Красная королева (СИ)

Вперед отправили лакеев. К нашему приходу посреди очаровательной изумрудной полянки был раскинут удобный ковер с грудами мягких подушек, чтобы нам было удобно сидеть, и стояли два низких столика, заставленных продуктами. По моему приказу все продукты были цельными: я запретила нарезать и холодное мясо, и хлеб, и сыр, мотивируя это тем, что нам будет интереснее сделать это самим.
На больших блюдах лежали крупные караваи хлеба, массивные куски запеченного мяса, в глубоких плошках — отварные яйца в скорлупе — чистить тоже придется самим. Жареные цыплята радовали глаз целыми тушками. Даже похожие на гигантские таблетки головки плотного маслянистого сыра были без единого разреза. Несколько плошек с первыми огурчиками и пучками зеленого лука, в отдельных малюсеньких пиалках — соль и такая дорогая приправа, как молотый черный перец. Более того, я разрешила подать к столу несколько кувшинов вина.
Сперва мы выпили за новоселье. Я рассказала фрейлинам, чьи комнаты тоже были почти готовы, и что в детстве слышала смешную байку:
— Когда комнату доделывают полностью, в первую же ночь нужно положить под подушку зеркальце и прошептать: «На новом месте приснись жених невесте». Вот кого вы во сне увидите, за того выйдете замуж.
Байка вызвала смущенные взгляды и неловкие улыбки. Я приказала разлить вино и с улыбкой пронаблюдала, как девушки и женщины, сперва слегка жеманясь, а потом все смелее, пьют. Закусить не дала, отвлекая болтовней.
На голодный желудок пара бокалов вина производили совершенно волшебное действие: мои дамы раскраснелись и хихикали. Когда пришло время делать бутерброды, помогать мне вызвалась мадам Лекорн. Я была только рада. Разумеется, не обошлось без брюзжания о том, что королеве пристало, а что нет. Однако я стойко держала оборону и сообщила своей старшей фрейлине, что праздник тем и отличается от обычных будних дней, что дозволяет некоторые нарушения формальностей. Не серьезные нарушения, разумеется, но: «… и кроме того, мадам, получить еду из рук своей королевы — незабываемое воспоминание. Вам я тоже приготовлю еду сама, в знак примирения, миледи Лекорн! Думаю, это будет забавно!».
Первый раз я назвала её не «мадам», а как и принято — «миледи». С некоторым удивлением она оглядела меня, но возражать не решилась, опасаясь, что я вышлю ее с прогулки. Я изображала из себя шеф-повара, отрезая каждой из фрейлин хлеб и мясо, позволив миледи нарезать сыр. В каждый бутерброд я сыпала крошечную щепотку перца и приговаривала: «Чтобы жизнь не казалась пресной!». Для каждой женщины из свиты я нашла любезный комплимент. Пикник прошел просто изумительно! Щенки добавляли суматохи и радости.
Время мы провели просто прекрасно. А поскольку я тоже позволила себе бокал вина, то в этот день не стала заниматься с мэтром Борнео, а предпочла отдохнуть в пустой комнате. Это было восхитительно. Внутренний засов, пусть и не отличался искусством работы или позолотой, но давал мне совершенно сказочную уверенность в том, что я наконец-то одна.
К вечеру миледи Лекорн выглядела весьма дурно. Мне кажется, у нее разболелась голова. И кроме того, она жаловалась на озноб, хотя в комнатах было очень тепло. Жалости я к ней совершенно не испытывала, но попросила мадам Менуаш заказать для фрейлины горячее вино с сухофруктами.
После порции глинтвейна мадам слегка полегчало, и я дала ей разрешение удалиться.
Ночью у дамы начались рвота и «недомогание желудка», как вежливо и завуалированно доложили мне, но, разумеется, будить королеву из-за такой мелочи никто не стал. К утру капитан Ханси счел необходимым послать донесение во дворец. У меня же день прошел как обычно, пожалуй, даже немного лучше именно благодаря отсутствию старшей фрейлины.
На следующий день к полудню прибыл дворцовый лекарь. Не тот, который «лечил» меня, мэтр Борен, а второй, имя которого я так и не запомнила и который имел только совещательный голос. Как выяснилось, его звали мэтр Агностио.
