Мое сердце – бензопила
– Может, тебя подвезти? – спрашивает Стрелковые Очки.
– И еще, – продолжает тарахтеть Джейд, забывая перевести дух, – ножницы и секатор отлично подходят к имени героя! Сами подумайте. «Кропси»! Если имя значимое, то не зря же! Загляните в словарь, когда до дома доберетесь. «Кроп» – кромсать, хоть снаружи, хоть сверху. Этим я и занимаюсь летом – мщу детишкам из лагеря. Подлавливаю их – и чик! В лесу, на плоту, в шахте – везде где угодно, у нас в Пруфроке.
– В смысле? – Ковбойские Сапоги оглядывается на приятелей.
– Мне надо быть осторожнее, – объясняет Джейд, протягивая руки к огню. – Подойду слишком близко и загорюсь, а через пять лет нагряну снова и перережу полгорода, как… Эх, я же про другое забыла рассказать! Блин! Представляете, когда снимали «Сожжение», у Тома Савини была с собой отрезанная голова Бетси Палмер из «Пятницы, 13-го», и актеры перекидывали ее друг другу, как волейбольный мяч? Кстати, о «Пятнице» – знаете, что в семьдесят девятом году одновременно с этим фильмом на другой стороне озера снимали «День матери»? Да-да, и съемочные группы по вечерам собирались вместе, пили пиво и понятия не имели, что ш-ш-шлюзы вот-вот откроются – как двери лифта в «Сиянии» – и… Случайно не придумаешь! Нет, вы представляете…
Джейд всей душой против, но глаза у нее на мокром месте.
Стрелковые Очки снимает куртку и набрасывает девочке на плечи. Он ведет ее подальше от мусорного костра, от драгоценного тепла, сажает на пассажирское сиденье запыленного авто последней марки, которое на стройплощадке выглядит крайне неуместно.
– Я в норме, – наконец выдавливает из себя Джейд, пытаясь доказать, что все в порядке, она может остаться здесь и говорить всю ночь, по слэшерам она всю домашку переделала, знает ответ на любой вопрос, только спрашивай, ну, пожалуйста, спрашивай.
– Отвезем тебя… – начинает Стрелковые Очки, вытаскивая ключи из кармана в спинке пассажирского кресла, и Джейд кажется, что он касается пальцами ее спины. – Ты что, и правда сбежала?
Джейд обдумывает вопрос – так долго, что он становится ответом.
– Куда тебя везти? – спрашивает Стрелковые Очки, заводя двигатель.
– Твоя тачка? – отвечает Джейд вопросом на вопрос. Она вытирает лицо, переводит дыхание и дышит полной грудью, глубоко, будто вот-вот разревется.
– Нет, вроде бы Коди, – уточняет Стрелковые Очки и кивает в сторону то ли Разных Перчаток, то ли Ковбойских Сапог. – Мы ее освоили.
Значит, Ковбойские Сапоги.
– Да иди ты! – Джейд замирает – проверить, понял ли тот, что она говорит на одном с ними языке. – Освоили – значит, вы ее… с-с-сперли.
Она ненавидит себя за то, что дрожит, что показывает слабость, что тело ее подводит. Ничего, пройдет. Если в теле еще теплится надежда, оно вполне может отогреться.
– Тачка мешала, когда мы на прошлой неделе разгружали баржу, – объясняет Стрелковые Очки, пожимая плечами. – Мы перевезли ее сюда, чтобы не помять во время разгрузки.
– Это же не значит, что теперь она в-в-ваша.
– Явится хозяин – вернем.
– Может, она м-м-моя. – Плечи Джейд дрожат, хотя на них накинута куртка.
Стрелковые Очки хватает с панели авто блестящую розовую ковбойку с надписью «Дедвуд» и трясет ею перед Джейд.
Джейд улыбается – все ясно. Любитель ужастиков на такую рубашку никогда не позарится.
– Куда едем, последняя девушка? – спрашивает Стрелковые Очки.
От того, что ее так назвали, сердце Джейд замирает. Замирает – и раздувается в груди, как воздушный шарик. Но…
– Это не про меня, – вынуждена признать Джейд, глядя сквозь собственное отражение в окно машины. – П-п-последние девушки – они девст… они ч-ч-чистые… не такие, как я.
– Ты не ответила.
– Я покажу. – Джейд кивает направо, в сторону центра Пруфрока. – Т-т-теперь ты.
– Что я? – удивляется Стрелковые Очки, аккуратно, по одному колесу, двигая машину через лежащую на боку часть забора. Выехать удается с трудом. Но когда он включает фары, Джейд касается его руки и мотает головой – не надо. Он послушно гасит свет. Впечатление такое, что они едут через церковь.
