Женский день
Надя мечтала уехать на море, которое она никогда не видела. И тоже в тепло. Решила податься в Одессу – выучиться на повара и остаться там навсегда. А если повезет, устроиться коком на корабле. С главной целью – выйти замуж за офицера. А там и загранка, и деньги. И еще – романтика!
Юлдузка планов долго не открывала. А потом сообщила, что едет в родное село. Зачем? Да родина там! Бабка с дедом, дядья.
– Так они ж тебя!.. – возмутились девчонки.
– Наплевать. Я им простила. Все равно – родня.
И снова ни слова про мать и отца.
Когда расставались, долго плакали и причитали. Тогда им казалось, что все эти годы были прожиты совсем неплохо и даже почти хорошо. И еще понимали – за все эти годы все они стали близкими, почти родней. Несчастные, брошенные, никому не нужные дети. А что будет дальше? И это «дальше» было страшнее, чем вся предыдущая жизнь. Потому что теперь о них снова никто не будет заботиться. Потому что снова они на пороге одиночества. И снова надо будет учиться выживать.
Вероникин аттестат состоял из сплошных пятерок. Портила все четверка по физкультуре. Золотая медаль ей не досталась – шептали, что «золото» отдают школам. А детдома – перебьются. Но ничего – досталась серебряная.
Она уехала в Р. Дали койку в общаге, и она стала готовиться к вступительным. Разумеется, она прошла. Койку за ней закрепили, и она начала осваиваться в новых реалиях. Город показался ей огромным – таким необъятным, что ей казалось, и за сто лет не обойти. Оказалось – ерунда. Уже через две недели она хорошо знала центр и даже окраины. Комната в общаге была на двоих. Вторую жиличку пока не заселили. Вероника набрала в библиотеке книжек, купила комплект красивого спального белья в нежный цветочек, теплый плед, радиоприемник и чайную пару. Каждый день она покупала по сто граммов любительской колбасы и белую булку. Потихоньку от комендантши кипятила кипятильником чай, съедала колбасу с булкой и один за другим проглатывала любовные романы.
Колбаса казалась ей самой восхитительной едой – в детском доме колбасы не давали. Два раза в неделю она покупала пирожное – трубочку или эклер. И это был настоящий пир.
Ходила в кино, пару раз была в музее – картинной галерее и краеведческом.
К концу августа в общежитие стал понемногу стекаться народ. Объявилась и соседка.
Рано утром дверь распахнулась, и на пороге появилась огромного роста блондинистая девица. Она оглядела комнату, пару минут рассматривала Веронику и потом, тяжело вздохнув, бросила:
– Ясно!
Вероника вздрогнула и села на кровати.
– Что ясно? – тихо спросила она.
– Да все! – махнула рукой девица и плюхнулась на свободную кровать. Пружины протяжно и жалобно заныли.
– Ты – овца. Комната – говно. Словом, – тут она снова вздохнула, – будем жить… Как уж получится!
– Я не овца! – пискнула Вероника. – И комната… хорошая.
Девица распахнула свою сумку и начала выбрасывать из нее вещи.
– Да не напрягайся, – миролюбиво сказала она, – комнату улучшим. Тебя… ну, туда же. В смысле – жизни научим. Не беспокойся. У меня это быстро!
Она пошла к двери и тут обернулась.
– Кстати, я – Вика, – сказала она и, не дожидаясь ответа, бодренько вышла наружу.
Потом их все звали Викавероника – в одно слово. И еще – Пат и Паташон. Потому что смотрелись они смешно – одна дылда, а вторая совсем кроха, Дюймовочка. Но! Они понимали – они и есть одно целое. Викавероника. Две подруги. Две сестры. Нет, куда ближе! Казалось бы, ближе не бывает. А у них – было. Сиамские близнецы – наверное, так. Потому что не разделить, не растащить. Не оторвать друг от друга. До поры… До страшной поры.
В тот же день в их комнатке появился холодильник «Морозко» и телевизор «Юность».
– Как это? – обалдела Вероника.
– Да так, – спокойно откликнулась Вика, – положено. А они, суки! Жучат. Но, ничего. Я тут порядочек наведу. Не сомневайся!
Вероника уже не сомневалась. Впрочем, как и суровая комендантша – связываться с Викторией не желал никто. Борец за справедливость – так называла ее Вероника. Всю оставшуюся совместную жизнь. Их счастливую, прекрасную и такую недолгую жизнь…
Вика приехала из маленького городка в ста километрах от Р. Там у нее остались мама и два брата – погодки. Отец не жил с ними давно, и Вика говорить о нем не любила. Однажды обмолвилась – отец их бросил, когда младший пацан только родился. Ушел к материной подруге. Сволочь, конечно. Да и черт с ним! Сейчас тяжело, а потом будет легче. Всех их вытяну, обещала она.
Вечерами подрабатывала в пекарне – до трех утра, до «утреннего» хлеба. Приходила оттуда и без сил валилась на кровать. Вероника стаскивала с нее одежду. Завтракали теплым батоном и любимой колбасой. А на каникулы уезжали к Викиной маме. Городок был тихий, сонный, спокойный. Вика мечтала выучиться и вернуться домой. Мать ее, женщина добрая и славная, Веронику приняла как родную дочь. Каждое утро пекла девчонкам свежие плюшки и пирожки – откармливала.
«Как на убой!» – злилась полная Вика, но пирожки ела – такая вкуснятина! Зимой ходили на лыжах, летом бегали на речку и за грибами.
Такой подруги у Вероники больше никогда не было. Она даже и не стремилась в дальнейшем построить подобные отношения. Знала – такого больше не будет. Такого доверия, понимания, искренности. Никто не сможет ее понять, как понимала подруга. Никто не пожалеет с такой силой души и не даст правильного совета. Никому больше она не сможет рассказать самое сокровенное, стыдное, невозможное. Они могли проболтать до самого утра, до рассвета, когда глаза уже закрыты и заплетается язык. Вот тогда Вероника поняла, что теперь она – не сирота и не одиночка. У нее есть Вика. Есть Викина мать и мальчишки. У нее появилась родня. И жить уже не так страшно.
Вика уговаривала ее съездить к матери. Прямая, резкая Вика пыталась оправдать мать подруги или хотя бы найти причину, почему та так и не приехала к дочери.
Вероника сначала и слушать не желала, а потом постепенно стала сдаваться. Только время тянула – страшно было. Страшно возвращаться в поселок, страшно посмотреть в глаза матери, страшно пойти на могилу отца.
На втором курсе Вика призналась подруге, что влюблена в Генку Смирнова. Вероника только охнула – Генка Смирнов был ярким красавцем. Девицы вились вокруг него, как пчелы над ульем. На Вику он не смотрел – не его поля ягода.
От страданий бедная «плюшка» Вика дохуделась до сорок четвертого размера. Но Генке Смирнову все это было до фонаря.
Вика не сдавалась и обещала завоевать «сердце красавца». Отговаривать ее было бесполезно – не тот характер.
Вика страдала, лила горькие слезы, заваливала зачеты и пропускала лекции. Вероника переписывала за нее лекции, делала шпаргалки и пыталась заставить ее заниматься. Кое-как сессию сдавали – с божьей помощью.
На пятом курсе Вика наконец разлюбила коварного Генку и стала встречаться с хорошим парнем по имени Витя. Витя был простым работягой – работал на стройке. Вика говорила, что парень он хороший, работящий, непьющий и «очень свой». Осенью решили пожениться, и Вика призналась подруге, что она «слегка беременна». Ну и ладно – какая беда! Через два месяца свадьба, весной диплом, а там – и вся жизнь!
Сыграем свадьбу, окончим «эту бадягу» – так Вика называла учебный процесс – и домой! К мальчишкам и маме. Витька там устроится на комбинат – рабочие руки всегда нужны, а я отсижу с полгода с ребеночком и – работать. В нашу больничку. Там меня ждут. А мама поможет. Выживать всегда проще гуртом, уверенно говорила Вика.
А как выживать, ей было известно. Очень хорошо известно. Даже слишком.
Уже купили платье – белое, до полу, с серебряной ниткой по рукавам и подолу. Достали и туфли – на Викину «лапу» это было непросто.
Договорились, что в студенческой столовке накроют столы. А уж мама привезет кучу всего – банки, соленья, грибы. Напечет пирогов и зарежет кабанчика.
А за две недели до свадьбы Вика погибла. Попала под машину. Водитель был пьян и сбил ее на пешеходном переходе.