Он констатировал у миледи Лекорн разлитие черной желчи, вследствие усталости и хрупкого телосложения, и рекомендовал поить больную крепкими бульонами, горячим вином и какой-то травяной бурдой, которую состряпал самолично. Главное, что донес до всех остальных почтенный мэтр, больная не заразна. Капитан Ханси с облегчением выдохнул: он подозревал какую-то жуткую заразную болячку.
 
Выслушав доклад доктора, я благосклонно кивнула, поблагодарила его за услуги и не стала вмешиваться. Даже если эта тварь выживет, вряд ли она сможет продолжать свою службу. Угрызений совести я не испытывала. Ну, почти не испытывала…
Вечером, лежа в постели, я анализировала все, что произошло со мной в этом мире. И сам безумный факт попаданства, и то, что я выносила и родила ребенка. Моего сына, моего мальчика, которого я даже не могу сейчас повидать. И четко осознавала: если понадобится, я убью любого, вставшего у меня на пути голыми руками. Никто не будет издеваться над моим малышом и внушать ему идиотские убеждения. Никто не сможет вырастить из него такого же безмозглого и мягкотелого мамсика, которым был его отец. Никто и никогда!
Мне было дико вот так распоряжаться чужой жизнью. Все мое воспитание и моральные устои давили со страшной силой. Слово: «убийца» пульсировало у меня в висках. Я гнала от себя эти мысли, не позволяя собственному разуму взять надо мной верх. Этот мир строится на других законах и других принципах морали. Слабых здесь просто уничтожают. Я не дам себя уничтожить!
Наконец пришли слезы, а после них, уже от усталости — беспокойный сон…
* * *
Лето было уже в середине, когда я получила от герцога де Богерта очередную записку, сделавшую мой день солнечным. Герцог обещал, что на днях придет письмо от короля, которое изменит условия моего содержания.
И точно, через два дня капитан Ханси передал мне доставленный гонцом конверт, где на сургуче четко отпечатался государственный герб Луарона: в венке из дубовых листьев помещен щит с изображением стоящего на задних лапах льва. Надо львом — оттиск королевской зубчатой короны.
Муж сообщал мне, что гнев его слегка утих, и дозволял дважды в месяц приезжать на встречу с дофином. Больше всего меня поразило то, что собственную дочь, принцессу Элиссон, он даже не упомянул в этом письме. В общем-то, я знала, что на малышку всем наплевать, но не до такой же степени⁈
Визит в столицу был запланирован на начало следующей недели. А записка от герцога де Сюзора поясняла мне это удивительное чудо. Герцог сообщал, что между королевой-матерью и герцогом де Богертом произошла весьма неприятная стычка. Королева-мать попыталась поссорить сына со своим двоюродным братом, но де Богерт отвлек его величество от ссоры тем, что на свои средства устроил соревнования среди скаковых лошадей. При этом подарил королю роскошного черного жеребца невиданной стати. Союзник писал, что его величество радовался как ребенок и называл де Богерта «лучшим кузеном в мире». Призом на соревнованиях был золотой браслет, и этот браслет его королевское величество преподнес графине Лисапете Оранской.
Из всего этого я сделала выводы, что, выдавив меня из дворца, королева-мать вплотную занялась герцогом де Богертом. И именно герцог решил, что гораздо удобнее, если я буду оттягивать на себя часть сил и внимания Ателаниты. Муж же мой, похоже, не мог разобраться в собственном курятнике, и его, как младенца, можно было отвлечь новой погремушкой.
Понимая, какая сила стоит за супругом, я все же не могла не презирать этого красавца за редкостное скудоумие. Ну не хочешь ты заниматься государственными делами, это можно понять! Найди толковых помощников, передай дела им и можешь продолжать трахать все, что шевелится. В конце концов, ты отвечаешь не только за себя, болван ты этакий, а за целое государство!
Пожалуй, больше всего на свете я хотела похитить собственного сына и поселиться с ним в каком-нибудь дальнем поместье, воспитывая его, наблюдая, как он взрослеет и учится понимать этот мир. В то же время я признавала существующие реалии и догадывалась, что такого счастья судьба мне не даст.