Тот, кто утопил мир
Слуга ответил:
— Дворец Изобильных Благословений — резиденция Его Высочества Третьего Принца.
К востоку раскинулось темнеющее озеро, которое они с Сейханом пересекли по мраморным мосткам. На скалистом островке посреди озера возвышался холм, увенчанный пагодой. Леса, озера и охотничьи угодья, скрытые за стенами Императорского Города, не уступали диким, но казались — а по сути, и были — не вполне настоящими. Баосян знал: куда ни глянь, тут все завозное и обустроенное на радость императорской семье, начиная с земли для насыпного холма и заканчивая озерной рыбой. Воздух дрожал от стрекота цикад.
Баосян вспомнил, с каким выражением лица Великий Хан смотрел на своего сына. Самая знакомая вещь на свете — ненависть отца к собственному сыну, не за поступки отпрыска, а за самую его сущность. Предвкушение Баосяна приобрело несколько садистскую остроту, направленную на себя самого в той же степени, что и на Третьего Принца. Он подумал: я тебя насквозь вижу.
Баосян сказал Сейхану, по чьему лицу читалось, что он пришел к неутешительному выводу:
— Подожди здесь.
Пока он ждал в приемной, слуги зажгли вокруг лампы. Ожидание было долгим. Уже стемнело, когда снаружи послышались неразборчивые голоса и вошел Третий Принц.
На один ужасный миг Баосяну почудился Эсень. Таким, каким он был не на краю гибели, а еще до начала похода — нескладный юнец, который вечно рисовался, точно дарил другим возможность собой полюбоваться.
Баосян вскочил и поклонился:
— Приветствую Третьего Принца.
Тот плюхнулся в кресло, не ответив на поклон. Состроил гримасу отвращения, но не смог скрыть интереса к Баосяну, столь сильного, что тот ощутил слабый отклик. Так синяк пульсирует болью.
— А мы что, сегодня еще не здоровались, Принц Хэнани? Тебе не хватило? Или пожаловаться пришел? Не понравилось мое приветствие? — По губам, изогнутым точно лук, пробежала улыбка. Видимо, ему грело душу воспоминание об унижении Баосяна. — Сказал бы лучше спасибо, что досталось платью, а не руке.
Какой хороший подарок — встретить здесь, в безжалостном дворце, человека, которого можно читать как книгу. Баосян спросил мягким, точно прикосновение, голосом:
— А тебе нравится видеть меня испуганным?
Лицо Третьего Принца дрогнуло. Так мимолетно, что Баосян понял: принц даже не осознал, что тело его выдало.
— Нравится? Да мне противно видеть мужика, который ведет себя как ты. Ну, по крайней мере, ты получаешь по заслугам.
— А я это заслужил? Всего лишь тем, что боюсь? — Вопрос прозвучал горше, чем хотелось Баосяну. Третий Принц презирал его за тот страх, который лежит на поверхности. Но самому Принцу — глубоко в душе, куда никто, как он думал, не в силах заглянуть — было еще страшнее.
— Не валяй дурака. — Дыхание Третьего Принца участилось. Ему не терпелось ударить до крови, пусть и словами. — Все знают про второго сына Чаган-Тэмура. Сына, который ложится под мужчин. Бедный Чаган! Мы не понимали, как он вообще терпит тебя, невероятный позор для семьи. Ему это чести тоже не делало.
Он ел Баосяна глазами, ждал реакции. Все это выглядело так жалко. Третий Принц полагал, что его слова бьют точно в цель, ведь ему самому было бы обидно услышать подобное в свой адрес. На большее воображения не хватало.
Как же они все ненавидят Баосяна за извращенность, а у него и в мыслях подобного никогда не было.
Баосян заметил:
— Вижу, моя слава бежит впереди меня.
— Так и будешь стоять столбом и глотать оскорбления? — Третий Принц недоверчиво наморщил лоб.
— А ты ждал, что я с тобой подерусь? Если думаешь, что меня волнует фамильная честь — или даже моя собственная, — ты не знаешь моей репутации. — Баосяна охватило злое возбуждение. Как легко оказалось притворяться тем, кем его хотят видеть. — Зачем мне отрицать твои слова? Это же правда.
Загар у Третьего Принца был послабее, чем у Эсеня. Под бородкой тут же проступил румянец. Баосян сделал шаг ему навстречу.
