Страна Арманьяк. Компиляция. Книги 1-7 (СИ)
Я пожалел, что со мной нет аркебузы. Бабахнул бы в потолок в лучших разбойничьих традициях — и конец суматохе. Правда, возможен инфаркт у хозяина, но это уже ерунда.
Легонько постучал кончиком эспады по медному котлу.
Ноль эффекта. Вопли и топот заглушали все звуки. Меня никто не собирался замечать.
Немного разозлился, спихнул котел со стола на пол и рявкнул громче медного звона:
— Achtung! Tudit naperekosyak!.. Мэтр Эммануил, объяснитесь, что здесь творится?
Паренек заметил меня первым и, мигом сориентировавшись, юркнул ко мне за спину.
Хозяин по инерции кинулся за ним и чуть не наткнулся на кончик эспады.
— Я еще раз спрашиваю: что здесь творится, мэтр? — пришлось повысить голос.
— Он… он… — Хозяин, пыхтя как паровоз и задыхаясь, не мог вымолвить ни словечка.
— Мэтр, успокойтесь, — пришлось смягчить тон. — В любом случае он от вас никуда не денется.
Паренек, услышав эти слова, испуганно пискнул и забился в угол.
Мэтр отдышался и выпалил:
— Это исчадие ада, ваша милость, опрокинуло мой шкаф с посудой, испортило баранью тушу, залило новую скатерть вином, уронило перечницу в суп и…
— Это не я… — пискнул паренек.
— А кто?! — взвыл хозяин. — Взял на свою голову, погубит меня когда-нибудь моя же доброта. Убью, не пожалею, возьму грех на душу…
— Тихо, тихо… Кто он такой?
— Работник мой. Пожалел на свою голову сироту. Мне нужен был слуга, а тут он из Арманьяка с беженцами пришел, говорит — сирота. Нешто я без сердца. Обогрел, приютил…
— …обобрал… — продолжил я за хозяина.
— Что? — Мэтр в недоумении выпучил глаза.
— Не обращайте внимания, мэтр. Ну и что вы собрались с ним делать? Убить? — поинтересовался я. — Ваш вертел вполне для этого подойдет. Только надо бить в живот прямым уколом. Тогда вы проткнете желудок, и мальчишка будет помирать долго и мучительно.
— Н-не надо! — Мальчишка попытался сбежать, но я его успел поймать за шиворот.
— Н-нет… — Мэтр испуганно уронил вертел на пол и в смущении спрятал руки за спину.
— Как тебя зовут, маленький негодник? — Я легонько встряхнул паренька.
— Франсуа… Франсуа, Франсуа меня зовут, в-ваша… м-милость. — У парнишки зуб на зуб не попадал от страха.
— Ну, и что с тобой делать?
— П-поймите… П-простите…
— Сколько тебе лет?
— Ч-четырнадцатый на Рождество п-пойдет…
— А не скажешь! — подивился я.
Мальчишка показался щупленьким и худющим. Вот что с ним делать? Выгонит его на улицу хозяин, как пить дать… Или пришибет. Много ли ему надо? В чем только душа держится…
— С лошадьми обращаться умеешь?
— Да, ваша милость… С малолетства…
— М-да… Мэтр Эммануил, что вы с ним собрались сделать, без шуток?
— Не знаю! — Кабатчик уже успокоился, но все равно пыхтел от злости. — Выгнать бы его, но я успел вложить в него деньги…
— Сколько?
— Опять же одежда… передник… колпак…
— Сколько?
— Пять… пятнадцать денье! — выпалил метр.
— Короче, получишь семь денье, и я его забираю себе в слуги.
— А ущерб? — взвыл хозяин.
— Тогда оставляй его себе, но мы закупимся провизией в дорогу на стороне, — равнодушно бросил я мэтру и подтолкнул мальчишку в его сторону.
— Договорились, — поспешно заявил хозяин гостиницы.
— Вот и ладно. Франсуа, будешь служить нам? — поинтересовался я у мальчика.
— Буду, ваша милость! — Парень изобразил что-то вроде поклона вместе с реверансом и, покачнувшись, чуть не упал.
Экое он все-таки несчастье… Чувствую, пожалею я о своем решении… Хотя без слуги уже никак не обойтись… Или пажом его сделать… Нет, пока — в слуги.
— Вот и хорошо. Нанимаю тебя в слуги. Жалованье положу достойное. Но есть одно условие!
— Какое, ваша милость? — Паренек настороженно на меня уставился.
— Вымыться! До скрипа! Переодеться в чистое. И быть таким всегда. Иначе я тебя повешу на первом же суку! — грозно зарычал я на паренька.
