд. И её же напряжение.
Она сидела с ровной спиной, с силой сжимала устроенные на коленях пальцы, как и сами колени. Дышала медленно и аккуратно. Контролировала сглатывания.
Делала всё, что выдает человека, которому очень важно произвести правильное впечатление. Ни грамма расслабленности.
Данила знал – хлопни он сейчас внезапно в ладоши, Санта как минимум подпрыгнет, а то и взвизгнет.
Не потому, что истеричка. Потому, что себя накрутила.
Наверное, правильно сделала.
Наверное, это лучше, чем вести себя безалаберно расслабленно.
Наверное, вторая манера вызвала бы в нём раздражение. А эта… Какое-то отеческое тепло, что ли…
Хотя куда ему метить в отцы? Тем более, ей.
Одновременно с тем, как Данила опустился на свое место, Санта опустила взгляд на колени.
На его вроде как подбадривающее:
– Не переживай, я тебя не съем…
Отреагировала вялой улыбкой и пожатием плеч… Смелой попыткой всё же посмотреть в лицо… И быстрым трусливым «шагом назад». Потому что долго не выдержала, пусть он и старался улыбаться. Снова опустила свои. Данила был почти уверен: сильнее сжала длинные пальцы.
Тоже красивые, кстати.
Он успел заметить.
Впрочем, как и длину шеи. Правильность черт. Точеность фигуры. Изящность запястий и щиколоток.
Всё то, что замечать – непрофессионально. Всё то, что замечают мужчины.
– Не хочу начинать со лжи, поэтому предлагаю сразу честно…
Санта явно ожидала чего-то другого, ведь стоило Даниле вновь заговорить – не выдержала, снова посмотрела вопросительно.
– За тебя попросила твоя мать.
А услышав, будто мысленно выдохнула. Значит, она в курсе. Значит, всё уже неплохо.
– Но это не значит, что вы должны что-то большее, чем дать объективную оценку…
Санта заговорила, Данила улыбнулся в ответ, кивнув с задержкой, непроизвольно вспомнив Елену и то, что у них общая манера: искать оправдания для него, когда он-то в этом не нуждается. В принципе, и без этого замечания обязанным себя не чувствовал. Но приятно, что она мыслит так же.
Или просто делает вид, что мыслит, а предложи он ей подрасти немного, обидится смертельно…
Такой опыт у него конечно же был. Но вывод из подобного поведения можно сделать один: проблема не у Чернова, проблема у «обиженца». Так что для самой Санты лучше оказаться человеком более дальновидным.
– Я посмотрел твои задания, Санта…
Данила сказал, уловив новое нервное сглатывание и сбившийся вдох.
Стало чуточку интересно, что случись, скажи он: «всё плохо», но недостаточно, чтобы врать. Потому что на самом-то деле всё было хорошо. С кое-какими неточностями и без учета нюансов, которые являются важными для практика, но приобретаются только с пока что отсутствующим у малышки опытом. Который «Веритас» сможет ей дать. Потому что «по-книжному» она исполнила задание на отлично. Данила расписался бы в её зачетке под соткой без сомнений. В оценках студентам он не жадничал. Хлебнут практики – сами поймут, где накосячили. И вот если этот косяк вылезет в практике под его началом – тут будет сложнее. Ответственность будет выше. Разговор будет серьезней. Он не импульсивный, без причин с людьми не прощается, но за неумение учиться на собственных ошибках по голове не гладит. У Санты собственных пока нет. А уровень – уже достойный. И за неё даже немного обидно, ведь свои отказы она получала явно не из-за того, что плоха. Просто кому-то было лень читать. Где-то – лень разбираться. Кто-то забил место «своим». Важную роль сыграло то, что она – Щетинская. Но девушка пока не разочаровалась и не сдалась. Молодец...