Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ)

Полуголые и мокрые от пота кочегары не обращали на меня внимания: они торопливо перемещались вдоль открытых топок, скармливая им все новые и новые порции дров. Баня сама себя не нагреет, а час открытия уже близок.
Остановил одного из местных работников. Изобразил свирепое выражение лица и грозно, но не совсем внятно, произнес, ибо за щекой прятал на всякий случай золотую и серебряную монеты:
— По приказу его превосходительства сераскира надлежит мне осмотреть цистерну, что питает ваш хамам. Изволь указать мне вход, раб.
Кочегар-абиссинец недоуменно пялился мне в грудь, не смея поднять глаза на важного господина. Ему потребовалось усилие, чтобы понять мой вопрос. С жутким акцентом он ответил:
— Там лестница вниз. Под дом уходить. Там… ваш… эээ…
— Цистерна? – уточнил я.
Весь в разводах от сажи на темной коже, закопченный красавец с христианским крестом на шее, сверкая белоснежными зубами, молча указал направление. Я также молча протянул ему фонарь, чтоб зажег. Мне и в голову не пришло воспользоваться кресалом. Как им пользоваться, впрочем, как и множеством других непривычных мне действий, мне еще предстояло научиться.
С уже зажженным фонарём я приблизился к странному спуску, уходящему под примыкавший к баням дом. Древние, выщербленные стенки лестницы были выложены вперемежку камнем и кирпичом. Сам вход образовывала арка из светлых известняковых блоков, испачканных старой копотью. Она была завалена каким-то мусором, щебенкой, осколками керамики и землей. Мне предстояло протиснуться в узкий лаз, рискуя оторвать от себя мою «прелесть» с золотишком внутри.
Делать нечего, я грустно вздохнул и полез.
Не сказать, что я страдаю клаустрофобией. Но перспектива ползти неведомо сколько времени по темному и узкому лазу прельщала не особо. И ладно бы в руках был только фонарь, который, кстати, нужно было беречь так же, как и все остальное. Не хватало мне ещё и застрять там в полной темноте.
Прополз пару метров и задумался: а вдруг впереди будет так узко, что придется расширять лаз? Не руками же это делать?
Остановился, перевернулся на бок, достал ханджар. Теперь обе руки были заняты. Пришлось вначале вытянуть их, поставить фонарь, положить кинжал, подтянуться. Взять в руки фонарь и ханджар, вытянуть руки, поставить фонарь, положить ханджар, подтянуться... Я приготовился к долгому и нудному путешествию.
К моему удивлению и радости всего через пять-шесть минут такой змеиной «зарядки», не столкнувшись ни с одним завалом, я увидел конец лаза и открывающееся пространство. Оно с трудом просматривалось в неровном свете моего фонаря.
Повторив в последний раз уже привычный алгоритм движений «фонарь – ханджар – подтянуться», я высунул голову из лаза, пристроив сбоку свой источник света. Затаил дыхание. Вероятность того, что кто-то, кроме меня, решил «насладиться» видом заброшенной цистерны, тем более, спрятать здесь сокровища, была ничтожна. Но мне уже было достаточно беготни и драк. Долго прислушивался и всматривался. Полная тишина, нарушаемая только звуком падающих капель.
Выдохнул. Подтянувшись еще пару раз, вылез окончательно. Взял фонарь в руки, поднялся на ноги. И опять пока не обращал внимания на саму цистерну. Водил фонарем, высматривая, нет ли кого вокруг? Никого не было. Выдохнул еще раз.
Как человек, видевший знаменитую и поражающую своей красотой цистерну Базилику, я, наверное, должен был бы разочароваться при виде открывшегося бассейна. Уже по размерам он максимум претендовал на роль «закутка». Да и форма была нелепая, напоминавшая бумеранг, или знаменитую кривую турецкую саблю, которую вечно путают с ятаганом. Но я не разочаровался. Я обрадовался.
Осмотрел потолок, задрав фонарь повыше. Чуть наискосок от того места, где я стоял, в нём зияла довольно внушительная дыра, заваленная кирпичом, из кучи которого, в свою очередь, торчали уже изрядно прогнившие доски. Кажется, теперь стала понятна причина, по которой эту цистерну не включили в общий каскад. Землетрясение. Наверняка. Кирпич и доски от разрушенного дома. И после уже никто не решился сюда наведываться. Лучшего места и не придумаешь. Не было надежней гарантии, что сюда в ближайшее время полезут какие-нибудь рабочие.