– Прежде я здесь не бывал. – Стрелковые Очки имеет в виду Пруфрок, который спит безмятежным сном.
– Повезло, – откликается Джейд, а по спине снова бегут мурашки – предала родной город. – Сверни сюда.
Стрелковые Очки, уверенно перебирая руками, сворачивает влево, машина неспешно едет мимо аптеки, мимо банка, и ощущение церкви пропадает. Теперь они словно плывут через картину под названием «Загадочные городки в горах», «Озерная пастораль», «Пусть 1965 год не кончается никогда».
– Твоя очередь. Я про себя рассказала – теперь ты. Иначе нельзя. Ты мне, я тебе, Кларисса.
Стрелковые Очки медленно водит головой из стороны в сторону, явно думая: девочка продрогла до костей, но держится молодцом.
Джейд кивает – да, она такая.
– Где ты провел последние четыре года?
– Я был… – начинает он и вдруг поджимает губы, смотрит перед собой в нетронутую фарами тьму.
– Расскажи про своего приятеля, – предлагает Джейд. – По которому вы не справляли поминки. Который не умер, или что там с ним случилось.
– Грейсон.
– Он уехал погостить к какой-нибудь дальней тетушке? И у нее в сарае вилы, в руках спицы, а в голове всякая муть?
Стрелковые Очки смотрит на нее искоса.
– Так обычно и случается, – объясняет Джейд, пытаясь показать, что не имела в виду ничего плохого. – Человека обидели, зло над ним подшутили, вот ему и надо уехать надолго, чтобы все о нем позабыли, зато потом, когда вернется, будет настоящий с-с-сюрприз.
– Ты сказала, что это место проклято.
– А знаешь, что фильм «Пятница, 13-е» хотел переплюнуть «Хэллоуин», но под конец забыл, что к чему, и переключился на «Кэрри»?
– Почему ты столько говоришь про ужастики?
– Слэшеры, – привычно поправляет Джейд.
– Не пойми меня неправильно, но тебе не приходило в голову, что ты просто прячешься…
– Разве ужастики не могут нравиться просто потому, что они классные? Обязательно надо искать серьезное объяснение?
– Я к тому, что у тебя нога кровит. Ты в норме?
Джейд его уже не слышит – она толкнула дверцу и выкатилась в холодную ночь, потому что больше нет сил терпеть – отца, город, школу. Вопросы, взгляды, суждения. Ловить грустные взгляды чудаковатого шерифа Харди. Учитель Холмс задает одни и те же вопросы всякий раз, когда она сдает письменную работу. А теперь еще и работяги со стройки, которых она раньше в глаза не видела, носятся с ней как с маленькой!
Да пошли вы все!
Джейд падает на четвереньки, как кошка, вскакивает и бежит вдоль пирса – так бегут, когда шнурки развязались, когда приходится вскидывать подбородок, потому что знаешь – бежишь слишком быстро. Она промчалась до середины пирса, и тут вспыхнули огни угнанной машины, перед ней возникла ее собственная тень и с деревянного настила нырнула в воду.
Надо бы остановиться, но доски скользкие – отлично, чем не прекрасное завершение прекрасной ночи: она взлетает над краем пирса, как летом прыгают дети, только до лета еще далеко, ей семнадцать лет, на улице минус один градус, а рассвет даже не зачинается.
Последнее, о чем Джейд успевает подумать, срываясь с пирса, – как глупо, что мерцающий свет вдруг застыл и больше не мигает, – и задерживает дыхание перед нырком в ледяную воду, пытается вспомнить слэшер, где действие происходит в снегу, но в голову приходят только «Холодная добыча» и «Холодная добыча 2», этого маловато, чтобы кровь не замерзла.
Вместо того чтобы поднять тучу брызг или пробить корку тонкого льда, которая вполне могла там оказаться, Джейд плюхается на дно зеленого каноэ, привязанного здесь всегда. Весла нет, нужно приносить свое.
Каноэ покачивается и чуть проседает.
Джейд садится, обхватывает руками затылок. Перед глазами все расплывается, и тут она слышит звук шагов, отвязывает шершавую нейлоновую веревку, ногой отталкивается от пирса и плывет навстречу темноте. На поверхности озера неторопливо потрескивает холстина льда. Чтобы не видеть Стрелковые Очки, который стоит на пирсе и ищет ее, Джейд эмбрионом сворачивается на дне каноэ, и бортовые кромки с обеих сторон надежно укрывают ее оранжевую гриву, посиневшие губы, окровавленную левую ногу, черное как смоль сердце.