— Я — именно такой, каким меня все считают. А ты это понял еще в Хичэту, на Весенней охоте, верно? Как только впервые увидел меня. Еще до того, как узнал, что обо мне болтают…
Третий Принц рявкнул:
— Да на тебя посмотреть достаточно! У тебя на лбу написано, чем ты балуешься. Что тебя заводит.
— Да. Вот такой я извращенец! — Тысяча чужих голосов из прошлого говорила устами Баосяна, разжигая его злобу. — Вообрази все эти постыдные, бесчестные поступки, от которых в отвращении отшатнется любой нормальный мужчина. Представь, какое наслаждение я от них получаю.
Третий Принц не сводил с него глаз. Колотится ли у него сердце? Сердце самого Баосяна билось спокойно, как никогда. Он предвкушал дальнейшее без капли возбуждения. В нем осталась только густая чернота гнева. Он добавил шелковым голосом:
— Подумай, зачем я сюда явился.
Он быстро шагнул вплотную к Третьему Принцу и положил руку ему на колено.
Принц уставился на него расширившимися глазами, но тело выдало молодого человека, отвечая на неловкое прикосновение Баосяна. Того захлестнуло садистское ликование. На меня смотреть стыдно? Себя постыдись… Еще секунда. Затем Третий Принц взвился над креслом и ударил его кулаком в лицо.
Каким-то чудом Баосян удержался на ногах. В ушах звенело. Щека горела огнем. Это он тоже проходил, и не раз: очередной воин демонстрирует свое физическое превосходство, пока жертва корчится от боли. Разве не все они отметились по очереди? Сначала его отец, а потом остальные воины — все, кроме Эсеня. Вот в чем ирония. Эсеня всю его жизнь учили наносить раны, но ему никогда не требовалось бить Баосяна, чтобы причинить тому боль.
Ну что, братец, научился я в конце концов давать сдачи?
— Жить надоело? — выплюнул Третий Принц. Вместо румянца он пошел гневными пятнами. Но и гнев его был предсказуем: яростная, инстинктивная попытка оправдаться — это все извращенность Баосяна, и ничего более, сам я ничего не чувствую и не хочу. Хочет и позорится Баосян, а я тут ни при чем.
Вряд ли это что-то меняло. Признал Третий Принц свои наклонности или нет, его отец уже смотрел на сына с ненавистью.
Баосян опустился на колени. Принц не шелохнулся.
Любимая куртизанка Баосяна в Аньяне была очень сведуща в поэзии и умела его рассмешить, но ее истинный талант был в другом. Он помнил, как прохладные рукава скользили по коже, пока он изнывал от нетерпения. Легкие, словно бабочка, прикосновения, склоненная голова… Казалось, это было невообразимо давно. Осколок безмятежных дней до того, как все рухнуло.
Впрочем, и тогда жизнь не была спокойной. Еще миг он предавался ностальгии — а потом с головой окунулся во тьму.
Третий Принц ухмыльнулся:
— Посмотри на себя — умоляешь, чтобы тебя унизили. Да ты вообще хуже всех. Выбирая, кого пнуть первым, уличного пса или тебя, я выбрал бы тебя.
Баосян взглянул на его юное жестокое лицо, в обрамлении ниспадающих воинских кос, и с трудом скрыл презрение. Воины так гордятся своей стойкостью перед лицом физической боли, но не могут вынести ни минуты того позора, на который обрекают Баосяна при любой возможности. Он зло подумал: «Ну и кто из нас сильней?»
— Верно, — согласился он. — Я хуже всех.
* * *Снаружи Сейхан протянул ему платок. По дороге Баосян прижимал его к ссадине под глазом. Распухшие губы пульсировали болью. И только у западных ворот Императорского Города Сейхан наконец произнес с завидным спокойствием:
— Итак, сын врага моего врага — мой друг. Он обещает вам свое покровительство?
— За то, что я один раз поиграл на флейте? Нет! — Сам процесс его не вдохновлял, однако боль в губах и челюсти вызывала ощущение достигнутой цели. — Но со временем — да. Он молод, а я даю ему то, на что он никогда не рассчитывал. Ему просто нужно привыкнуть.
— И сколько он будет привыкать? — Судя по виду, Сейхан пытался оценить намерения Императрицы и шансы Баосяна выжить без могущественного покровителя. Сколько он продержится — неделю, две, четыре?