Похититель секретов (сборник)

«Подводная лодка» отличается от остальных комнат посольствав той же степени, в какой шпионаж отличается от дипломатической работы. Полуметровые стены без окон обшиты толстым слоем звукоизоляции, обиты железом и обтянуты медной проволокой, по которой, при включении освещения, хаотическими импульсами пропускается электрический ток. Кроме того, здесь имеется и генератор «белого шума», и электромагнитное экранирование, и противофазный радиоизлучатель… Внутри нет ничего лишнего: голые белые стены и потолок, гладкий пол, прозрачный стол и стулья. Спрятать здесь «жучка» практически невозможно, посторонние сюда не заходят, но дважды в день специалист по технической разведке обследует «подводную лодку» так же скрупулезно, как комнату для приема граждан. Это меры против предательства. Считается, что благодаря им мы можем разговаривать свободно.
«Мы» – это я и Петр Васильевич Попов, второй секретарь посольства, он же руководитель местной резидентуры. Смуглолицый, худощавый, с узкими щегольскими усиками, он похож на араба. Лет десять назад мы встречались в Каире, тогда он был рядовым разведчиком и носил фамилию Гуссейнов. Я проводил довольно рискованную операцию, а он ее обеспечивал, сливаясь, благодаря своей восточной внешности, с местным населением. Тогда он произвел прекрасное впечатление: смелый, рисковый, один из лучших специалистов по арабскому миру… О нем ходили легенды, как о Лоуренсе Аравийском.
Но с памятью у Попова-Гуссейнова плоховато: он начисто забыл и нашу встречу, и ту операцию. Хотя, скорей всего, дело тут не в памяти: тогда он был капитаном, таким же исполнителем, как я, а теперь стал полковником и перешел в ранг руководителей. Подобные трансформации часто портят людей… Если бы не лежащая на столе шифротелеграмма, он бы вообще не стал со мной встречаться.
«Страннику. Константин оставил у Анри объект номер ноль. Вам надлежит изъять этот объект и, взаимодействуя с резидентурой, обеспечить срочное доставление его в Центр. Иван».
Я прочел телеграмму трижды и все же не мог понять, о чем идет речь. Анри законсервирован семь лет назад. Константина нет в живых уже три года. Когда же он оставил агенту неизвестный объект? И почему нужда в нем возникла только сейчас? Да еще такая срочная? Бред какой-то!
Я поделился своими сомнениями с резидентом. Впрочем, Попова это не особенно удивило.
– Скорей всего, семь лет назад и оставил, – буднично пожал он плечами. – Дело-то обычное. В Центре не успевают перерабатывать поступающую информацию. Расшифровка телеграмм, изучение документов, микропленок, звукозаписей, видеоматериалов – все это требует времени и ресурсов… В первую очередь занимаются теми, где есть пометка «Срочно!» А остальные накапливаются, пока руки дойдут… Может, только сейчас и дошли! А там нечто такое, что их заинтересовало! Отсюда и срочность.
– Гм…
«Неужели они такие идиоты?» – чуть не спросил я, сдержавшись в последний момент. Я и так знал ответ на этот вопрос.
Попов по-своему истолковал сомнение на моем лице.
– Или другой вариант, – продолжил он. – Семь лет назад этот объект не представлял интереса для Центра, но сейчас произошло нечто, что изменило ситуацию… Например, резко повысилась ценность информации!
– А вы не знаете, о чем идет речь? Что это за объект номер ноль?
Резидент неопределенно пожал плечами.
– Шифровки только в Центре хранятся вечно, у нас они уничтожаются через три года. Можно только догадываться…
– Надо опираться на какие-то яркие события, имевшие место семь лет назад, – ненавязчиво подсказал старшему по должности и званию опытный, но скромный майор Полянский.
И подсказка возымела действие. Попов оживился, кивнул и потер ладони, как будто хотел таким архаичным способом добыть огонь правды.
– Тогда можно выдвинуть несколько версий…
Он помолчал и наморщил лоб, вспоминая.
