Сестры
— А меня пустят? — с опаской спросила она.
— Если пообещаешь контролеру, что не будешь соблазнять меня в темноте, то пустят.
— Как же я могу пообещать то, — Катя уже вовсю смеялась, — чего заведомо не смогу исполнить!
Она остановилась и, запрокинув голову, залилась смехом. «Боже, как хороша, как хороша, — думал Кирилл, не сводя с Кати взгляда и заражаясь ее веселостью. — И моя. Моя девочка».
Чувство, что он владеет ею, что может целовать, обнимать, ласкать эту хохочущую красавицу, когда пожелает, пьянило Кирилла. Хотя в мыслях он немного преувеличивал. Они, конечно, упоенно целовались на улицах, в подъездах, дома у Кирилла в те редкие часы, когда никого больше в квартире не было. Но дальше страстных обжигающих поцелуев дело не шло. И не потому, что их сдерживала стыдливость или предрассудки — это было бы смешно, — просто не хотелось наспех, каждую минуту ожидая прихода или родителей, или младшей невыносимой сестренки Кирилла. У себя дома Катя даже представить себе не могла любовную с Кириллом сцену. Она была уверена, что и стены, и мебель, и книжные полки, не говоря уже о предательских простынях, выдадут ее маме с головой, и уж тогда пощады не жди. К тому же и Лиза иногда возвращалась из университета в самые неурочные часы.
Они подошли к кинотеатру, без труда взяли билеты, фильм начинался через пятнадцать минут. Прошли в фойе, купили мороженое и стали угощать друг друга разноцветными шариками — кто сумеет больше слизнуть. Наблюдая за Катей, за ее проворным ярко-розовым язычком, Кирилл почувствовал, что сходит с ума. Перед глазами неотвязно стояла картина: они занимаются любовью прямо здесь, на этом шатком столике, не видя и не слыша ничего вокруг…
— Что с тобой? — невинно спросила Катя, прекрасно понимая, что происходит с Кириллом. Не надо было быть большим психологом, чтобы прочитать в его глазах невыносимое желание.
— Ничего, — ответил он хрипло, даже немного грубо и хоть и с трудом, но оторвал взгляд от ее лица. — Пойдем в зал.
Они сели в центр полупустого зала, уже привычно взялись за руки, свет погас, и Кирилл прикрыл глаза. Он лихорадочно соображал, с кем можно договориться насчет квартиры, — ну хотя бы на один вечер. На ночь, конечно, нереально. Кто ее отпустит? А вот вечер — в самый раз. Мелькнула совсем уж бредовая мысль, не попросить ли Иринку об одолжении, но тут же сам себя одернул — окончательно спятил.
Иринка училась на экономическом факультете и была на четыре года старше Кирилла. И именно ей он был обязан первыми познаниями в любовном искусстве. Познакомились они на вечеринке у Венгра, который спал с ее подругой и решил сделать Кириллу к двадцать третьему февраля такой вот подарок — многообещающее знакомство с прекрасным боевым товарищем. Уже в первую ночь все и произошло. Ребята пошли провожать девушек — те снимали на двоих двухкомнатную квартирку в Беляево — и, естественно, были приглашены на чашечку кофе. В доме как-то сразу разошлись по комнатам, и о кофе больше никто не вспоминал.
Ирина немедленно взяла инициативу в свои руки. Ловко расстегнула Кириллу ремень, «молнию», брюки с него упали сами собой… На секунду ощутив неловкость, Кирилл отшатнулся от Иры и наступил на собственные штаны. Поднял голову и наткнулся на ее спокойный взгляд. Неуверенность исчезла. Незнакомым для самого себя движением Кирилл одновременно справился с брюками, носками и ботинками. Подался к Ирине. Снял с нее кофточку, попытался совладать с застежкой бюстгальтера, не смог и отвел руки, словно почувствовав, что дальше все произойдет и без его участия. И действительно, не произошло даже малейшей задержки: с Ирининого тела соскользнул лифчик, полетели в сторону колготки, за ними последовали и трусы. Она, наверное, получала немалое удовольствие от его неумения и робости. Дальше Кирилл помнил себя уже в постели, но как-то смутно. Даже не смог бы толком восстановить в памяти, как выглядела обнаженная Ирина. Вот пыхтение и стоны из соседней комнаты впечатались в память, наверное, намертво.
Утром сбежал, когда все еще спали. Представить себе, как он станет смотреть Ире в глаза, было трудно. Но днем к нему как ни в чем не бывало завалился Венгр, сказал, что вечером их ждут в гости и что Ирина с Зоей конечно же пойдут с ними.
С тех пор Кирилл не раз побывал в Зойкиной квартире, как приятели называли дом девушек. Они шумно выпивали, расходились по разным комнатам, и Кирилл старательно набирался опыта. И Зоя, и Ира считали, что главное в жизни — получить удовольствие, и ни в чем себе не отказывали. Венгр уже намекал Кириллу, что неплохо бы как-нибудь объединить усилия и собраться, наконец, большой дружной семьей в одной комнате, но здесь Кирилл был непреклонен.
Две недели назад Зоя срочно вылетела в Новгород, к маме, которая тяжело заболела, и Ира на время осталась в квартире одна. Она настойчиво предлагала Кириллу перебраться к ней хоть на несколько дней, но Кирилл, чувствуя, что девушка начинает к нему серьезно привязываться, стал избегать встреч, поскольку связь свою с Ирой считал чисто познавательной. Вот с Катей…
С Катей, конечно, другое дело. Здесь попахивало любовью со всеми вытекающими отсюда последствиями. На Кате бы Кирилл женился.
Скосил глаза в ее сторону и увидел: она поглощена экранным действом.
«Вот интересно, — подумал он. — Девочки существуют в параллельных мирах, и мне это даже нравится. Но требовать от Кати то, что дает мне Ирина… Нет, невозможно представить».
Еще немного подумал и решил, что, пожалуй, Ира для него уже перестала существовать, с ней кончено. Даже в мыслях он не хочет невольного сопоставления, оскорбительного для Кати.
Успокоившись на этом выводе, Кирилл решил обратить внимание на фильм, о котором слышал много хорошего. И вскоре был поглощен не меньше Кати. Смотрели «Ночной портье» Лилианы Кавани.
Из кинотеатра вышли притихшие и погрустневшие. Долго шли молча, не разнимая рук.
— Знаешь, Кирилл, — Катя остановилась и посмотрела на него без обычного своего лукавства. — Все правда. Любовь съедает человека. И уж если ты ей попался, если она дала выход твоей сути, то может произойти все что угодно. Мы никогда не знаем, на что способны.
— Философ ты мой любимый, — Кирилл наклонился и поцеловал кончик покрасневшего от холода носа. — И какой вывод следует из твоей сентенции?
— Вывод очень простой, — Катя помолчала, ей хотелось, чтобы Кирилл проникся торжественностью момента. — Я люблю тебя. И я хочу всегда быть с тобой. Всю жизнь.
Кирилл застыл. Он понял, что происходит нечто очень серьезное, и, наверное, из-за того, что немного испугался и очень сильно разволновался, почувствовал легкость и одновременно головокружение. Потянуло на сумасбродство, на дерзость.
— Я хочу сказать тебе «да», — тихо и горячо сказал он. — Но на четко поставленный вопрос.
Катя посмотрела на него с вызовом. Выдержала паузу.
— Ты будешь моим мужем? — спросила очень твердым голосом.
Кирилл посмотрел на небо, почесал в затылке, задумчиво уставился на Катю.
— Я должен подумать, — выдал, наконец.
Катя сначала опешила, а потом бросилась на него с кулаками. Он поймал ее, прижал к себе и, уже не дурачась, задышал прямо в ухо:
— Да, да, да…
Они долго целовались, забыв о морозе, о людях, которые проходили мимо, — некоторые с улыбкой, некоторые равнодушно, а некоторые с осуждением на лице. И опять бродили по Москве, пили кофе с коньяком в маленьком ресторанчике и считали дни — сколько там осталось до Катиного совершеннолетия, и строили замечательные планы.
Домой Катя вернулась поздно, получила привычный нагоняй от мамы, пожала плечами на вопросительный взгляд сестры и, счастливая каким-то абсолютным счастьем, завалилась спать. Мысленно она жила уже в будущем году и находилась в будущей своей прекрасной роли — жены Кирилла.
7
Лиза швырнула книгу с таким отвращением, что напугала сама себя. Та обиженно стукнулась о стену и свалилась на пол. Владелица угрюмо проследила путь ни в чем не повинного учебника. Неожиданно стало совестно — встала, подняла его с пола и уже аккуратно положила на стол. Было тошно. Было так тошно, что отвлечь не могло ничто: ни описание исторической эпохи, ни закрученный детектив, дожидавшийся своего часа на столе, ни боевик, который увлеченно смотрели в соседней комнате родные.