Четвертый под подозрением
— Ты сказал «во-первых», — напомнил Фрёлик. — Значит, есть и «во-вторых»? Что еще, по-твоему, у меня не сходится?
— Последовательность событий в твоем изложении. Если Ройнстад и Балло избили Рейдун Вестли, желая выяснить, где прячется Элизабет, почему они сделали это уже после того, как сгорел хютте?
Установилось довольно долгое молчание. Его нарушил Фрёлик.
— Ты уверен? — спросил он.
— Во всяком случае, ее нашли после того, как сгорел хютте.
— Значит, ты не уверен?
— Фрёлик, я — это я. Теоретически Ройнстад вполне мог избить Вестли, поехать в Вальдрес, убить Элизабет Фаремо и поджечь хютте до того, как нашли Вестли, но, чтобы все успеть, он должен был очень сильно поспешить. И потом, не забывай, как она выразилась: «Ужасные люди». Безлично… Невольно вспомнишь реплику Гамлета: «Прогнило что-то в Датском королевстве…»
Глава 28
Инспектор Гунарстранна сидел во вращающемся кресле неподвижно и смотрел в стену. Он погрузился в раздумье. Смерть Калфатруса до сих пор не давала ему покоя. Придя домой, он увидел, что Калфатрус мертвый лежит на дне аквариума, на песке. Зрелище противоречило всем его прежним представлениям. Ему казалось, что рыбы, умирая, всплывают на поверхность воды, что они не тонут. В том, что Калфатрус умер, он не сомневался. Он не шевелил ртом, не реагировал, когда Гунарстранна вынул его из воды сачком. В случившемся было что-то чудовищное: его любимец лежал в сачке, как рыба в ресторане, которую повар показывает посетителям, прежде чем приготовить… Но даже больше самой смерти Калфатруса Гунарстранну мучило другое: то, как он избавился от своего любимца. Он выбросил рыбку в мусорный контейнер, хотя сейчас горько раскаивался в содеянном. Не так провожают в последний путь того, с кем прожил не один год… С другой стороны, где прикажете хоронить рыбку? И какая была альтернатива? Не спускать же в унитаз… Помучившись, Гунарстранна решил, что другого выхода нет, и выбросил Калфатруса в мусорный контейнер по пути на работу. И теперь считал себя подлецом. Предаваясь воспоминаниям, он никак не мог сосредоточиться на работе. Поэтому, когда зазвонил телефон, он как будто очнулся от глубокого, хотя и неспокойного сна, разбуженный резким звоном будильника. Он вздрогнул, схватил трубку и рявкнул:
— Покороче, пожалуйста!
Молчание.
— Алло! — раздраженно крикнул Гунарстранна.
— Говорит Инге Нарвесен.
— Да?
— Хотел бы выразить вам благодарность за…
Гунарстранна перебил его:
— Позвоните в «Вердене Ганг» и поместите там объявление. А я просто выполняю свой долг.
— Но все-таки…
— Никаких «все-таки». До свидания!
— Подождите, пожалуйста!
— Нарвесен, я очень занят!
— Помилуйте, инспектор, я тоже занятой человек. Думаете, я звоню, потому что мне нечего делать?
— Ладно, тогда к делу!
— Я благодарен за то, что мне вернули деньги, хотя я и потерял проценты за шесть лет, целых пятьсот тысяч крон. — Последние слова он произнес, хихикнув.
— Я думал, мы с вами закончили говорить о деньгах, — отрезал Гунарстранна.
— Мне просто хотелось убедиться, что дело закрыто.
Вот они, волшебные слова! Гунарстранна словно очнулся и зашарил ладонью по столу, нащупывая сигареты. Он знал, что не стоит курить, но сейчас случай особый. Разминая в пальцах сигарету, он с нетерпением ждал следующих слов собеседника. Каков гусь! Ему вернули полмиллиона, а он тратит драгоценное время, пытаясь забросать землей уже зарытую яму. Зачем? Слова Инге Нарвесена будто включили в голове Гунарстранны яркий свет. Он подумал: «Бери лопату и скорее начинай копать!» Должно быть, Нарвесен понял, что допустил промах, потому что произнес:
— Но я трачу ваше драгоценное время. Деньги мне вернули, а злоумышленники арестованы.
— Тогда зачем вы позвонили?
— Как я и сказал, для того, чтобы…
— Я слышал. Чтобы убедиться, что дело закрыто. Почему?