 
Поставил фонарь на землю. Бережно уложил рядом все свои сокровища. И хотя было и сыро, и прохладно, я не обращал на это внимания.
Разделся догола. Стал думать, как аккуратнее влезть в воду. Пока раздумывал, моя ступня и мокрый камень под ней все за меня решили. Поскользнулся и с грохотом свалился в воду, попутно стукнувшись головой о край этого громадного «бассейна». Благо было неглубоко, тут же вскочил на ноги. Воды было по пояс. Все ж таки в густой шевелюре, смягчившей удар, есть свои достоинства. Невеликие… Привык я к лысой голове!
«Шевелюра шевелюрой, – подумал я, – но ты бы уж поберег голову. Такими темпами недолго и дурачком стать! Ладно – за дело!»
Разглядеть дно не было никакой возможности. Фонарь не пробивал даже такую небольшую толщу воды. Переставил его на край бассейна.
Делать нечего – нырнул. Стал руками ощупывать дно, двигаясь к краю. Уперся в стенку. Рука пошла в сторону – и провалилась!
Нет, мне сегодня определенно фартило! Вода чуть подмыла край стенки, и между дном и этим краем образовалась небольшая ниша. Вынырнул. Схватил ящик. Теперь, уже держа голову над водой, пристроил ящик в эту нишу. Идеально! Чуть подумав, схватил лежавший на краю большой камень и привалил его к ящику. Не подкопаешься!
Теперь преступная одежда. Схватил ее в охапку, пошел к дальнему острию цистерны-сабли. Где-то на середине почувствовал, что дно резко ушло вниз. Пришлось чуть проплыть. Ближе к «острию» снова встал на ноги. Нырнул, положил одежду на дно, рукой нащупал несколько камней, придавил одежду. Вынырнул.
«Мало камней!» – подумал и нырнул обратно.
И, пока не воздвиг над одеждой небольшой холм из камней, не угомонился.
«Мне сейчас случайностей не нужно!» – думал, выбираясь из воды.
«Так! Осталась кедровая коробочка, которую в воду не сунешь, фонарь и ханджар. Фонарь лучше оставить в паре метров от входа в лаз. Снаружи никто никогда не увидит, а мне ползти в следующий раз в полной темноте, тоже нет надобности. Надо раздобыть кресало. Ханджар... Ханджар...»
Опять пришлось лезть в воду. Подумал, что лучше всего будет положить его рядом с камнем, прикрывавшем ящик.Пристраивая ханджар, еще раз бросил взгляд на дыру в своде, заваленную кирпичом.
«А, ведь, если подтянуться чуть-чуть, достану. И вон за той гнилой доской коробочка и поместится!»
Так и вышло. Я выдохнул. И хотя дрожал от холода, был доволен. Облачился в свои обноски прямо на мокрое тело. Взял фонарь в руки. Опять медленно и подробно, метр за метром обвел светом все пространство и свода, и поверхности воды.
«Чистая работа!» – хмыкнул удовлетворенно.
И уже обратная дорога по узкому лазу не казалась мне сложной и утомительной.
Я вылез из подземелья на свет божий новым человеком. Никто не узнает в обтрепанном оборванце во влажных грязных обносках и с всклокоченной шевелюрой прежнего толстого важного турка. Скорее я сойду здесь за местного служку. Мне никто не помешал добраться до главного входа в главный корпус Гедикпаша Хамами.
Утро уже было в разгаре, в баню спешили первые посетители. Клиентов было немного – не то, что в четверг, когда перед пятничной молитвой толпы мусульман спешат на омовение. За важными посетителями следовали слуги с черными атласными сумкой с банными принадлежностями. Всех встречали банщики-теллаки, почтительно кланялись и провожали внутрь. Но на меня все смотрели как на пустое место, а албанцы, которые, как среди них было принято, работали в хамаме, – с нескрываемым презрением.
Но мне было плевать на косые взгляды. Я заслужил свой кусочек кайфа, я нуждался в основательной отмывке, стрижке и новой одежде. Я хотел очиститься хотя бы внешне. В данную минуту я хотел в хамам больше всего на свете.
В стороне от албанцев стоял полуголый грек с крестом на шее и в традиционном банном полотенце вокруг бедер – в пештемале. Я подошел к нему, вынул изо рта золотую монету и незаметно показал: