Еще воспарит. Битва за Меекхан (ЛП)

Он извлёк лист бумаги, аккуратно положил его на стопку исписанных своими каракулями и застыл над следующим. Как изложить то, что у него на уме, на бумаге, чтобы люди поняли. Пятьсот ярдов… это звучит так просто и банально. Он уже не раз сталкивался с обвинениями в том, что Самгерис-олс-Терса совершил ошибку, не попытавшись тогда отступить. Но в Шестьдесят седьмом было слишком много раненых, которых пришлось бы оставить, а рассказы о жестокости восточных дикарей вызывали ужас даже у ветеранов. Кроме того, кто бы мог подумать, что им придется защищаться там еще одну ночь.
Целая, проклятая богами и людьми, ночь.
* * *
Гвардейский полк отступил во вторую линию, его заменил Восемьдесят пятый пехотный, выведенный из города. Из двух тысяч четырехсот элитных солдат вернулось менее тысячи пятисот, и то после двух часов боя.
Креган-бер-Арленс принял отчет о потерях без колебаний; если бы у него не было под рукой этого полка во время атаки Всадников Бури, долина, скорее всего, пала бы. Это была небольшая цена за то, чтобы остановить этих дикарей. Тем не менее, ему пришлось, наконец, сделать то, чего он не хотел делать с самого начала битвы - перебросить сюда часть пехоты из города.
Оказалось, что он все еще танцует так, как его ведет Отец войны.
Но может быть… если безумный план Ласкольника удастся… этот танец окажется последним в жизни Йавенира.
Император стоял у входа в палатку, и все время возвращался к разговору с Ласкольником, перебирая в уме все "за" и "против". Всего три часа назад безумец стоял рядом с ним и смотрел в сторону входа в долину, где серо-стальная волна се-кохландийцев прижимала остатки отчаянно обороняющихся солдат к какому-то пруду или озеру. По крайней мере, об этом они могли догадаться по поднимающейся там пыли и вспышкам оружия, все более редкого и скудного.
Местность между Лебединым холмом и только что прорванной линией обороны была настолько холмистой, заросшей садами и стилизованными "дикими" рощами, да к тому же пересеченной оврагами, лощинами, ручьями и искусственными речушками, что гвардейский полк, перешедший в бешеную атаку, исчез из их поля зрения всего через несколько сотен ярдов, и, по правде говоря, в тот момент Креган-бер-Арленс больше не ожидал увидеть ни одного из этих солдат.
Тогда ему показалось, что битва проиграна.
Но кочевники не бросили все свои силы в атаку, они внезапно остановились, атакующая конница на правом фланге развернула своих коней и понеслась в сторону холмов, затененных вишневыми деревьями.
Какой-то отряд Пятого полка все еще оборонялся там. Ласкольник, стоявший в это время рядом с ним, благодарно прошептал:
- Они хорошенько прихлопнули их своими болтами.
- Ты видишь это?
Они находились примерно в полутора километрах от холмов.
- Нет. Но лошади ранены и убиты. Даже отсюда я чувствую это. Пока эти холмы не падут, Йавенир не ударит по городу. Эти громоздкие ходоки выигрывают нам время.- Кавалерист благодарно улыбнулся, и вдруг в его глазах появился странный, сводящий с ума блеск. - Скажите, Ваше Величество, здесь аристократия проводит эти скачки? Это… Великая имперская гонка?
Это был тот момент, первый за многие месяцы, когда император Меекхана на несколько ударов сердца потерял дар речи.
- Ты…думаешь… Генно, ты думаешь то, что я думаю, что ты думаешь?
Улыбка, скрытая под темными усами, выглядела особенно дикой.
- Меекх - действительно сложный язык, мой господин. Но, отвечая на ваш вопрос, да. Давайте отправимся в путь. Ударим туда. Все. В конце концов, "Молнии" показали, что там можно развернуться.
Император коротко рассмеялся и тут же умолк, поскольку выражение лица Ласкольника не изменилось ни на йоту. Значит, этот безумец не шутил.
- Знаешь ли ты, как выглядит маршрут этой погони? Она петляет между холмами, пересекает несколько ручьев, взбирается на холмы и падает с них так круто, что каждый год дюжина лошадей ломает на ней ноги, а несколько всадников ломают себе шеи. А местами его ширина составляет всего двадцать ярдов. И ты хотите пустить по нему сорок тысяч кавалерии?