Молчание Нарвесена длилось секунды на две дольше необходимого.
— Вы неправильно меня поняли. Как я сказал вначале, я хотел выразить свою искреннюю благодарность…
— Это я тоже слышал. Значит, вас не взволнует, если я скажу, что дело все-таки не было закрыто?
Ответное молчание снова затянулось.
— А оно не закрыто?
— Нет, потому что его не открывали заново. Деньги нашлись в ходе следственных мероприятий по совершенно другому делу — убийству. И здесь работа ведется полным ходом.
— Ясно.
Гунарстранна молчал. Молчал и Инге Нарвесен. Разговор начал забавлять Гунарстранну.
— Приятно было с вами пообщаться, — негромко сказал он и положил трубку.
Дверь открылась, вошла Лена Стигерсанн.
— Пожалуйста, сделай мне любезность, — обратился к ней Гунарстранна. — Проверь все авиакомпании и поищи в списках пассажиров Мерете Саннмо. По словам одной бывшей сослуживицы, несколько дней назад Мерете Саннмо улетела в Афины. Начни с рейсов двухнедельной давности. И не ограничивай поиски одними Афинами.
Лена Стигерсанн вздохнула:
— Ну а ты чем займешься?
Гунарстранна широко улыбнулся:
— А я позвоню Болвану Сёрли из ЭКО и намекну, что Инге Нарвесен лихорадочно пытается защитить свой карточный домик от всех ветров и подземных толчков.
В дверь негромко постучали, и в кабинет просунул голову Иттерьерде.
— Я тебе помешал?
— Не больше обычного, — бодро ответил Гунарстранна.
— Ты знаком с адвокатом по имени Биргитте Бергум?
— Будь я с ней знаком, я бы чувствовал себя обязанным звать ее Бибби, а я никогда никого не звал «Бибби» и меньше всего пятидесятилетнюю блондинку, которая охотно раздает интервью репортерам из еженедельных изданий и рассказывает о том, как ей делали липосакцию.
Лена Стигерсанн встрепенулась:
— Вот не знала, Гунарстранна, что ты читаешь еженедельники!
— Говорят, найти на земле идеал невозможно. Для меня также невозможно понять, откуда корреспонденты норвежских газет высасывают темы для общения с пассивным большинством.
— Что я слышу? Неужели ты питаешь предубеждение против журналистов или блондинок, которые делают липосакцию?
— Кругом торжествует глупость. Что вы скажете о человеке, который провозглашает, что жизнь слишком коротка, чтобы не окружать себя красивыми вещами?
Иттерьерде и Лена Стигерсанн переглянулись: сколько эмоций!
— Вернемся к делу!
— Так вот, Биргитте Бергум защищает Ройнстада, — сказал Иттерьерде.
— Знаешь что, поговори с ней сам. Мне что-то не хочется.
— Уже поговорил. Она уверяет, что Ройнстад хочет пойти на сделку со следствием. Ему не терпится снять груз с души, а красотка Бибби просто выступает в роли посредницы.
Гунарстранна начал надевать пальто.
Лена Стигерсанн набралась храбрости и прямо спросила:
— А что плохого в том, чтобы окружать себя красивыми вещами?
— Тебя в самом деле интересует, о чем думают другие?
— Да.
— Например, что думает Биргитте Бергум?
— Нет.
— Чьи же мысли тебя интересуют?
— Например, твои, — ответила Лена Стигерсанн.
— Мои?!
— Да.
Гунарстранна смерил ее долгим пытливым взглядом и сказал:
— Лично я стараюсь сохранить физическое и душевное здоровье, не тратя времени на спортзалы, избегая умеренности во всем, курсов для желающих бросить курить, новых диет и долгого ночного сна.
— Вот что пришло мне в голову, — подал голос Иттерьерде.
Гунарстранна и Лена Стигерсанн повернулись к нему.
— Если Ройнстаду что-то известно… Хотя нет, не важно.
— Что пришло тебе в голову? — насторожился Гунарстранна.
— Да ладно, забудь. Скорее всего, Ройнстад ничего такого и не знает. Просто он сейчас за решеткой и ему очень хочется выйти на свободу. Спорим, он сейчас признается в чем угодно!
— Нет, по-моему, ты сейчас имеешь в виду что-то конкретное!
— Я подумал, что Ройнстад сбил Франка, а почти сразу после этого его взяли в банке. Сейчас он один. Понимаешь, Балло-то в банк не явился. Может быть, Балло…