Кровавые розы (ЛП)

— Ладно, тогда я приношу свои извинения. Ты этого хочешь? Я проболталась сгоряча, но если ты будешь так дразнить меня… — она подошла ближе и погладила его по лицу, заиграв тонкими пальцами с его подбородком. — Знаешь, ты всё равно лучший, кто у меня когда-либо был, Калеб.
Протиснувшись между ним и окном, она провела рукой вниз по его груди к паху — изящной рукой, которая вызывала смерть так же легко, как заказывала выпивку.
— Самый лучший.
Он не дрогнул.
— Хотел бы я сказать то же самое.
Фейнит улыбнулась.
— Я понимаю, почему ты хочешь защитить себя, — она облизнула губы и наклонилась, желая поцеловать его. — Уязвимость даётся тебе нелегко, не так ли? И ты ненавидишь то, что я заставляю тебя чувствовать.
— Ты всегда думаешь, что можешь расположить меня к себе, не так ли?
Она улыбнулась ему в губы.
— Ты никогда никого не хотел так, как хочешь меня. И мы оба это знаем.
Но не больше. Глядя в глаза Фейнит — глаза такие холодные и бесчувственные во всех смыслах, — он как никогда кристально ясно это осознавал. Каким оцепенелым он чувствовал себя в её присутствии, не в силах вынести прикосновение женщины, которую он когда-то жаждал, которая, как он когда-то считал, способна удовлетворить все его потребности.
Однажды она возбудила его, очаровала, когда он окунулся в плотские утехи, наслаждаясь погружением в свои первобытные инстинкты. Фейнит удовлетворила так много его тёмных потребностей, настолько, что она стала зависимостью, без которой он не мог жить. Он обожал её. Процветал благодаря тому, как они искрились. До того, как она разорвала его на части, поиграв с его чувствами — чувствами, которые он считал любовью.
Она наслаждалась его мрачностью, его жестокостью, грубостью и поощряла это. Теперь это вызывало у него отвращение, потому что он понимал, что всё, что она сделала, это заставила его ещё глубже потонуть в этих глубинах ради собственного насыщения. И, услышав эти описания его прошлых деяний, слетающие с её губ с таким весельем, он почувствовал укол стыда — и не в последнюю очередь, по какой-то необъяснимой причине, из-за присутствия Лейлы, когда она произносила их.
— Так ты говоришь Джарину? — спросил он.
Фейнит замолчала, её губы дрогнули, но теперь на её безупречном лбу появилась лёгкая морщинка.
— Ты знаешь, как это работает. У него хорошая наследственность. Равный.
— Но мы оба знаем, что тебе не нравится иметь равного, Фейнит. Скажи мне, он правда знает, как сильно тебе нравились визиты ко мне? Что на самом деле означали все эти командировки, в мельчайших деталях?
— Я ни перед кем не отчитываюсь, Калеб. Я делаю то, что хочу делать. Помолвлена или нет.
— Джарин никогда не удовлетворит тебя, Фейнит. Он даже близко не подойдёт к тому, что я могу сделать. И ты это знаешь.
— Ему это не понадобится. Потому что ты и дальше будешь меня удовлетворять, Калеб. Как всегда. Это не должно ничего менять.
Калеб отстранился, повернулся к ней спиной и зашагал прочь.
— Ты так много принимаешь как должное.
— Нам не обязательно быть одного происхождения, чтобы хотеть друг друга, Калеб.
— Только потому, что новизна исчезла бы, если бы мы были такими, — Калеб повернулся и встретился с ней взглядом. — Мы оба знаем, что я больше не был бы так привлекателен, если бы ты не могла запятнать себя тем, что была со мной.
Фейнит шагнула к нему.
— Я хочу тебя таким, какой ты есть, а не то, что ты есть, — она остановилась в нескольких сантиметрах от него. — Помолвлена с Джарином или нет, ты всё равно сможешь дать мне всё, что я захочу. И оставаясь помолвленной с ним, только усугубит это.
Она прижалась к нему своим стройным, твёрдым телом, телом, которое он исследовал всеми возможными способами.
— И я знаю, как сильно тебе нравится иметь то, чего тебе не следует иметь.
Она расстегнула молнию на его брюках и просунула руку под трусы. Это был захват, который когда-то был увлекающим и провокационным. Он любил её уверенность, её сексуальное мастерство и её желание к нему. И она хотела его. Глубже, чем она когда-либо признавала. Глубже, чем она когда-либо могла признать.