 
Ласкольник покачал головой и улыбнулся еще шире.
- Нет. Не весь маршрут. Меня интересуют последние полмили. Та, что ведет прямо к кургану, где у нас были сигнальные флажки. Там местность прямая, более трехсот ярдов в ширину и достаточно длинная для уверенного бега.
Понимание снизошло на императорский разум, как ведро ледяной воды, внезапно вылитое на его голову.
- Ты уже видел этот маршрут раньше. Ласкольник пожал плечами.
- В прошлом году. Я думаю, что мог бы разводить лошадей, которые выигрывали бы эти скачки снова и снова. Те, что скакали тогда, были слишком тяжелыми и недостаточно сильными. Но об этом мы поговорим в другой раз. Только не позволяйте им заходить глубже, чем на полмили за эту насыпь. Я больше ни о чем не прошу.
Это был переломный момент… Креган-бер-Арленс мог бы посмеяться над Ласкольником, приказать ему атаковать укрепления под городом, как предусматривал их первоначальный план, или даже лишить его командования, но… Он видел блеск в глазах этого дикаря, тот самый, который он видел два года назад, когда Ласкольник предложил ему создать Конную армию. Он знал. Он знал, что это может сработать. И к тому же, к дерьмовому чувству юмора всех богов, чего-то подобного Йавенир уж точно не ожидал.
И когда эта битва наконец-то закончится, он наконец-то сможет заснуть.
- Сколько времени тебе потребуется, чтобы перевезти сюда кавалерию?
- Всю? Весь день и почти всю ночь. Если мы удержим свои позиции до утра, мы выиграем эту битву.
Креган-бер-Арленс чувствовал себя как человек, собирающийся прыгнуть в воду с обрыва.
- Ну… - Он говорил не так категорично, как хотел, но жестко. - Хорошо. Мы будем держать их в полумиле за курганом до рассвета. Тогда все в ваших руках.
- И пусть пехота всю ночь бродит перед своими линиями, делая вид, что сверлит дырки в земле, Ваше Величество. Чтобы кочевники были уверены, что мы превратили местность в кротовую нору, и уж точно не стали посылать за ними кавалерию. Ну, и они должны знать, когда отходить от нас.
- Что?
Ласкольник иногда говорил так, как будто ожидал, что другие читают его мысли.
- У нас будет только один шанс, потому что если Йавенир поймет, что мы задумали, он заткнет дыры, которые пробил в валах, и закроет нас в этой долине. И тогда нам понадобится еще день и еще ночь, чтобы вывести отсюда кавалерию. Когда мы движемся в атаку, пехота должна двигаться везде и в мгновение ока, чтобы отойти и освободить нам место, чтобы мы не столкнулись с ними и не остановились. В противном случае мы проиграем битву и будем вынуждены бежать.
- Я не убегу.
- И я хочу, - Генно Ласкольник смотрел на него с холодным вызовом в глазах. – Биться дальше.
- Гонцы.
Кавалерийский генерал покачал головой.
- Нет никакой гарантии, что все они прибудут вовремя и туда, куда нужно. И что? У вас есть идея, Ваше Величество?
Идея пришла внезапно, возможно, только потому, что Ласкольник упомянул что-то о побеге. Она напомнила императору того напыщенного дурака с титулом князя и титулом Хранителя Знамени. Почему бы и нет? Он большой, и когда он пролетит над Лебединым холмом, его будет видно из любой точки долины. Хорошо. И что может быть лучшим символом?
С этого момента командиры всех войск, вступающих в бой, знали, что когда на Кремневой Короне распускается цветок, они должны свернуть строй, убрать эстакады и сваи, оторваться от противника и оставить широкие проходы для атакующей кавалерии. А Норе приказано немедленно забрать прапорщика Субрена-куль-Марреса и доставить его в императорский шатер.
Наконец-то они перестанут прятаться за щитом и начнут действовать самостоятельно. Он чувствовал себя хорошо. Идеально ровно.
Креган-бер-Арленс поймал себя на том, что широко улыбается, хотя при виде этой улыбки даже его ближайшие слуги ускорили шаг.