– Во-первых, семь лет назад ушел к американцам шифровальщик нашего посольства в Саудовской Аравии. Все резидентуры региона получили задание на его розыск. Возможно, Павловский установил местонахождение гада, но тогда его данные не были реализованы. А теперь перебежчик как-то проявил себя, например, начал писать разоблачительную книгу… И вопрос опять обрел остроту!
 
«Слабо! Сейчас каждый пишет, что хочет, причем даже не выезжая из России. И это никого не шибет. К тому же информация в архивной шифровке никуда не делась, ее можно вытащить из архива и прочесть в любой момент. Зачем тогда искать какой-то объект здесь, в Дубаи? Речь явно идет не об информации, а о материальном предмете!»
Внешне я никак не проявляю своего скептицизма, напротив – слушаю резидента почтительно и внимательно, как старательный ученик.
– Хотя нет, это вряд ли, – поправился Попов-Гуссейнов, поддержав свою репутацию Лоуренса Аравийского. – А вот взрыв на атомном ракетоносце «Джордж Вашингтон» – вполне реальная версия!
– Что за взрыв? – как можно деликатней спросил я.
– Это был экспериментальный подводный крейсер с новой противорадиационной защитой. Какой-то суперсекретный материал, задерживающий гамма-излучение не хуже, чем свинец. Только он легче свинца в тысячи раз!
Я насторожился, хотя и не подал вида.
– И надо же, в реакторном отсеке произошел взрыв. Обычный тепловой взрыв: перегрелся контур охлаждения. Реактор вовремя заглушили, так что никаких серьезных последствий не наступило. «Джорджа Вашингтона» отбуксировали в порт базы Эль-Фуджэйра. Вот и все…
Это уже больше похоже на правду. Потому что именно на военно-морской базе в Эль-Фуджэйра служил агент российской внешней разведки, носящий псевдоним Анри! Надолго забытый, а теперь вдруг ставший необходимым.
– Но почему через столько лет? – Разговор надо поддерживать, а задавать риторические вопросы гораздо целесообразней, чем делиться собственными выводами и умозаключениями, которые очень легко присвоить.
Лоб резидента наморщился еще сильнее.
– Вполне возможно, что Центр тогда не заинтересовался его сообщением: авария перечеркивает любой эксперимент, а к чему документировать провалы Главного противника, если нас куда больше интересуют его успехи? А теперь что-то могло измениться, например, у нас разрабатывается новый проект атомных субмарин, и кто-то вспомнил про «Джорджа Вашингтона»…
Да, это ближе к истине! Наши никогда не работают на опережение: сели обедать – тогда и начинают искать ложку… Могу поспорить, что «объект номер ноль» – это кусок антирадиационной защиты реактора!
– А вот еще один вариант… – продолжал Лоуренс Аравийский, но я уже погрузился в другие мысли.
Всего резидент выдвинул четыре версии. Но правдоподобней второй я так и не услышал. Наконец он прервался, повертел в руках телеграмму из Центра, небрежно бросил ее на стол.
– Короче, раз уж мы должны взаимодействовать, готовь план проведения операции…
Я отвел взгляд и принялся рассматривать белые стены. Тихо шумели звукоподавляющие устройства. Хитроумные системы разрывали слова на звуки, перемешивали их в неразборчивый коктейль, просеивали сквозь мелкое сито сглаживающих фильтров и бесследно растворяли в пространстве. Все сказанное оставалось в «подводной лодке». И в памяти собеседников. Поэтому предательство напрочь перечеркивало самые продуманные меры предосторожности. А измена, к сожалению, непременный спутник разведки, поэтому каждый разведчик страхуется, как может.
Я избежал многих неприятностей потому, что никогда не рассказывал о своих планах. Даже коллегам и начальникам. Сейчас я тоже не собирался нарушать этого правила. Но обижать резидента недоверием нельзя, поэтому обнародовать свой принцип надо аккуратно.
Посланец Центра деликатно прокашлялся.
– План в данном случае не нужен. Взаимодействие заключается в том, что вы меня прикрываете. А операцию я провожу сам!
– Вот как…
Резидент заметно поскучнел. Одно дело – утверждать чужие планы, другое – самому обеспечивать ответственную работу.
– Мне кажется, что за мной наблюдают. С того самого момента, как я вошел в контакт с Анри. Поэтому прикрытие должно быть основательным.