 
Но вместо того, чтобы почувствовать эту искру, когда она прикоснулась к нему, он почувствовал оцепенение. Когда она поцеловала его в шею, а потом скользнула языком к уху, образы того, что он сделал, снова промелькнули у него перед глазами. Развратные вещи, которыми они оба наслаждались, теперь заставляли его кровь стынуть в жилах.
— Хотя тебе, возможно, трудно в это поверить, у меня на уме и другие вещи, кроме тебя, Фейнит.
— Но нет ничего важнее меня. Я единственная, о чём ты сейчас должен думать.
Она сжала его, но затем отпустила, убрав руку из его трусов. Она выгнула бровь.
— Тебе очень трудно угодить сегодня вечером.
Он отстранился, застегнул джинсы и прислонился к спинке дивана, скрестив руки на груди.
— Ты совершила большую ошибку, рассказав Джейку, не говоря уже об угрозах в его адрес.
Она слегка приподняла свои светлые брови.
— Так вот из-за чего сейчас это плохое настроение? Ты же знаешь, что я бы никогда на самом деле не причинила ему вреда.
— Ты уже это сделала.
— Тогда тебе не следовало строить из себя недотрогу. Я не могу допустить, чтобы ты меня так унижал, и не допущу. Я всего лишь пытаюсь помочь тебе. Ты знаешь, сколько у тебя будет неприятностей, если об этом узнает Высший Орден. Сколько у меня будет проблем, если кто-нибудь узнает, что я здесь. Я хотела дать тебе шанс. Я делаю это для тебя.
— Конечно, так и есть, — сказал он. — Такая же самоотверженная, как всегда.
— Высший Орден…
— Долбаный Высший Ордер.
— Я знаю, как ты к ним относишься, Калеб. Знаю, как сильно это тебя расстраивает. Я знаю, что ты не согласен со многим из того, о чём мы говорим, но речь идёт о том, что уместно.
— О том, чтобы держать нас, мелких сошек, на месте, верно?
— Смешивание недопустимо. Ты знаешь, что родословная должна быть сохранена. Ослабь нашу родословную, и мы ослабим наше дело.
Он резко выдохнул.
— Не прячься за этим, Фейнит. Ты презираешь некоторые обычаи Ордена так же сильно, как и я. Вы не беспокоитесь о родословной; вы просто беспокоитесь об ослаблении своей репутации… потере своего места, своего влияния, своей власти. Ни от чего из этого ты не захотела бы отказаться ради меня.
— Я отдавалась тебе снова и снова, как никому другому. Разве этого недостаточно?
— Нет, Фейнит, не достаточно. Но я подумаю о том, чего будет достаточно.
Фейнит раздраженно сузила глаза. Она упёрла руки в бока, её гнев начал выходить наружу.
— Так вот в чём дело, Калеб? Шантаж? Так вот почему ты её держишь?
— Давай же, Фейнит. Ты явно хочешь её. Очень хочешь её. Для меня в этом должно быть что-то большее, чем просто передача её в чужие руки.
— Не заставляй меня забирать её у тебя.
— Я убью её раньше, чем ты приблизишься к ней на расстояние шести метров. Полагаю, она нужна тебе живой?
Он увидел, как вспыхнули её глаза. Впервые она почувствовала беспокойство. Её выбили из колеи, потому что она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он говорит серьёзно, и что он не блефует. Она хотела живую Лейлу. Выражение её глаз сказало ему, что она нужна ей живой, и это было преимущество, за которое ему нужно было держаться.
— Скажи мне, Фейнит, почему Высший Орден изменил правила убийства серрин? Этому никогда не было объяснения.
Она нахмурилась.
— И, как я уже говорила тебе раньше, эти проблемы тебя не касаются.
— Теперь касаются. То, что ты играешь так осторожно, говорит мне о том, что ты, должно быть, сильно хочешь её. Почему?
— Просто отдай её мне, Калеб.
Он скрестил руки на груди.
— Всегда патовая ситуация, не так ли, Фейнит?
— Ты знаешь ей цену. Это не такой уж большой секрет. На её крови можно заработать денег. Мы не можем рисковать тем, что она попадёт на чёрный рынок на улицах.