— Я его отдраю как медный таз. Блестеть будет, — поспешил меня заверить хозяин гостиницы, боясь, что сделка сорвется.
— Н-не надо! Я сам, — возмущенно пискнул мальчишка. — Обязуюсь.
— Вот и хорошо. Есть во что достойное у тебя переодеться?
— Есть, — живо заверил он меня. — Чай, не сервом был. Верхняя одежда есть и две смены белья.
— Хорошо. Сейчас вернется мой эскудеро. Пойдешь с ним на рынок, и выберете облачение моих цветов. Для тебя. Парадное. Все, свободен, бегом марш мыться, а вас, мэтр, попрошу ко мне. Поговорим о провизии.
В результате деловой беседы хозяин обязался поставить мне трех гусей копченых, два окорока оленьих и один свиной, все разного копчения, половину большого круга твердого овечьего сыра от горных басков (уверял, пройдоха, что хранится долго) и по маленькому кругу сыров одижье и бри, масла оливкового глиняную бутыль, топленого коровьего низкую крынку. Сушеного гороха, бобов, дробленой пшеничной крупы в насыпку и мешочек грубой муки. Конечно же вязанку полюбившихся мне копченых угрей и напоследок три больших каравая хлеба. Ах да… совсем забыл. Еще три примерно пятилитровых меха с вином из винограда Финь-Шампань и десятилитровый овальный бочонок с яблочным сидром. Бочонок у нас с собой был — подарок из доминиканского приюта, так что платить пришлось только за сидр.
Ударили по рукам, но я быстро сбил все довольство с хозяина, заявив, что окончательный расчет с ним проведет шотландец, предварительно согласовав цены. Уж этот цену собьет наполовину, если не меньше.
Когда мэтр Эммануил накрыл стол, вернулся Тук, красный и довольный, заявив, что весь фураж он прикупил по сходной цене.
Только сели обедать, как нарисовался Франсуа. Чистый, переодетый и с тощим узелком в руках.
С первого взгляда он мне показался страшненьким, что и зачлось в совокупность моей жалости к нему. Но сейчас он предстал в совсем другом виде. Так же, как и прежде, он казался довольно тщедушным, но стройным, с отличной осанкой. Теперь же проявились правильные черты лица, легкая скуластость и смуглость кожи, рот с пухлыми, но красивыми губами. И слегка вьющиеся кудри до плеч цвета воронова крыла. М-да… Красавчег, однако. Такого в девчонку нарядить — никто и не заметит подмены. Щуплый вот только… Не знаю, как с конями будет справляться… Ладно! Откормлю! Все равно уже не выгонишь.
Парень переоделся в потертую короткую, но чистую курточку. И, к моему удивлению, в шоссы с пуфами. Где он их раздобыл, интересно, явно не по сословию одежка. Правда, все одноцветное и изрядно потрепанное. И на ногах были раздолбанные и расползшиеся сапожки…
— Это Франсуа, наш новый слуга, — представил я его Туку. — Просил — вот, получай.
— Чё-то он дохлый какой-то… — с сомнением буркнул шотландец.
— Я сильный! — гордо заявил парень и отчего-то покраснел.
— Это дамуазо Уильям Логан, мой эскудеро. Поступаешь в его полное распоряжение, — проигнорировал я ворчание Тука и бахвальство пацана. — А тебе, дамуазо, придется после обеда сходить с ним на рынок и подобрать какую-никакую кольчужку с кинжалом и еще одежонку темно-синего цвета, как парадную. Но в рамках, без роскошества. Ну, сам знаешь…
— Знаю, — на удивление покладисто согласился шотландец. — Только кольчужку ему больно жирно будет. Жак сойдет, хотя видел я и кольчужки подержанные — дешевые. А кинжал я свой старый отдам. Он ему и как меч будет. Поддоспешник тоже мой перешьем. М-да… Без защиты никак. Заяц пукнет — и пришибет невзначай. Что ж ты, парень, дохлый-то такой? Это сколько же денег-то потратить придется, чтобы откормить тебя?
— Я мало ем… — смутился Франсуа.
— Это и плохо! — в один голос рявкнули мы с Туком, заставив вздрогнуть паренька.
— Давай, парень, возьми себе со стола еды, сколько осилишь, и иди вон в уголке поешь, — разрешил Тук и посмотрел в мою сторону, ожидая одобрения.
Увидел кивок и продолжил:
— И сидра налей, вон кружка деревянная стоит. А вот вина тебе не видеть еще лет пять. Пока жирок не наешь. Все, вперед. Выполнять не прекословя, иначе уши обдеру.